Посол эмира - Клыч Мамедович Кулиев

на язык пушту, поднял руку. Он пытался успокоить толпу. Поднеся ко рту рупор, он кричал о том, что приговоренные к смертной казни — дезертиры. Они не только дезертировали с военной службы, но еще и увели с собой силой английского офицера…

— За посягательство на священную корону Великобритании они будут расстреляны из пушек! — дрожащим голосом выкрикнул он. — Та же участь ожидает любого, кто попытается сотрудничать с Османом-ханом.

Генерал резко вздернул правую руку — это был сигнал к готовности. Многие из тех, кто стоял в толпе, отвернулись, другие заткнули ладонями уши. Генерал так же резко опустил руку, орудия грохнули, — два тела, едва различимые в клубах черного дыма, взлетели на воздух и окровавленными клочьями шлепнулись о землю.

Страшный вопль вырвался из толпы и повис над поляной, люди сжимали кулаки, ругались, кусали губы…

Кровавое зрелище завершилось.

Я стоял в стороне и дрожал от бессилия, возмущения, ужаса. Я все еще не мог до конца поверить в то, что увидел своими глазами.

Народ стал медленно расходиться. Головы были опущены, точно людям стыдно было глядеть в глаза друг другу.

Мне пора было возвращаться к Махмуду-мулле, но ноги не повиновались. Пожалуй, он был прав, когда не советовал мне присутствовать при казни. Но я не мог не пойти — я хотел в эту трагическую минуту быть вместе с народом. Впрочем, мне не верилось, что объявленная казнь состоится, это невозможно было себе представить.

Мысленно кляня офицеров, все еще толпившихся вокруг старого генерала, я, с трудом переставляя ноги, двинулся в путь и тут услышал у себя за спиной тихий голос:

— Здравствуйте, господин капитан.

Я вздрогнул, точно ощутил на своем теле змею, и искоса глянул на незнакомца. А он, не переставая курить и отводя от меня глаза, так же тихо сказал:

— Пойдемте… По пути познакомимся и поговорим…

Мы пошли рядом, я и этот человек — невысокий, худой, с лицом, чуть не сплошь поросшим черной щетиной. Лишь губы его да нежная кожа вокруг глаз оставались открытыми. Вообще же всем своим обликом и одеждой он смахивал на индийского торговца, и я подумал, что, пожалуй, так и есть: это — торговец, из тех, что часто наезжают в Кабул.

— Не узнаете? — спросил он после долгого молчания.

— Нет.

— Посмотрите повнимательнее.

Я остановился и уставился на своего спутника. Пожалуй, глаза его, чуть улыбающиеся, действительно показались мне знакомыми, но в остальном… Нет, я видел его впервые! И это начинало всерьез тревожить.

— Мы никогда не виделись, — твердо сказал я.

— Вы думаете? — Он, кажется, уловил мое волнение, но сказал с легким укором: — Разведчик должен иметь хорошую память, а ведь вы к тому же не из рядовых разведчиков, вы — один из самых надежных у эмира. Не случайно же на вас одежда крестьянина, и борода отпущена, я думаю, не ради красоты, и усы тоже…

Я резко остановился и спросил напрямик:

— Какое у вас ко мне дело?

— Дело? — переспросил незнакомец и слегка, одними только глазами, улыбнулся. — Собственно, никакого особенного дела нет, просто я хотел бы возобновить наше знакомство. — Настороженно оглянувшись вокруг, он тихо добавил: — Меня зовут Низамуддин-хан. Может, помните это имя?

— Вот оно что! — удивленно воскликнул я. — Ну как же, как же, теперь вспомнил! Вас не просто узнать. Мы, если не ошибаюсь, познакомились у его величества эмира, когда его навестил маулана[26] Баракатулла? Но тогда лишь поздоровались, для разговора не было времени. Я ушел, а вы остались с капитаном Ахмедом.

— Да, да, именно так все и было.

— Хорошая же у вас память! Я бы прошел мимо вас, даже не оглянувшись…

— А я вас сразу узнал, с первого взгляда. По глазам.

На сердце у меня стало легче. В первый момент, признаться, человек показался мне подозрительным, а сейчас — будто друга встретил! Я знал, что индийские революционеры ведут в Кабуле борьбу с англичанами и в 1915 году они организовали Временное правительство Индии. Его президентом был Махендра Пратап, а премьер-министром — маулана Мухаммед Баракатулла. Как только в России победила революция, в начале восемнадцатого года, Пратап выехал в Ташкент — просить большевиков помочь Индии избавиться от колониализма.

Мухаммед Баракатулла часто навещал эмира Амануллу-хана и подолгу беседовал с ним. Маулана был очень располагающим, простым человеком, прекрасно знал восточную и европейскую литературу, и слушать его всегда было интересно. По совету эмира он тоже выехал в Ташкент в надежде встретиться с Лениным.

Из разговора с Низамуддином легко было понять, что он был близким человеком маулана Баракатуллы, и это сразу расположило меня к нему, развеяло какие бы то ни было сомнения.

Мы медленно шли переулками и тихо беседовали. Потом Низамуддин закурил и сказал:

— Поедем ко мне… Я живу в Ване, неплохо устроился — я ведь приехал в Вазиристан до вас. Немного отдохнете, поговорим…

Да, поговорить с Низамуддином мне действительно хотелось, — мы ведь оказались одного поля ягодой: он прибыл сюда тоже для борьбы с англичанами. Но время было позднее, а заночевать у Низамуддина я не мог, опасаясь, что Махмуд-мулла будет волноваться. И я остановился в нерешительности, размышляя, как поступить. Уловив мои колебания, Низамуддин спросил:

— Вы чем-то заняты сегодня? Или просто не решаетесь?

— Да нет, спасибо за приглашение, но хозяева дома, где меня приютили, будут встревожены. Я обещал вернуться еще засветло.

— А кто эти люди, если не секрет?

— Знакомые наших друзей. Это в селе Сарвара-хана.

— Ну, мы дадим им знать, — успокоил меня Низамуддин. — Я там знаком с отличным человеком — Махмудом-муллой. И вас познакомлю с удовольствием…

— Но мы знакомы! — воскликнул я, удивляясь тому, как тесен мир.

— Тем лучше, — спокойно принял эту новость Низамуддин и добавил: — А известно ли вам, что Махмуд-мулла — активный деятель халифатского движения?[27]

Нет, об этом я услышал впервые.

— Так поедем ко мне, а к Махмуду-мулле заедет один из моих друзей и предупредит.

И тут только оказалось, что совершенно незаметно для меня Низамуддина сопровождали двое его товарищей. Едва мы остановились, как они будто из-под земли выросли. Низамуддин познакомил нас и одного из них послал к Махмуду-мулле. В тихом зеленом тупичке стояли три лошади. Распутав им ноги, мы оседлали их и тронулись в путь: впереди, близко друг к другу, мы с Низамуддином, а на порядочном расстоянии от нас — один из его людей, вроде бы просто случайный попутчик, ничего общего с нами не имеющий.

Низамуддин снова закурил, предложил папиросу и мне и затем спросил:

— А раньше вы видели генерала Кокса?

— Кокса? — Я не понял, о ком он говорит. — Это кто же такой?