Самсон - Маша Сандлер

пытался. Когда я изложил, как мог обстоятельно, всё, что мне известно про Самсона, он долго молчал, опустив голову, глядя на свои руки, сложенные палец к пальцу. По его лицу трудно было угадать, о чём он думает.

— Вы мне не верите? — спросил я, чувствуя самое настоящее отчаяние.

Тогда Дар Громов поднял голову и посмотрел на меня затуманенным взглядом, словно бы под воздействием плюсны.

— Вопросы веры тут ни при чём, молодой человек, — наконец ответил он хрипло. — Речь идёт о знании. Если вы правы и медведь представляет собой уникальную разговаривающую особь, то убивать его даже ради научного открытия будет преступлением.

Я услышал, как за моей спиной радостно вздохнула Маша. Я и сам обрадовался и уже открыл рот, чтобы поблагодарить профессора, как тот предостерегающе поднял узкую ладонь.

— Но. Всегда дослушивайте до «но», юноша, если вы хотите полностью владеть информацией.

— Но? — переспросил я.

— Но, — кивнул Громов, — и это «но» заключается в том, что в данном случае у вас поразительно мало доказательств. И если вы ошибаетесь или даже, паче чаяния, лжёте, то мой научный эксперимент, ценность которого вы даже себе представить не можете, окажется под угрозой из-за вашей глупости.

Я хотел было горячо уверить профессора в том, что не лгу, но почему-то осёкся и смолчал. Вот бывают такие люди — холодные, как бетон, — рядом с ними даже как-то неловко и совершенно бесполезно горячиться.

— У нас будут доказательства, — робко произнесла Цейхман за моей спиной. — Никитенко записал видео, завтра мы его сможем предоставить.

Профессор Громов посмотрел на Машу через мою голову, и взгляд его словно немного смягчился.

— Хорошо, Цейхман, — сказал он, и уголки его губ слегка дрогнули. — Завтра и приходите.

— Значит, вы отложите операцию? — спросил я.

— Конечно нет, что за глупости, — ответил он. — Операция диагностическая, и способность медведя понимать речь и говорить, если она и в самом деле есть, от неё не пострадает.

И вот теперь стоило мне чуть-чуть отвлечься, как я вспоминал ровный голос профессора Громова: «Способность говорить не пострадает». У меня живот скручивало, когда я понимал, что ничем так и не помог медведю, потому что я глупый мальчишка-школьник, который ничего не может.

Вилли всё это время держался молча, только глядел иногда на меня пристально, точно боялся, что я что-нибудь эдакое выкину.

На обед в столовую мы с ним шли в тяжёлой тишине. Мне вроде бы даже неудобно стало перед Ви — всё-таки он не виноват ни в чём, а я мрачноту на него нагоняю, точно его в чём-то виню.

Ни его, ни Анку с Ксанкой, ни даже Машу Цейхман (её, может быть, совсем чуть-чуть) я ни в чём не винил, только себя.

За обедом к нам за столик подсела Ксанка, поглядела сначала как-то странно, а потом положила на стол мой смарт.

— Починили, — сказала она.

Я немедленно схватил его и включил. Смарт замигал, но всё-таки включился, несмотря даже на разбежавшуюся по экрану сетку трещин. Я поскорее полез в папку с видео, но Ксанка, тоже торопясь, пока полуживой смарт, страшно тормозя, открывал нужное, выпалила:

— Всё видео удалилось! И фотки. Пришлось блок памяти менять, там, Алекс сказал, какие-то контакты коротнули или как-то.

Тут смарт загрузился и издевательски подмигнул мне сообщением «В этой папке нет файлов».

Я поднял на Ксанку глаза.

— Сорян, — сказала она. — Зато ты можешь написать этой твоей Лиле-шмиле, чтобы она медведя вызволяла скорее.

— Она не Лиля, — ответил я, чувствуя, что, если не сделаю хоть что-то, просто расплачусь, — Лайла.

— Разницы нет, — отмахнулась от меня Ксанка. — Всё равно теперь ведь только на неё вся надежда.

Я вздохнул.

— Не могу понять, почему она не торопится, ведь я всё чётко в последнем письме написал…

— Как я уже говорил, — сказал Ви и поправил очки, — мне эта доктор кажется подозрительной. Смотри, получается, она взяла его медвежонком, воспитала, а потом, когда он вырос, сдала в дисциплинатор. Даже не в лабораторию, куда наверняка медведя с радостью бы взяли какие-нибудь бихевиористы…

— Да нет, Вилли, — сказал я, вспомнив, как Самсон нежно гладил экран смарта, когда говорил с доктором Доббс, — мы просто не знаем всего. Она напишет!

Я открыл почту, чувствуя, как постепенно сомнения Вилли вползают в меня, и написал Лайле Доббс ещё одно письмо.

После обеда нам с Вилли осталось только передать в лабораторию Сухотина старого Помидорку. Алёна сказала, что Чарли отведёт к биохимикам сама. Остальных зверей перевезли ещё утром.

Мы с Вилли надели на послушного медведя ошейник, робу и вывели на поводке (не стали даже Петра Симеоновича с палками звать) на улицу. Это было странно, но старик-медведь даже поправился за эти две недели карантина. Наверное, потому, что никто особенно его не трогал, кормили хорошо, а больше ничего он от жизни уже и не ждал.

Спустившись по ступенькам из блока, он остановился, огляделся, щурясь от моросящего дождя, пошамкал пустым ртом. Я вдруг подумал, что из всех наших зверей его гомункул больше всего походил на человека. У него была лысоватая голова, морщинистые, тёмные щеки, вся фигура была как бы пригнута к земле, придавлена грузом прожитых лет и тяжёлым цирковым трудом. При каждом шаге, каждом движении он кряхтел, как бы невзначай постанывал. Но сейчас, на воздухе, он оживился, поглядел на нас с Вилли с интересом и даже улыбнулся, открывая розовые дёсны.

— Пойдём, Помидорка, — сказал ему Вилли. — А то совсем промокнешь.

Он слегка потянул за поводок, и мы медленно, потому что Помидорка то ли не мог идти быстрее, то ли растягивал время прогулки, пошли по дорожке к главному корпусу.

— Как ты думаешь, — спросил я, — он понимает, как счастливо отделался? Что ему ничего особо теперь не грозит?

— Вряд ли, — ответил мне Ви. — Вряд ли он вообще думает о своей судьбе. Просто наслаждается моментом.

Он подмигнул Помидорке, и тот снова широко заулыбался.

— У Сухотина, — не мог никак уняться я, — ему не дадут спокойной жизни. Всякие тесты, будут заставлять оборачиваться, или бегать, или ещё что…

— Я не понимаю, — сказал вдруг Вилли, остановясь на дорожке, так что Помидорка споткнулся и едва не упал, — твои разговоры в последнее время. Помнишь, ты рассказывал, что на доктора Доббс совершались нападения зоозащитников? Сумасшедшие громят лаборатории и выпускают белых мышей «на волю». Ты в шаге от этого, поверь мне.

Вилли снял и протёр рукавом очки, которые залило дождём. Без очков он очень смешно морщил нос.

— Не знаю, — ответил я. — В последнее время ни в чём толком не могу разобраться. И нападать ни