Манящая корона - Борис Алексеевич Давыдов

– Пригрозил, что если он упрется и не раскроет рта, то утром вытолкаю его из ворот прямо на дорогу: ступай к демонам на все четыре стороны.

Глаза Хольга округлились от изумления. Он немигающим взглядом уставился на сотника, стараясь угадать: то ли Гумар бредит, то ли, услышав похвалу господина, подозрительно быстро возгордился и позволил себе неуместную шутку.

– Посудите сами, ваше сиятельство, что его ожидало! На дороге было бы полно народу, и до главаря шайки очень быстро дошло бы: он вышел на своих двоих, целехонький… Значит, раскололся и всю шайку заложил, по-другому и быть не может! А с предателями у разбойников разговор короткий. И оставалось тогда ему, рабу божьему, только зарезаться или удавиться, не то чертова Малютка кожу бы содрала уже с него…

Граф невольно почувствовал восхищение от такой железной и неопровержимой логики. В самом деле, разбойничий лазутчик, попавшийся графским стражникам, не имел ни малейшего шанса остаться в живых. А если его отпустили, то… Молодец, молодец, Гумар, каким светлым умом наградили боги этого простолюдина!

– Чем запугали разбойника – понятно, – одобрительно кивнул Хольг. – А вот что вы ему пообещали?

– Звание старшего десятника вашей стражи.

– Звание стар…. Что?! Да вы… Вы сошли с ума, не иначе! Просто сошли с ума!

– Отнюдь, ваше сиятельство. Разве вам не нужны верные, надежные люди?

– И кто, по-вашему, верен и надежен? Пленный разбойник?!

– Получается так, ваше сиятельство. Вы его единственная защита, без вас он обречен. Будет служить если не за совесть, то за страх. А это, осмелюсь заметить, куда надежнее… Хотя совесть у него еще осталась, ваше сиятельство. Когда он здесь давал представление, прикидываясь акробатом, я все никак не мог понять, отчего он так странно смотрит на вашего сыночка – простите, на молодого графа, – словно жалеет его. Оказалось, действительно жалел, тяжело было думать, что невинного ребенка убьют! Выходит, не совсем он испорченный, раз сердце болело…

Граф, все еще сердито хмурясь, покачал головой:

– И все-таки ему опасно доверять!

– Так ведь не зря говорится, ваше сиятельство: доверяй, но проверяй! Вот я с вашего позволения и буду за ним следить. А если не оправдает доверия, подведет, – с меня и спрос.

И, видя, что господин еще колеблется, Гумар привел последний довод:

– В наших краях, ваше сиятельство, всегда говорили так: самый лучший лесник получается из браконьера. Так почему бы разбойнику не стать хорошим стражником?

– Ладно, уговорили! Под вашу ответственность, сотник. Поручились за него, так следите в оба. Кстати, а что же делать с прежним старшим десятником?

– Разжаловать в рядовые, ваше сиятельство.

Граф кивнул с видом человека, довольного своей проницательностью.

– Хорошо, я согласен. Понимаю вас, Гумар…

Взгляд новоиспеченного сотника, и без того суровый, теперь стал просто ледяным.

– Ваше сиятельство, хотите верьте, хотите нет, но это не потому, что Кварт вел себя… Ну, словом, придирался ко мне ни за что, оскорблял, называл дубиной неотесанной. Боги ему судьи! Просто он глуп как пробка, а человек, носящий нашивки, глупым быть не должен. Или пусть не носит эти самые нашивки! А Трюкач – он умный. Согласитесь, ваше сиятельство: не каждый бы смог с ходу придумать такой план! Опять же, он проворный и ловкий, как черт: в кромешной тьме перелез через стену, да так, что караульные ничего не увидели и не услышали…

Смутные мысли, беспорядочно мелькавшие в голове графа, вдруг выстроились в идеальном порядке, образовав прочную, неразрывную цепь, на одном конце которой болтался пойманный разбойничий лазутчик, а на другом сиял волшебным, ослепительным блеском гладкий золотой ободок.

– Довольно! – поднял он руку. – Я ведь уже сказал, что согласен. Пусть этот ваш Трюкач занимает место Кварта.

* * *

Вся огромная комната была устлана великолепными корашанскими коврами, при одном взгляде на которые восторженно ахнул бы даже хладнокровный и сдержанный человек. Уж больно они были красивы! Таким вещам место в главной зале фамильного замка или даже во дворце Правителей.

Одна мысль, что столь чудесные ковры могут оказаться в третьеразрядном трактире, кощунственно оскверненные прикосновением пыльных подошв и всепроникающим запахом баранины с чесночной подливкой, довела бы до нервного срыва любого человека, разбирающегося в искусстве.

Но люди, сидевшие на втором этаже трактира «Золотой барашек» за невысоким полированным столом красного дерева, в искусстве разбирались весьма слабо, а нервы у них были крепче железа. Поэтому их совершенно не волновало, что и гнутые ножки стола, уставленного блюдами, и резные ножки стульев, на которых они сидели, протирают ворс самого большого и красивого ковра, стоившего по крайней мере целых пять золотых таларов. Мысль, что при одном упоминании о такой баснословной сумме замерли бы сердца четырех из пяти жителей Империи, только заставила бы этих людей усмехнуться с философским цинизмом. А самый осторожный и вежливый намек хозяина на то, что перед тем, как ступить на это чудо искусства, не мешало бы разуться, или привел бы их в бурный восторг, восприми они его как грубоватую шутку, или был бы расценен как смертельное оскорбление, со всеми вытекающими последствиями.

Ведь для любого из глав Четырех Семейств пять золотых таларов значили несравненно меньше, чем пять медных ронгов для ремесленника или крестьянина. А оскорбление, нанесенное главарю шайки, по кодексу воровской чести, смывалось только кровью. Само собой, чем больший вес и влияние имел главарь, тем больше требовалось и крови…

Поэтому каждый из присутствующих привык тщательно взвешивать любое свое слово. «Сказал – отвечай за сказанное» – это правило в преступном мире Империи имело силу закона. И действовало оно с неумолимостью секиры палача, опускающейся на шею смертника.

Может быть, в голове хозяина трактира «Золотой барашек» и шевелились нехорошие мысли, когда он, словно случайно опуская глаза, видел ущерб, наносимый его любимому ковру обувью гостей, но на лице не дрогнул ни единый мускул, а голос звучал по-прежнему весело и приветливо:

– Прошу вас, кушайте! Отчего вы столь умеренны? Неужели на ваш аппетит подействовал этот запах, который невозможно истребить? Или мои повара оплошали, не сумев порадовать ваш изысканный вкус? Вот нежнейшая запеченная говядина, которую предварительно выдержали в медовом уксусе и нашпиговали чесноком, лавровым листом и зеленью, вот жареные рябчики под соусом из орехов и красных лесных ягод, вот кабаний окорок по-коунтски… Может быть, предпочитаете копченого угря? Или камбалу, зажаренную в лучшем оливковом масле, а затем сбрызнутую лимонным соком? Есть и речная рыба, отваренная в белом вине с пряностями…

– Не волнуйтесь, почтенный тан Джервис! – благодушно прогудел человек, сидевший напротив, грузный