Первые четыре века христианства - Андрей Николаевич Муравьев

только семнадцать Христиан. Григорий просил себе у Федима хотя краткое время для размышления о догматах веры, во избежание лести еретической, и молил Бога ниспослать ему свыше откровение истины. Во глубине ночи погруженный в божественные созерцания, внезапно увидел он пред собою величественного старца и потом светозарную Жену, которая повелевала старцу внушить истины веры новому епископу. Григорий с трепетом познал из их таинственной беседы евангелиста Иоанна и Пречистую Матерь воплощенного Бога и в то же мгновение начертал изложение веры, которое навсегда сохранилось в Церкви Неокесарийской: «Един Бог Отец Слова живого, Премудрости самосущей, силы и образа вечного; совершенный Родитель Совершенного, Отец Сына единородного. Един Господь, единый от единого, Бог от Бога, образ и выражение Божества, Слово действенное, мудрость, содержащая состав всего, зиждительная сила всего сотворенного и сила, сотворившая все созданное, истинный Сын истинного Отца, невидимый невидимого, нетленный нетленного, бессмертный бессмертного, вечный вечного. И един Дух Святой, от Бога исходящий, посредством Сына явившийся, то есть людям жизнь, в которой причина живущих, святой источник, святыня, подающая освящение. Им является Бог Отец, Который над всем и во всем, и Бог Сын, Который чрез все, Троица совершенная, славою и вечностию и царством нераздельная и неразлучная. Почему нет в Троице ни сотворенного, ни служебного, ни привходящего, чего бы прежде не было и что вошло бы после; ни Отец никогда не был без Сына, ни Сын без Духа; но Троица непреложна, неизменна и всегда одна и та же».

Григорий оставил свое уединение для проповеди Слова Божия, и святость жизни его обнаружилась столькими чудесами, что современники назвали его Чудотворцем. На пути в свою языческую паству, застигнутый бурною ночью, взошел он в храм идольский, и демоны бежали от его молитв. Лишенный оракула, жрец грозил ему судом, если не возвратит богов в обычное их жилище, и как бы устрашенный, епископ написал три слова на хартии: «Григорий сатане — вниди», чтобы, удовлетворив нечистому желанию жреца, обратить его к чистому Богопознанию. Изумленный служитель демонов сделался учеником обладавшего над ними, и молвою о том подвигся весь народ Неокесарийский в сретение будущему своему пастырю: но удивился, видя убожество такого мужа, который не имел даже приюта в целом городе; богатейший из граждан предложил ему дом свой. Еще день не склонился к вечеру, как уже многие познали свет невечерний Христа, и наутро множество исцеленных всякого возраста сделались, в свой черед, проповедниками; скоро соорудилась общими силами церковь, которая уцелела посреди многих землетрясений и гонений. Григорий сделался советом и судьею народа: два брата, спорившие о наследстве отца за воды озера, не хотели примириться по увещанию пастыря; они вооружились к бою, и в одну ночь иссохло их озеро. Река Лик опустошала наводнениями окрестность, разбивая все плотины; Григорий, по просьбе народа, с молитвою водрузил свой посох на оплоте земли, и посох разросся древом, укрепившим оплот.

Однажды Евреи хотели употребить во зло милосердие святителя и, положив на пути его одного из братии своих, сотворили над ним плач, как бы над усопшим, и просили у мимоидущего мертвенного покрывала. Григорий снял с себя мантию, накрыл мнимого мертвеца и, сотворив о нем молитву, прошел далее: со смехом стали подымать лежавшего Евреи, но уже не могли возбудить от смерти; молитва епископа обратила их притворство в истину.

Не одна Неокесария, но и окрестные города призваны им были к Христианству и прияли от руки его епископов. Команы просили себе пастыря и представляли ему самых почетных граждан, но ни на одного из них не пал выбор того, кто искал внутренних достоинств, а не внешних. Тогда некто из старейшин насмешливо предложил Григорию избрать угольника именем Александр и указал его в толпе, покрытого сажею и рубищем, как свойственно его промыслу; но к общему всех изумлению, ни Григорий, ни сам Александр не удивились такому странному предложению. Епископ втайне спросил ремесленника: кто он? И, убогий по виду, открыл ему глубокую тайну своего смирения, которое искало утаить совершенства Христианские под личиною угольного праха. Когда же святитель, наставив его в вере, велел омыть следы низкого ремесла и облечься в приличные одежды, все опять изумились нечаянной перемене Александра, восприявшего величественную наружность. Григорий рукоположил его к общей радости народа, и сей достойный пастырь был одною из первых жертв наступавшего гонения.

Готовились для сей жатвы и другие колосья, созревшие на двух первостепенных престолах Востока: Александр Иерусалимский и св. Вавила Антиохийский, Вавила, не допустивший убийцу юного кесаря Гордия, Филиппа, который овладел его державою и выдавал себя за христианина, вступить без покаяния в святилище, с царскою кровью на душе. И на западе, рукою провидения, возжегся яркий светильник в лице святого Киприана, одного из самых образованных мужей своего времени. После долгого размышления обратился он к Христианству и сам не переставал дивиться такой перемене, когда вспоминал, из какой глубокой тьмы воссиял ему внезапно божественный свет и как исчезли все его сомнения в благодатных водах крещения. С язычеством оставил он и свои земные богатства, которые роздал нищим, посвятив себя единственно изучению священных книг: Тертулиан был его любимым чтением. Молва народная о добродетелях юного Киприана открыла ему ранний путь к священству, вопреки правил и собственного желания, а единодушный выбор граждан столь же невольно поставил его на кафедру умершего епископа Карфагенского Доната.

Киприану открыто было о наступающем бедствии, посредством видения одного святого старца его паствы. Ему виделся отец семейства, имеющий одесную печального юношу, исполненного небесным гневом за нарушение заповедей Божиих, а по левую сторону стоял некто с раскинутой сетью, готовый уловить ею беспечный народ; ибо в таком небрежении находилась Церковь Христианская после долгого мира. Миряне, забыв нестяжание времен Апостольских, заботились только о приобретении имуществ, и им подражали клирики, а иногда и сами епископы. Нравственность начинала ослабевать, верные сообщались с язычниками; клятвы и преступления клятв, зависть и ненависть умножались, а нищая братия страдала голодом. Надлежало прийти искушению, чтобы опять как в горниле очистить Церковь, и оно пришло с воцарением Декия, который восстал против кесаря Филиппа, ибо тогда не иначе как кровью добывался престол Римский, и христиане пострадали опять за то, что им благоприятствовал предместник нового императора, подобно как при Максимине за благосклонность Александра Севера. Но жестокость и ужасы сего гонения превзошли бывшие прежде, потому что злоба на христиан возрастала с последними усилиями потрясенного ими язычества.

Глава 12. СЕДЬМОЕ ГОНЕНИЕ

250-й от Рождества Христова

Указы царские