Человек маркизы - Ян Вайлер

Он сел за руль и взял с заднего сиденья большую кассовую книгу в тканевом переплёте.

– Ну? Что было?

– Момент, – сказал он, взял ручку, полистал гроссбух и, найдя нужную страницу, что-то туда вписал. Надел колпачок на ручку, смущённо посмотрел на меня и сказал:

– Частичный успех. В одной квартире никого нет дома, а в другой сказали, что нет денег на такую роскошь.

– О, жаль, это обидно, – сказала я.

Рабочий день начался сразу с двух отказов.

– Ничего обидного. Потому что где-нибудь кто-то окажется дома. И, кстати, с деньгами всегда что-то может измениться. Получат наследство, выиграют в лотерею. Получат премию. И смогут себе это позволить.

И первое, чего тогда люди пожелают себе, это коричнево-оранжевая гэдээровская маркиза от Рональда Папена, подумала я. И улыбнулась.

Он уже положил ладонь на ручку дверцы, чтобы отправиться к следующему дому. Там было три голых балкона.

– Ну, я пошёл дальше.

Когда он ушёл, я сунулась на заднее сиденье и завладела кассовой книгой. Одной из семи, лежавших там. Я раскрыла её, туда были педантично вписаны все до одного визиты минувших четырнадцати лет. Система Папена была проста и логична. Каждый гроссбух содержал несколько городов, расположенных по номеру почтового индекса. Под ними он вписывал улицы, где побывал, а ниже – номера домов. Сбоку стояла дата посещения и результат, который он вписывал сокращённо: «Н» означала «нет». Или, может, «нуль», «не нужно». Целые страницы «Нет». В правую графу он вписывал примечание. Чаще всего графа пустовала, но иногда там стоял год. 2007. 2008. Это, пожалуй, означало, что в означенный год он снова собирался нанести туда визит. Или дата была уже в прошлом. Минувшие даты были перечёркнуты, я проследила по ним, что второй раз он посещал старые адреса безуспешно.

Нет. Нет. Нет. Тысячи раз. Потом я наткнулась на первое «Д». «Договор»? Или «Добро»? В графах справа следовали детали продажи. Размер маркизы, фамилия клиента, цена товара. На каждые несколько страниц приходилась одна «Д». Как колючий кустарник в пустыне.

Отец вернулся. Открыл дверцу, сел, взял у меня гроссбух, улыбнулся и написал: «Н», «Н», «Н».

– Ты не проголодалась? – радостно спросил он. – Там в пакете бутерброды. И вода!

Я помотала головой.

– Знаешь что? А я себе позволю один. – Он порылся в пластиковом пакете и выудил бутерброд с сыром, завёрнутый в плёнку. Принялся его есть, щурясь на залитую солнцем улицу. Была ещё только первая половина дня, а жара уже градусов тридцать. – Мы могли бы в какие-то дни привязать к обеденному перерыву бассейн, – предложил он.

Отпил глоток воды и снова вышел, чтобы продолжить свою атаку на реальность.

По улице маленькие девочки катались на велосипеде. Их родители, наверное, не могли себе позволить поехать с ними в отпуск. Ни на Мальорку, ни тем более в Майами. Там сейчас было раннее утро, и Хейко, мама и Джеффри, наверное, ещё спали. Проснувшись, они станут выбирать себе одежду на день, вероятно, белое с голубым или розовым, а сверху маечку с узором косичкой, и бейсболку. Пойдут на завтрак, и Хейко будет жаловаться на американский обычай подавать ледяную воду в гигантских пластиковых стаканах. И я была бы с ними и воткнула бы наушники своего айпода в ушные раковины так глубоко, чтобы не слышать блеянья Хейко, и только видела бы, как беззвучно шевелятся его губы. Иногда я синхронизировала его с новым текстом, который я выдумывала себе, глядя, как он размахивает своим стаканом и покрикивает на официанта. «Посмотрите сюда, месьё. На моём бокале губная помада. И вообще, почему в нём куриный бульон? Подите и четвертуйте повара. И приведите мне сюда премьер-министра». И я смеялась от этого представления.

Тут Папен вернулся.

– Чем это ты развлекаешься?

– Да так, подумала о смешном. У тебя опять ничего?

– «Ничего» – я бы так не сказал. Я только что был там почти внутри.

– Почти внутри? То есть в квартире?

– Да, это почти «Д». Если ты очутился внутри, то решение – уже дело формальности. Но войти внутрь непросто. Лишь немногие люди открывают на спонтанный звонок. Всегда что-нибудь или варится на плите, или тётя висит на телефоне, или у неё бигуди в волосах. Или к ним уже кто-то пришёл. Однажды меня впустила женщина, а на диване уже сидел представитель газонокосилок. При этом у неё даже сада не было. Неслыханное дело.

Он засмеялся и снова отпил глоток.

– По крайней мере, это решающий момент – войти в квартиру. Если ты уже внутри, остальное, как правило, уже детская игра.

Это показалось мне преувеличением, как раз принимая во внимание малость пометок «Д» в его книгах. Папен снова взял гроссбух. Вписал одну «Н» и ещё одну «Н», правда, с пометкой повторить посещение через год. Это было там, где он чуть было не вошёл внутрь.

– Допустим, ты в квартире, и что потом?

– Чаще всего мы идём на балкон. И потом к дивану в гостиной. Я тогда достаю свои образцы и делаю предложение. Декор «Мумбай» или декор «Копенгаген». Это я сам придумал. Это звучит лучше, чем «оранжево-коричневый» и «сине-зелёный», ты не находишь?

В этом он был несомненно прав, хотя сам декор не становился от этого лучше.

– А иногда я могу реализовать и ещё одну из моих идей.

– И что у тебя за идеи?

– Я тебе дома покажу. Изобретения для лучшего мира, я бы так это назвал. Да, по крайней мере, когда есть кофе и печенье, готовность к приобретению повышается.

– А бывали у тебя когда-нибудь по-настоящему опасные ситуации?

Папен задумался.

– Ну да, однажды заявился домой муж. Он принял меня за кого-то вроде любовника. Меня – подумать только!

Да. Действительно.

– Он сразу наорал на жену: мол, а это что опять за тип? Мол, стоит только отлучиться на часок. Я тут же встал, сгрёб свои образцы и сказал: «Я человек маркизы». А мужик такой: «Недавно был жестянщик, в прошлом году мастер по стиральным машинам, а теперь человек с маркизами. Я вас убью». Женщина подняла крик, я метнулся к выходу, а он за мной с ножом для чистки картошки. Я еле успел запрыгнуть в машину. В ней и по сей день вмятина, это он пнул в дверцу.

Эта история его развеселила.

– И пару раз был покусан.

– Я тоже не люблю собак.

– Я люблю, но эта любовь, к сожалению, без взаимности. Да и не всегда это были собаки. Один раз кошка укусила. И ещё птицы. Бывают птицы – хуже всякого ротвейлера.

– Ага. А рыбы?

– Нет.