Танец кружевных балерин - Людмила Мартова

– Может, ты и права, – задумчиво согласилась Снежана. – Конечно, до похорон он вряд ли рискнул бы здесь появиться, в квартире постоянно домработница толклась, все готовила. Но с поминок уже четыре дня прошло. Ирма, конечно, заходит, я ее иногда в окно вижу. Забирает что-то, то ли на память, то ли на продажу, я не знаю. Но по ночам в квартире точно никого нет, обыскивай – не хочу.

– Вот именно, – сказала Лиля, отряхнула с груди крошки и встала, давая понять, что визит закончен. – Снежок, ты бы оставила эту историю. Изменить все равно ничего невозможно, а неприятностей на свою круглую попу найти – нефиг делать.

– Лиль, а откуда у этого человека мог быть ключ от квартиры? – размышляла Снежана, благоразумно пропустив предупреждение мимо ушей. – Если задуматься, то он мог храниться лишь у нескольких человек. У домработницы, которая иногда приходила в отсутствие хозяйки, и у Ирмы или членов ее семьи. Вряд ли Лидия Андреевна допускала в свою квартиру посторонних. Там довольно много ценных предметов, практически антиквариата, плюс, как мы знаем от Ирмы, деньги и украшения. А жила она одна. Так что вряд ли раскидывалась ключами направо и налево.

– Угу. Зришь в корень. – Лиля прошла в прихожую и натягивала там сапожки. Оттого что она стояла наклонившись, голос ее звучал глухо. – И еще один важный момент упускаешь.

– Какой?

– Веронал был подсыпан в смесь для заварки. Но откуда преступник вообще знал, что старушка на ночь обязательно пьет отвар из шиповника?

– Точно. Это тоже могли знать только очень близкие люди! – воскликнула Снежана. – Тогда получается, что подозреваемых всего два. Галина Михайловна и Ирма. Но почему они начали искать что-то только сейчас?

– Этого мы уже не узнаем. – Лаврова разогнулась, справившись с сапогами и наматывая на шею шарф. – Может, деньги стали остро нужны. А может, о существовании этого чего-то они узнали только сейчас. Снежок, так бывает, что зло остается безнаказанным. Жизнь, она такая, сложная. Все, давай, пока, я побежала.

Закрыв за Лилей дверь, Снежана в задумчивости вернулась в кухню, убрала со стола, вымыла посуду и присела на табуретку, со вздохом взяв с тарелки еще одну плюшку. Вот растолстеет она, превратится в корову, и Зимин больше никогда даже не посмотрит в ее сторону. Сопроводив эту мысль еще одним вздохом, на этот раз полным горьких сожалений, она вернула ватрушку на блюдо и встала из-за стола.

Нет, не права Лиля. Если взять за аксиому, что в квартире этажом ниже спрятано что-то ценное, то не просто так поиски начались именно сейчас. Более того, сама Лидия Андреевна о спрятанных ценностях даже не подозревала, иначе точно бы понимала, кто и что у нее ищет. А она была, как сейчас принято говорить, в непонятках. Значит, спрятали это что-то раньше, когда Лидочка еще не жила в этой квартире. Но при таком раскладе о таинственном сокровище не могли знать ни домработница, ни Ирма.

Внезапно проснувшаяся интуиция нашептывала, что скончавшаяся тридцать лет назад Надежда Андреевна точно бы знала, что именно ищут в ее квартире. А значит, и преступник, скорее всего, был родом оттуда, из прошлого, в котором стоило хорошенько покопаться.

Известий от частного детектива, нанятого тетушкой Татой в Германии, пока не поступало, а потому, чтобы не терять время, можно было потянуть за оставшуюся здесь ниточку. Вела она в школу, в которой работала Строгалева. Посмотрев на часы и убедившись, что до возвращения мамы и Танюшки осталось не меньше часа, Снежана прошла в свою комнату и решительно начала одеваться.

До школы № 8 она дошла за десять минут. Шел урок, поэтому в холле и коридорах было тихо и пустынно.

– Вы к кому? – поднялся со своего места охранник.

Ну да, она и забыла, что в школах сейчас предпринимаются довольно суровые меры безопасности.

– К директору, – сказала Снежана, не имеющая понятия, с чего начинать.

– Второй этаж, девятый кабинет. Паспорт только покажите и сумочку.

Снежана беспрекословно подчинилась. Это хорошо, что посторонние не шастают здесь направо и налево.

Поднявшись на второй этаж, она нашла нужный кабинет и вошла. В кабинете, помимо сидящей за столом женщины лет пятидесяти пяти, находилась еще одна, на пару лет моложе. Обе дамы с вопросом в глазах уставились на Снежану.

– Здравствуйте, – вежливо начала та.

– Добрый день, вы что-то хотели?

– Да. Меня зовут Снежана Машковская. То есть по мужу Зимина, но это не важно. У меня несколько странное дело. Я ищу кого-то, с кем можно было бы переговорить о педагоге, которая работала в этой школе много лет назад. Если быть точнее, более тридцати лет назад.

– Зачем? – спросила сидящая за столом дама, видимо директор.

И как, спрашивается, отвечать на этот вопрос? Эх, если бы муж выполнил ее просьбу, то ему отвечать на этот вопрос было бы гораздо проще. И Лиле тоже.

– Видите ли, мы готовим книгу, – начала с ходу импровизировать Снежана, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно непринужденнее. – Про историю пленных немцев в Вологде. И в рамках работы над материалом нам нужна информация об этом педагоге. Она немецкий язык преподавала.

– Вы журналист? – В голосе директора появились тревожные нотки.

Снежана улыбнулась. Никто не любит журналистов. Никто.

– Нет, – честно ответила она. – Я – хозяйка ателье, плету кружева и шью одежду. Историей родного края увлекаюсь в качестве хобби.

– Ой, а я вас знаю! – воскликнула вторая женщина. – Это вы пару лет назад помогли преступника поймать, который за кружевной картой охотился. Я про вас в Интернете читала. А вы что, сейчас новое расследование ведете?

Н-да, не всегда хорошо, что слава бежит впереди нас.

– Нет, что вы, какое расследование. Снаряд второй раз в один окоп не попадает. Но раскапывать исторические факты мне действительно понравилось, поэтому я теперь интересуюсь новой темой. Исключительно в мирных целях.

– И о каком именно педагоге идет речь? – сухо спросила директор, которую, как выяснила Снежана на сайте школы, звали Ириной Ивановной.

– О Надежде Андреевне Строгалевой. Она работала в этой школе все годы после окончания института и до самой смерти.

– Я ее, разумеется, не застала. Я руковожу школой пять лет, а до этого работала в другом учебном заведении. В школе есть музей, может быть, там что-то сохранилось.

В голосе Ирины Ивановны звучало сомнение. Сказанное Снежаной не до конца ее убедило.

– Я хорошо знала Надежду Андреевну, – неожиданно заявила вторая женщина. – Она меня учила и даже была классным руководителем. Наш восьмой класс летом 1992 года стал ее последним выпуском. Точнее, она и в девятом классе тоже была с нами, но недолго, осенью заболела, а зимой уже умерла.

Кажется, именно это называется удачей. Снежана воспряла духом.

– А вы можете мне о ней рассказать? – спросила она с надеждой.

– Да, конечно. Мы очень ее любили. Удивительная была женщина, очень добрая. Пойдемте в учительскую, там мы сможем поговорить. Ирина Ивановна, я могу идти?

– Да, конечно, мы закончили, идите Елена Сергеевна.

Выйдя из директорского кабинета, они какими-то бесконечными изгибающимися коридорами пришли в учительскую, которая оказалась, к счастью, практически пуста. Лишь за одним из столов сидела и проверяла тетради миловидная женщина лет сорока.

Новая знакомая завела Снежану внутрь и жестом указала на стул у одного из столов.

– Садитесь, здесь нам никто не помешает.

Снежана стащила пуховик, пристроила его на спинку стула и села.

– Я расскажу все, что помню, только какое отношение Надежда Андреевна имела к пленным немцам?

– Она же знала немецкий, поэтому ее использовали в качестве переводчика, – соврала Снежана. – Она тогда была, конечно, совсем молоденькой. Еще студенткой.

– А книгу кто заказал?

Снежана в очередной раз подумала, что врать все-таки очень непросто. Особенно если твой собеседник не идиот. Сидящая напротив нее Елена Сергеевна идиоткой не была, а потому врать нужно было как можно ближе к правде.

– Понимаете, это очень долгая история. Моя тетушка живет в Швейцарии, и она долгие годы была дружна с одним немецким врачом. Его звали Клеменс Фальк. Он жил в нашем городе несколько лет, пока был в плену. И он познакомился с Надеждой и ее семьей. В его книге мемуаров оставлено место под историю о том, что случилось со Строгалевыми дальше, когда он вернулся на родину. И я по просьбе моей тетушки…

– Понятно, – остановила ее собеседница. – Никогда про это не слышала. Но меня это и не удивляет. Надежда Андреевна при всей ее доброте была очень закрытым человеком. Она никогда ни с кем не откровенничала. И нас, детей, держала на расстоянии. Фамильярности не терпела, дистанцию не сокращала. Попасть к ней в любимчики было невозможно. По-моему, за все время работы у нее только один раз возникли личные отношения с учениками. Вам бы их