На остановке у сгоревшей березы - Светлана Мосолова

Горько стало от невозможности как-то защитить этого чужого маленького человека. На сердце потяжелело. Она отвернулась к окну, чтобы скрыть гримасу боли на лице. Выдохнув и перетерпев приступ, обернулась. Он все еще стоял, напряженный, готовый убежать в любую минуту.

— Как скажешь, — стараясь казаться безразличной, произнесла и спокойно добавила, — если не хочешь сидеть, с собой возьми, мне не жалко.

Она подняла руку к столу. Он дернулся.

«Били его, — сразу пришла в голову мысль, — руки боится».

Собрала со стола печеного, завернула в пакет, протянула мальчику.

— Возьми. Булочки все свежие, тебе понравятся.

Не успела протянуть руку, он вмиг выхватил пакет и быстро, боком, как заходил, выскользнул в коридор и пропал.

Она достала сердечные капли. Выпила, постаралась успокоиться, коря себя за этот глупый приступ жалости к чужому ребенку. «Всех не пережалеешь», — опять как внушение повторила, стараясь поскорее забыть этот дорожный эпизод.

За окном стемнело. Она расстелила белье, собираясь ложиться, когда он тенью появился опять. Встал вплотную к двери, смотря мимо нее, небрежно сказал.

— Не наврала ты. Такие пышные булки достались. От пуза наелся. Если бы тот громила последнюю не вырвал, можит, вообще бы животом маялся. Пережрал бы. Так бывает, я знаю.

Она прилегла на постель, согласилась.

— Бывает, ты прав. Жевать нужно. А ты, наверно, сразу в рот толкал да глотал, не прожевывая.

Ребенок вздохнул.

— Некогда жевать. Кишки к животу прилипали от голода. Да боялся, что отнимут.

— Вот видишь. А я тебе говорила, поешь со мной.

Он молча сопел.

Она позвала.

— Иди присядь. Дверь чуть прикрой и говори негромко, бабушка спит.

Он усмехнулся.

— Таких бабушек говором не разбудишь, я знаю…

Он покосился на спящую, потоптался и присел к ней в ноги на полку. Как только сел, видимо, что-то важное решив, сразу зашептал ей громким шепотом:

— Я, тетынька, уж который раз мимо тут прохожу, да ты не замечала. Ишшо наряды проходют, стеречься приходится. А мне, тетынька, ох как нужно доехать. Никак не можно, чтобы меня с поезда сняли!

— Ты безбилетником едешь? — тихо и спокойно спросила Таня.

— Ну да. Очень мне до деда доехать нужно, — опять горячо зашептал он, — я уж в третий раз еду. Теперь никак нельзя попасться… Я уж присмотрел тута. Наверху, где багаж ставят, спрятаюсь, а ты, тетынька, меня не выдавай. Они всего раз по дороге проверяют, да и то не так уж строго. Можно сховаться…

Таня смотрела в полумраке на это детское лицо, слушала шепот, доверяющий ей теперь свою судьбу. Присела рядом с ним и сказала:

— Может, и получится у тебя спрятаться. А может, и в третий раз снимут с поезда. Ненадежный твой план.

— Другого нет, — буркнул он, и глаза, горевшие надеждой, сразу потухли, — не хочешь спрятать, не нада. Я все равно, хоть на крыше, хоть в ящике, а в этот раз добирусь.

Она возразила.

— С чего ты взял, что я не хочу помочь тебе? Если ты уже попал в поезд, нужно что-то умное придумать, чтобы доехать благополучно.

— Чего уж тут придумаешь, — вздохнул ребенок.

— Вот что мы сделаем. Ты посиди тут немножко, подожди, я сейчас вернусь…

Он вдруг схватил ее за запястье двумя руками, хрипло прошептал:

— Сдашь меня?!

— Нет, не сдам. Попробую поговорить с проводницей, чтобы мы с тобой доехали до места спокойно, без приключений.

Он хмыкнул.

— Она деньги запросит.

Таня не ответила, встала и повторила ему:

— Не выходи, сиди тихо и жди меня.

С пожилой проводницей договорилась быстро. Заплатила за четвертое место и ей сказали, что она может ехать со своим племянником спокойно и уверенно. Вернувшись в купе встретила его напряженный взгляд.

— Как тебя зовут, — хитровато улыбаясь, спросила она.

— Полное имя у меня Рыба Андрей Палыч, — быстро ответил он.

Таня присела, притянула его за руку, пряча довольную улыбку, сказала:

— Вот что, Андрей Палыч, залезай наверх, стели себе постель и укладывайся спокойно спать. Надеюсь, ты не храпишь и не падаешь с кроватей.

Андрейка отвернулся и всхлипнул. Таня слегка похлопала его по плечу.

— Поднимайся на свою полку и там уже хочешь плачь от радости, хочешь тихо песни пой. А я хочу спать. Нам долго ехать, успеем поговорить.

Мальчик, не глядя на нее, пыхтя, полез на верхнюю полку, а через пять минут она уже слышала его ровное дыхание.

Проснулась, когда солнце уже начало вставать, и его первые лучи словно охватывали всю линию горизонта. Бабушка сошла на своей станции еще ночью. Таня поднялась, проверить Андрейку, но полка оказалась пустой. Подумала, что он очень тихо двигается, если она не услышала, как спускается и открывает дверь, ведь спит она довольно чутко. Через несколько минут неприятная тревога заставила проверить сумку. Все было на месте. Она прошла к туалету, но и там никого не оказалось. Не зная, что думать, присела к окну, тревожно прислушиваясь к шуму в коридоре. Он появился через час с пакетом конфет в руках и довольной улыбкой.

— Хотел сюрприз сделать, под подушку конфеты засунуть, а ты уже встала, — улыбаясь вздохнул он и положил пакет на столик.

Первое, что почувствовала, была радость увидеть его снова. Уже после этого, когда заметила купюры, выпавшие из кармана и небрежно засунутые им обратно, сознание, что сначала украл деньги, а потом купил для нее эти конфеты, заставило нахмуриться, она почти открыла рот, чтобы высказать возмущение. Андрейка моментально среагировал на ее недовольный вид, насупился, напрягся, закрылся. И Татьяна женским чутьем уловив этот миг, поругала себя мысленно: «Эх, воспитатель непутевый, чуть не испортила все дело».

Подавив в себе негатив, с любопытством открыла пакет, взяла одну конфету, улыбнулась ему.

— Ты прямо фокусник. Мои любимые батончики купил.

Мальчик недоверчиво посмотрелся на нее, поверил и опять широко улыбнулся.

— На станции в буфете взял. Очеридь стояла, да я пролез. Они уже фасованные были, я хвать один пакет, а деньги на прилавок, да и пошел обратно. Даже никто не шумел.

— Здорово у тебя вышло. Только зря на станциях выходишь, опоздать к поезду можешь. Тогда уже точно дело твое плохо.

Он скривил в усмешке губы, удивляясь ее наивности.

— Паровоз сперва гудок дает, — жуя конфету, снисходительно объяснял он, — я услышу и побегу. А если свой вагон пропущу, могу в другой запрыгнуть.

Таня кивала головой, соглашалась. Сидела и думала, что не так-то и просто будет выбить из его головы воровские привычки, за короткую биографию так глубоко вросшие в сознание.

Ближе к вечеру, когда он с интересом смотрел