Немой Голос - Василий Минский

врача. Взрывом у него оторвало левую руку. Рана, которую ему наспех перевязали боевые товарищи, казалась Йозефу Фишеру слишком серьезной, он отказался иметь с ним дело. Солдата слишком долго несли до госпиталя. Хирург понимал, что это будет пустой тратой драгоценного времени, за которое он сможет помочь другим. Этот человек уже был заочно мертв. Надо было лишь соблюсти формальности и освободить койку для тех, кого можно было еще спасти.

Воздух был пропитан сыростью, потом, гноем, едкими лекарствами и смертью. Периодически заходили санитары, выносили только что прооперированных и заменяли ими мертвецов. Морфина на всех не хватало, а потому многие попросту умирали от невыносимой боли.

За окнами грохотала канонада асторских артиллерийских орудий. Звенели зенитки, трещали станковые пулеметы и дополняли эту какофонию убийства винтовочные выстрелы и взрывы гранат. За сутки продвижения славитанских войск, они оказались слишком близко к фронту. Однако из штаба не посылали никакого приказа для их передислокации. Времени не было. Они должны были работать до последнего.

Лаура, молодая медсестра, бегала между койками, отыскивая тех, у кого были хоть какие-нибудь шансы на спасение. Меняла повязки, а некоторым счастливчикам, носившим звания унтер-офицеров, даже ставила уколы.

Еще только недавно учившаяся на втором курсе медицинской академии в провинциальном городке, для которой война была слишком далеко, она была мобилизована в начале прошлого года. Как и многих с ее потока, ее распределили между несколькими госпиталями по всему участку южного фронта. Здесь шли постоянные бои, смещавшие линию окоп то в одну, то в другую сторону, не более, чем на один километр. Выжженная земля, расколотые и искореженные деревья уже давно не вызывали у нее никаких чувств, как и плачущие, кричащие, молящие и умирающие солдаты. Как говорил ей Йозеф — всем помочь невозможно. Нам лишь нужно спасти тех, кто сможет и дальше сражаться. Возиться с инвалидами никто не хотел.

Такое расчетливое отношение к человеческим жизням не могло не сказаться на душевном состоянии девушки. Поначалу, она часто плакала от бессилья над очередным умершим в муках солдатом или офицером; проводила бессонные ночи в обнимку с подушкой, в которую не ревела, а орала в исступлении. Затем, начала много пить, доходя до беспамятства. В моменты затишья они собирались небольшой группой санитаров и медсестер и пили разбавленный с водой спирт, предназначавшийся для раненных. В один из таких вечеров кто-то предложил ей сигарету. Она всегда отказывалась, но в этот раз, глядя на своих товарищей, находивших в куреве спасение, Лаура не устояла. И теперь, каждый раз, когда ей выпадала минутка, когда не нужно было делать перевязки и носиться с горящей головой по палате, она курила прямо в комнате. В ней и так было не продохнуть, так что запах дыма просто растворялся в других, менее приятных, запахах.

Санитары занесли очередного калеку, у него было раздроблено бедро, белые осколки костей торчали во все стороны. Это был молодой парень, не больше двадцати лет с засаленными светлыми волосами и начавшими тускнеть серыми глазами. Он сжимал в руках коробку с противогазом, не давая санитарам отнять ее. Искоса взглянув на него, она отрицательно помотала головой. Мужчины вынесли его в коридор, свободных мест не было. Дальше пусть Йозеф решает его судьбу. Он был сейчас в операционной и вряд ли бы успел спасти его.

Фронт между тем, приближался с непоколебимостью линейного броненосца. Звуки разрывающихся снарядов разного калибра звучали все ближе, наводя страх на обитателей лазарета. Крики усиливались, морфина больше не было.

— Что там с отступлением? — Лаура схватила за рукав пробегавшего мимо санитара, — Мы тут все подохнем!

— Глухо, — бросил ей высокий широкоплечий здоровяк в грязном белом халате, — Ни одной весточки из штаба.

— Что говорит Йозеф? — с надеждой спросила медичка, глядя мужчине прямо в глаза.

— Ничего не говорит, он сейчас на операции, как закончит — можешь сама попробовать его поймать, — он побежал дальше по коридору.

Здание начало ощутимо подрагивать, стены и пол сотрясались от ежесекундных толчков. Никогда еще она не была так близко к фронту. В коридоре было полным-полно раненых, раскиданных то тут, то там. Кто-то плакал, прислоненный к стене, кто-то в агонии лежал на полу, так и не дождавшись врача. Достав из кармана халата пачку сигарет, Лаура закурила. Йозеф говорил, что дым прогревает легкие и даже рассказывал об его терапевтическом лечебном воздействии. Медсестре же сейчас он помогал хоть на мгновение собрать мысли в кучу и не присоединиться к умалишенным, обескровленным солдатам.

Наконец звуки взрывов начали стихать и когда, казалось, совсем исчезли, их место заняли странные глухие хлопки. А затем ударили с новой силой. На улице загудели набатные колокола, зазвучали гонги, заскрежетали металлические трещотки, когда вбежавший в открытую дверь обезумевший санитар закричал:

— Га-а-аз! Га-а-аз! Передай дальше! — его фигура исчезла в дверном проеме.

Выронив изо рта сигарету, она бросилась дальше по коридору, разнося эту весть, ее подхватили раненные и санитары. Все вмиг собрались.

Остановившись у шкафа со снаряжением, Лаура с ужасом увидела, что все противогазы были уже разобраны. Они предназначались только для персонала, но кажется кто-то из раненных, еще способных ходить, разобрали оставшиеся. В открытые окна и двери начал просачиваться ядовитый, желто-зеленый газ. Времени оставалось все меньше. Лаура начала бегать по коридорам в поиске противогаза. Мимо нее пробегали снаряженный санитары, разводя руками. Ни у кого не было второго. Становилось трудно дышать. Она знала, что, если сейчас же не найдет себе один — она станет трупом.

Неожиданно, вспышкой в голове, пронеслось воспоминание о раненном, не желавшем расстаться со своим противогазом. Нужно было отыскать его в коридоре, ему он уже все равно без надобности, а ее может спасти. Задыхаясь и уже почти ничего не видя из-за жжения и слез, она начала метаться среди умирающих солдат, пытаясь отыскать того самого. Он лежал почти у самого выхода, еще живой, но не способный самостоятельно надеть средство защиты.

Ни секунды не сомневаясь, она начала пытаться вырвать противогаз из его окоченевших рук. Однако тот не желал расставаться с ним, сжимая его из последних сил, как грааль. Загнанная в угол, она будто животное накинулась на него и начала бить несчастного в лицо своими маленькими кулаками. Превращая и без того изуродованное лицо солдата в кровавое месиво. Лишь его белые глаза, полные ужаса, непонимания и отчаяния, продолжали беспомощно смотреть на нее. У него не было сил продолжать схватку и выпустив наконец свою драгоценность, он бессильно обмяк. С какой радостью она надевала противогаз, с таким же ужасом она осознала, что уже