Путь улана. Воспоминания польского офицера. 1916-1918 - Ришард Болеславский

Но я не задумывался об этом. Меня не волновало, отдают солдаты честь или нет. Однако Шмиль думал иначе. В очередной раз заметив солдата, не отдавшего честь, он сквозь зубы цедил:

– Сукин сын! Красный! Мятежник!

В этих случаях его лошадь прижимала уши и, скосив на него глаз, словно спрашивала: «Что с вами? Ведь я так хорошо выполняю свою работу». И Шмиль, извиняясь за нервозность, гладил лошадиную шею и нежно шептал ей в ухо: «Не пугайся, Звездочка, все в порядке».

На окраине города располагался учебный плац. Две пехотные роты занимались строевой подготовкой и тренировались в стрельбе из винтовок. Мы решили не объезжать плац, а проехать прямо через него, чтобы внимательно рассмотреть «пыльных пешеходов». Ни мы со Шмилем, ни ординарцы не смогли сдержать смех. Занятия проводили два офицера, каждый со своей ротой. Рядом с офицерами стояли двое штатских, комиссары, в старых, изношенных пальто. Нелепые, жалкие фигуры. Съежившись, обхватив себя руками, они пытались согреться. Комиссары не разбирались в том, что происходило на плацу, и офицерам по ходу занятий приходилось все время давать им пояснения. С какой же целью комиссары присутствовали на плацу? Они следили за тем, чтобы офицеры не применяли неоправданную жестокость по отношению к солдатам и не гоняли их по пустякам. Иногда офицеры были безжалостны, особенно с новобранцами, которые не знали даже, где лево, где право.

Но то, что происходило на плацу, выглядело по меньшей мере нелепо. Офицер отдавал команду; солдаты лениво исполняли. Офицер приказал стрелять с колена. Солдаты медленно опустились на колено, а некоторые, словно герои фарса, расстелив шинели для большего комфорта, опустились на них. Офицеру потребовалось много времени, чтобы объяснить комиссару необходимость этого упражнения.

Мы остановились поблизости, чтобы послушать их разговор.

– Зачем вы заставляете солдат стрелять с колена? – спросил комиссар. – В современной войне солдаты воюют в окопах, где могут стоять в полный рост. В наступление они тоже идут в полный рост или передвигаются ползком. Опытные солдаты сказали мне, что никогда не стреляли с колена… Это бессмысленная тренировка… Толку никакого, а солдаты устают…

Солдатам надоело стоять на одном колене в снегу. Кто-то опустился на оба колена, некоторые сели в снег, а кто-то вообще встал.

– Солдат обязан уметь обращаться с винтовкой в любом положении и в любых обстоятельствах, – начал объяснять офицер. – В военном училище мы…

– Это консервативная точка зрения, товарищ офицер, – перебил его комиссар.

– А как же инструкции?

– Что для вас важнее, люди или правила?

– Люди, которые выполняют правила.

– Нет. Люди, у которых хватает ума, чтобы не придерживаться дурацких правил и инструкций.

Пока длился этот разговор, некоторые солдаты продолжали оставаться на коленях, терпеливо дожидаясь окончания спора. А вот наши лошади стали выражать нетерпение. Прежде чем я понял, что происходит, Шмиль подъехал к комиссару. Корнет явно задумал какую-то шалость.

Он отдал честь комиссару и серьезно сказал:

– Имею честь обратить ваше внимание, что наши лошади ведут себя плохо, роют копытами землю и будет неразумно заставлять драгоценную пехоту маршировать по этой грязи.

После этих слов он пришпорил лошадь и поскакал вперед. Мы следом за ним.

Город остался позади. Мы скакали по холмам и полям, мимо деревень и поселков. Мы наслаждались свежим, чистым воздухом. Нас радовало абсолютно все: быстрая езда, прекрасная погода. Мы улыбались встречным людям, и они останавливались и смотрели нам вслед. На фоне белого снега мы казались им, вероятно, яркими, экзотическими птицами. Я не жалел, что, послушав совета Шмиля, надел парадную форму. Внезапно Шмиль придержал лошадь. Мы последовали его примеру. Перед нами был небольшой хутор. У дверей жилого дома стояли три молодые девушки. Мы замедлили шаг, давая им возможность восхититься бравыми уланами.

– Бог в помощь, – улыбаясь, сказал Шмиль.

– Мы не работаем, так почему же Бог должен нам помогать? – засмеялись девушки.

– Что ж, мы можем заставить вас поработать.

– Нет, не сможете. Мы убежим от вас.

– А мы вас поймаем: у нас быстрые лошади.

– Но вы не сможете поймать нас в доме.

– Но вы же не выгоните нас из дома. Это будет неучтиво с вашей стороны.

– Нет, мы не выгоним вас, но не будем разговаривать.

– А я и не прошу вас разговаривать со мной.

– Что же вам тогда надо?

– Может, только поцелуй.

– Но зачем тогда заходить в дом?

Девушки рассмеялись, довольные своей смелостью.

Шмиль, сидя в седле, наклонился к прелестной черноглазой девушке:

– Отлично, давайте…

Ему не удалось закончить фразу, как девушки упорхнули в дом.

– Никогда не говори с девушками о поцелуях, Шмиль, просто целуй их, и все.

– Да ладно. Не получилось с этими – получится с другими. Поехали.

Мы тронули поводья.

– Подождите! – раздался звонкий крик.

Одна из девушек стояла в открытых дверях и призывно махала нам рукой. Мы повернули обратно. Девушки вышли из дома, держа в руках кувшин с теплым молоком и несколько кусков пирога с капустой.

– Это чтобы вы не думали, что мы незнакомы с законами гостеприимства, – сказала черноглазая.

Мы спешились и вчетвером быстро расправились с молоком и пирогом. Мы разделили с ординарцами все, кроме сладкого. А на сладкое мы вырвали у девушек поцелуи. Перед тем как отъехать, Шмиль спросил у черноглазой:

– Ты так мила со всеми проезжающими мимо незнакомцами?

– О, конечно нет. Вы первые революционные солдаты, появившиеся у нашего дома, и мы не могли не оказать вам должного приема.

– Почему вы решили, что мы революционные солдаты?

– Но на вас же красные фуражки!

Пришла моя очередь смеяться над Шмилем. Даже лошади смеялись над корнетом. Но надо признать, что он сам громче всех смеялся над собой. Мы уже давно отъехали от дома, а Шмиль все никак не мог успокоиться.

Мы быстро проскочили замерзшую речушку и въехали в красивую березовую рощу. Ветер шумел в ветвях, и стволы деревьев, покачиваясь, скрипели, словно переговаривались друг с другом.

Неожиданно сквозь шум деревьев до нас донеслись звуки песен. Разных песен, на незнакомых языках.

В просветах между деревьями мы увидели военнопленных, валивших лес. Три немолодых солдата-резервиста охраняли порядка трехсот человек. Здесь были венгры и австрийцы, тирольцы и хорваты, несколько немцев. Они переговаривались, пели и спорили, взбудораженные политическими новостями, которыми их снабжали крестьяне. Наступил полдень, и я предложил Шмилю немного передохнуть.

Мы спешились. Ординарцы привязали лошадей и задали им корм, а мы из-за деревьев стали наблюдать за работой военнопленных.