От Андалусии до Нью-Йорка - Илья Исаевич Левит

— «раскаявшиеся» и «примиренные» с церковью еретики шли с зелеными свечами в надежде на небесное прощение. Иногда они были одеты в позорную одежду «санбенито», и потом, иногда годами, должны были носить ее. Она представляла собой что-то вроде балахона из мешковины, иногда разрисованного чертями. И даже после прекращения ношения санбенито его вывешивали в церкви, и была соответствующая надпись, чтобы все помнили о грехе такого-то. А он сам не мог в дальнейшем занимать почетные должности, носить оружие, красивую одежду и т. д. И у него конфисковывали часть имущества, обычно 20 % («на войну с Гранадой и иные благие дела»). К такому наказанию был приговорен дед св. Терезы (см. главу 19).

Но бывало, что брали и больше и в тюрьму отправляли на годы. Все, что инквизиционный суд присудил, рекомендовалось выполнять неукоснительно, иначе могли обвинить повторно впавшим в ересь, а тут уж прямая дорога была на костер. Бывали и более скандальные наказания. Осужденных могли заставить идти в покаянной процессии голыми до пояса. В том числе, и женщин. Тогда на эти дела смотрели не так, как сегодня, это считалось ужасным унижением для дамы. А уж если она была по происхождению мавританкой…

Ну а костры, на которые восходила сразу группа еретиков, приурочивали к праздникам. Кроме людей, бросали в огонь чучела тех, кто все-таки сумел бежать, или тех, кто умер. И тут надо сказать особо. У инквизиции и раньше была власть над мертвыми, но установился обычай не тревожить могилы, которым больше 40 лет. Торквемада с этим не считался, при нем разрывали любые могилы. И очень много. Бросали кости в костер вместе с соломенной куклой. Потом принимались за конфискацию наследства и очень тяжело унижали его потомство, по крайней мере, два поколения. То же полагалось и потомкам тех, кто горел живьем, и тех, кто сбежал и был сожжен «заочно». Это преследование потомков шокировало всех своей жестокостью, особенно если еретик был уже давно мертв. Но инквизиторы отвечали, что люди будут меньше грешить из страха, что пострадают их дети даже после их (грешников) смерти. В принципе, инквизиторы признавали, что может сгореть и невинный, оговоренный кем-нибудь и не выдержавший пыток. Что ж, ему воздастся на небесах. Кстати, напоминаю, что церковь не проливала крови — она просто выдавала еретика светской власти, а уж та организовывала костер. Но была еще одна щекотливая проблема: а если человек умер во время пытки? Это было нежелательно, но Торквемада этим мало смущался — невольный грех — инквизиторы отпускали его друг другу.

Кто же были жертвы? В огромном большинстве — мараны. У них было что брать. В Центральной-то Европе, после гибели катаров, еретики были все больше бедным людом. А тут…

Все же случалось, тащили в инквизицию и морисков (крещеных арабов). И представителей «сексуальных меньшинств». Долго спорили о христианах-ростовщиках — ведь это был грех, это только евреям дозволялось! Тут можно было и разжиться, но в конце концов решили, что они подвержены светскому суду.

Уже тогда все считали, что так как корень проблемы деньги, то если запретить конфискации — скиснет и инквизиция. Мараны умоляли Римских Пап вмешаться, тем более что Папы с этого ничего не имели, а их авторитет оказывался подорван — Торквемада абсолютно не считался с мнением Рима. Но Сикст IV и Иннокентий VIII протестовали очень вяло — и Собора боялись, и нельзя было слишком сильно нападать на «католических королей», которые единственные всерьез бились с маврами. Только Папа Александр VI действовал чуть более решительно, благо, Гранада уже пала. Я упомянул об этом в главе 23 и дальше еще об этом расскажу.

Глава двадцать пятая

Три пары голубей

Когда еще только ввели инквизицию в Севилье, многие стали думать, а что же из этого выйдет? И один известный каббалист дал наглядный ответ (может, это была попытка предупредить маранов, которые боялись открыто обратиться к нему за советом). Он выставил в своем окне три клетки. В одной сидели голуби живые-здоровые. И была там надпись: «Эти уедут первыми». Во второй — голуби были ощипаны, но живы и надпись: «Эти уедут вторыми». А третья пара была зажарена — «эти останутся».

Судя по письму из Барселоны, в 1484 году (см. главу 23) были среди маранов люди умные, которые, не теряя времени, быстро ликвидировали дела и благополучно смылись. Возможно, из-за спешки при ликвидации дел они понесли некоторые убытки, но, все-таки, уехали относительно благополучно. Но таких было немного. Большинство решило выждать. А вскоре вышли законы, запрещающие «новым христианам» выезжать без специального разрешения и грозившие страшными карами тем, кто попытается уехать, и тем, кто им в этом поможет. Тут все понятно. Уезжавшие могли прихватить с собой золото и т. д., и правительство этого не желало. Да и шумели они иногда в Риме. Но следует признать, что удерживали маранов в Испании в конце XV века не только эти законы. Большинство из этих людей все еще связывали свои планы на будущее с Испанией — страной, где они преуспели. Им казалось, что этот кошмар не продлится долго. Умрет, например, злой старик Торквемада, и жизнь войдет в прежнюю колею. «Надежда умирает последней». Это было удивительное время. Мараны Санчес и Сантангель — выходцы из богатейших семей Арагона, занимали видное положение при Дворе — ведь еще не было официального закона о «чистоте крови». А их кузены погибали в застенках инквизиции. Луис Сантангель нам скоро встретится.

Ну а некрещеные евреи? Жизнь еврея в 80-е годы XV века была явно спокойнее, чем у маранов. Я уже говорил, что некоторые из некрещеных евреев подвизались при Дворе. Не менее поразительно, что в Саламанкском университете (основан в XIII веке) в это время преподавал иудей[16]! И его там уважали за глубокие познания. Авраам Бен Закуто славился своими трудами по математике, астрономии и… истории. Труды свои писал он на древнееврейском, но их тут же переводили на испанский и латынь. И учились у него и евреи, и христиане, и мусульмане. Особенно прославился он определением угла наклона эклиптики (для знатоков астрономии). А его таблицы были бесценны для навигации.

Лирическое отступление

Перевод астрономических трудов Закуто (иногда пишут «Сакуто») на латынь, международный язык науки того времени, осуществил португальский еврей Жозе Визиньо. Этот человек начинал карьеру еще при Генрихе-Мореплавателе (см. главу 17). К описываемому времени он стал самым деятельным членом «математической хунты» — так называли в Португалии учреждение, ведавшее