Немой Голос - Василий Минский

оторванными руками, ногами — они вопили, кричали, плакали, катаясь по земле, пока силы совсем не покидали их. Один из солдат, лишившийся головы пробежал пару метров и упал навзничь, как будто не понимая, что сейчас с ним произошло. Крики людей растворялись в пулеметных очередях, взрывах гранат и минометных обстрелах. Волной они нахлынули на единственную преграду отделявшею их от ворот завода по производству смертельного оружия. Завязался ближний бой, в котором больше не играло роли ни количество патронов, ни умение стрелять. Это был жестокий спектакль ненависти, крови и агонии.

Вот один из бунтовщиков пронзил застывшего с автоматом в руках зазубренным штыком, однако тот застрял в ребрах и заставил нападающего сбавить темп. Это было фатальной ошибкой — его тут же зарубили обычной саперной лопаткой. Ее лезвие рассекло бедолагу наискось, от плеча до груди. Но даже эта страшная картина, полная бессмысленного насилия не могла заставить Ивана повернуть назад.

Через несколько минут — все было кончено. Брошенные, как сломанные игрушки, повсюду лежали тела людей — свои и чужие. Иван отдал приказ о короткой передышке, попросил помочь раненным и принялся искать в своем заметно поредевшем отряде сапера. Наконец, вперед вышел молодой мужчина, лет двадцати пяти в военной форме, перепачканный кровью. Он старательно стирал ее со своего оружия.

— Сапер, значит? — каким-то чужим голосом переспросил его Иван, — Нам достался большой ящик мин. Нужно подорвать этот гадюшник и положить конец производству роботов.

— Как скажете, ваша светлость, — пожал плечами человек в форме ефрейтора, — Это займет у меня несколько часов. Громыхать будет так, что услышат в Ейсенрейхе.

— Отлично, выполнять. Вы трое — помогите ему с ящиком. Остальные — вольно.

В одном из многочисленных фешенебельных отелей почти на самой центральной площади разместился штаб, полевые командиры получили по личному номеру. В холле отеля был организован медпункт, куда согнали всех врачей, кого только смогли отыскать. Кто-то добровольно, а кто-то под дулом винтовки, все они были заняты ранами бунтовщиков. Афанасий Львович командовал возведением баррикад и строительством иных оборонительных сооружений. Утром ожидались новые кровопролитные сражения с правительственными войсками. Все надеялись, что дружественная танковая дивизия сумеет подоспеть раньше.

Взрыв застал их с Равенной на балконе одного из выделенных номеров. Они молча стояли, курили и смотрели на ночной город. Они поняли друг друга без слов — сапер закончил свое дело. А Иван, в свою очередь, свое. Он так долго ждал этого момента, ждал, когда с его сердца спадет тяжелый груз. Но этого почему-то не происходило. Наоборот, он чувствовал нарастающее напряжение, будто перед боем.

Обняв Равенну, он покрепче прижал ее к себе, пустота внутри все росла и росла, и ее необходимо было чем-то заполнить. Пусть даже и любовью к такой странной, немой девушке, которая была старше его на несколько лет.

Он потянулся губами к ее лицу, но она неожиданно остановила его. Замерев, Иван понял почему. Они стояли сейчас друг перед другом, грязные, залитые кровью и потом, с обожжёнными руками и измазанные в саже и копоти. Иван смутился, сделал шаг назад. Ухватив его за руку, девушка кивнула в сторону ванной.

Первой пошла она, на ходу скидывая с себя куртку, рубашку, ботинки, штаны, оставшись лишь в одном нижнем белье и своих темных очках. Иван не мог рассмотреть ее слишком хорошо, в тусклом лунном свете, ее хрупкая фигура, вильнув на прощание бедрами, исчезла в дверном проеме. Щелкнул выключатель, дверь закрылась.

Он сидел в нетерпении, не зная, чего он больше ждет, своей очереди принять душ или девушки. Наконец, дверь открылась, на пороге показалась Равенна, завернутая в длинное пушистое полотенце, скрывающее изящность ее фигуры. Она сделала несколько шагов, остановилась, указала Ивану на ванну. Тот замер, разглядывая ее длинные изящные ноги и думал только об одном, как он вернется и снимет с нее это дурацкое полотенце.

Встав под душ и включив воду, он почувствовал, как в нос ударил тяжелый, густой как масло, запах пота, крови и сигарет. Он буквально обволакивал его. Взяв мыло, Иван начал усиленно тереть себя мочалкой, пытаясь смыть с себя прошедший день. Мысли никак не хотели собираться в кучу, бросив это неблагодарное занятие. Он начал еще сильнее работать мочалкой, едва ли не до крови раздирая себе кожу, стараясь смыть пот, кровь, копоть, страх и смерть.

Выйдя из ванной, он обнаружил девушку откинувшейся в кресле, закинув ногу на ногу, совершенно обнаженной и медленно курящей сигарету. В тусклом свете ее бледная кожа переливалась перламутром. Маленькая грудь вздымалась, при каждом вздохе хозяйки. Заметив мужчину, та встала, продолжая курить и плавно подошла к нему. Прильнув к его телу, она поделилась с ним сигаретой. И он чувствовал в этом больше интимности, нежели в любом поцелуе или ласках. Затянувшись, он обнял ее, подхватил на руки и понес в сторону кровати.

Он нежно исследовал каждый уголок ее тела, испещренного шрамами, порезами, синяками и ссадинами. Они казались ему такими чужеродными, ведь не должно тело молодой девушки иметь на себе таких отметин жестокой жизни. Он гладил ее, нашептывая слова любви. С каждым словом дыра в сердце мужчины будто бы становилась все меньше и меньше, пока полностью не была занята теплом чужого тела. Ее изящные руки обвили его шею, приглашая к поцелую. Он не сопротивлялся, напротив, плыл по течению, не зная, куда оно его приведет.

Он гладил ее по шее, нежно коснулся щеки. Ее темные очки, с которыми она не желала расставаться даже в минуты близости, будто выдергивали его из неги. Ему так захотелось наконец стащить их с нее, увидеть блеск глаз и полностью раствориться в вожделении. Он сделал это в порыве страсти, не имея больше возможности бороться с искушением, отбросил их в сторону. Очки с характерным звуком упали на пол. А он так и замер, не в силах сказать ни слова.

На него смотрели два черных импланта, которые занимали все пространство глазных впадин. Они состояли из многочисленных металлических зубчатых колесиков, будто в старинных часах, которые медленно и плавно двигались, словно тикали внутри времени. Зрачки, стеклянные, ярко-голубые, светились изнутри, дополняя общую зловещую и таинственную картину.

Девушка замерла, дыхание ее, казалось, совсем остановилось. Глядя ему теперь глаза в глаза она тихо прошептала:

— Прости, Иван, — сказала она с ужасным асторским акцентом.

Глава 2. Часть 1

В переполненном полевом лазарете творился сущий ад. В палате, на жестяных койках без матрасов, кричали десятки человек. Один же тихо плакал и безрезультатно звал