Танец кружевных балерин - Людмила Мартова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаете что, я, пожалуй, пойду к себе в спальню, – решилась она. – Приму душ, лягу в постель и почитаю. А вы продолжайте трапезничать и разговаривать без меня. Сашенька, у нас еще есть пирог с брусникой и настоящий домашний наполеон. Я сто лет его не пекла, а к вашему визиту постаралась.
– Спасибо, Анна Валентиновна. – Саша благодарно улыбнулась. – Я, признаться, очень люблю пироги. И наполеон – мой любимый десерт. Знаете что, вы ложитесь в постель, а я через полчасика загляну к вам, чтобы еще раз измерить давление. Думаю, что на ночь можно будет сделать вам легкое успокоительное, чтобы вы хорошенечко выспались. Идет?
– Да, спасибо, дорогая. Я буду вас ждать.
Поднявшись в свою комнату, расположенную на втором этаже дома, Анна некоторое время прислушивалась к приглушенным голосам, доносившимся снизу. Сейчас придет Саша, и она обязательно ее обо всем расспросит. Надо же, как интересно устроена жизнь. Почему Вселенная сделала так, чтобы на ее жизненном пути встретилась именно Александра Дмитриевна Белокопытова? И почему именно сейчас? Какой знак ей подают? Что хотят рассказать?
Анна сходила в душ, переоделась в удобную клетчатую пижаму, которую сын привез ей из Финляндии. Ольга выбирала. Нет, хорошая у нее невестка, а что не такая яркая и стильная, как Саша, так Паше такую и надо было: тихую, домашнюю, держащую на себе весь быт, давая ему возможность заниматься бизнесом. Сама Анна такой никогда не была, работала наравне с мужем, забывала обо всем, погружаясь в свои переводы. Правда, у них всегда была домработница, а еще мама помогала с внуком как могла. Мама…
Откинув покрывало на вторую половину широкой кровати, Анна залезла под одеяло и специальным пультом переключила свет с потолочных светильников на небольшое бра на стене. Она даже не думала, что от всех переживаний сегодняшнего дня так сильно устанет. Когда доктор Белокопытова заглянула к ней в спальню, Анна уже крепко спала.
Она всегда просыпалась рано, поэтому открыла глаза, когда часы показывали десять минут восьмого. Ну да, наверняка в доме еще все спят. Лампочка у кровати была выключена, значит, Саша действительно заходила к ней вечером и погасила свет. Саша! Она же хотела с ней поговорить. Впрочем, еще успеется, два дня впереди. Гостья уедет только завтра. Анна прислушалась к своим ощущениям. Ничего не болело, голова не кружилась, дышалось легко. Что ж, она выспалась и пришла в себя, только и всего.
Она встала с кровати, нащупала босыми ногами тапочки, подошла к окну и вздрогнула. На качелях во дворе сидела, завернувшись в плед, Саша, качалась, слегка отталкиваясь и загребая ногами желтые и красные листья. На подлокотнике-столике стояла большая чашка. Видимо, с кофе. Что ж, будем считать, что это тоже знак.
Анна быстро оделась, натянув спортивный костюм, в котором обычно ходила дома. Спустилась вниз, стараясь, чтобы не заскрипела лестница, не разбудила сына и невестку. Если соблюдать тишину, то в субботу они проспят как минимум до девяти. Прекрасно, у нее будет время. Щелкать кнопкой кофемашины Анна тоже не рискнула. Жужжание будет слишком громким.
Чайник оказался горячим, значит, гостья тоже старалась соблюдать утреннюю тишину в доме. Анна заварила себе кофе прямо в чашке, сунула ноги в резиновые ботики на шерстяной подкладке, накинула куртку, взяла в прихожей еще один плед. Они специально лежали там на случай возникшего осенью желания посидеть на качелях или подвешенных плетеных креслах.
Она толкнула дверь, вышла на крыльцо, зажмурилась от неожиданно яркого солнца. Хороший день сегодня будет. То ли услышав звук ее шагов, то ли просто почувствовав движение, Саша повернулась, намереваясь встать.
– Сидите, сидите, Сашенька, я сейчас к вам приду.
Она заспешила по пружинящей под ногами траве, пересекла довольно большой двор, подошла к качелям, села рядом с Сашей, пристроив свою чашку на столике слева.
– Доброе утро, дорогая.
– Доброе утро, Анна Валентиновна. Как вы себя чувствуете?
– Отлично. Не беспокойтесь.
– Я вчера заходила к вам, как и обещала, но вы уже спали. Я не стала вас будить. Но укол все-таки сделала. Вы уж не обессудьте. Я оставила Павлу ампулу, чтобы он знал, что именно я вам вколола.
– Спасибо, но я вам полностью доверяю. Сашенька…
Она замолчала, не зная, как приступить к важному для себя разговору.
– Да, Анна Валентиновна, я вас слушаю.
– У меня к вам будет небольшая просьба. Возможно, она покажется вам странной, но поверьте, мне это очень важно.
Черт, кажется, она снова начинала волноваться. Почувствовав это, доктор Белокопытова взяла ее за руку.
– Я слушаю, – повторила она. – И не переживайте, пожалуйста. Мы со всем разберемся. Я вам обещаю.
– Да. Хорошо. Спасибо. Саша, пожалуйста, расскажите мне про вашу учительницу.
– Про кого? – Разумеется, этого ее собеседница никак не ожидала.
– Про Надежду Андреевну Строгалеву.
– Что рассказать?
– Какая она была? Как жила? Что любила?
– Зачем вам? – На лице Саши не было ничего, кроме безмерного удивления. – Я в последний раз видела Надежду Андреевну тридцать лет назад. Это было в тот день, когда она умерла.
– Как это было?
– У нее было неизлечимое онкологическое заболевание. Болезнь развивалась стремительно. С того момента, как она узнала, что больна, до смерти прошло всего три месяца. Я была у нее пару раз. Я тогда уже училась в Питере, приезжала нечасто. И была беременна, вот-вот должна была родить. Перед Новым годом я зашла поздравить Надежду Андреевну с наступающим и сразу поняла, что все плохо. Мы с Саней, моим мужем, тогда дали телеграмму Сашке в Калининград. Ну, нашему другу, который три года жил у Строгалевой. Он был в рейсе, сразу приехать не смог. Она выглядела плохо, но ходила по квартире, сама заваривала чай. Когда я сдала сессию, оформила академ и отправилась в Вологду, был февраль, и она уже не вставала с постели. Сашка приехал в тот день. Мы с Саней пришли, когда у него кончились пары. Он, в отличие от меня, учился в Вологде. В Питер не поступил. Мы просто постоянно ездили друг к другу. Мы пили чай на кухне, а потом сиделка нас позвала, потому что Надежда Андреевна умирала. Она ушла на моих глазах.
– Рассказывай-рассказывай! – воскликнула Анна. – Продолжай, пожалуйста, деточка.
– Но почему вам это интересно? Вы так побледнели, вам сейчас опять будет плохо.
– Нет-нет, со мной все в порядке, – нетерпеливо проговорила Анна. – Просто дело в том… – Она помолчала, словно собираясь с мужеством, и все-таки выговорила слова, которые никогда не могла вытолкнуть из себя без внутреннего сопротивления: – Дело в том, что Надежда Строгалева – моя родная мать.
Глава пятая
Наши дни. Снежана
Лиля сказала, что, несмотря на результаты экспертизы, шансов открыть уголовное дело никаких. Сданный на анализ шиповник был изъят без необходимых процессуальных условий. Банка с остатками смеси пропала из квартиры, и доказать, что она вообще существовала, Снежана не могла. А главное – Лидию Андреевну уже похоронили, повторный осмотр тела был невозможен, да и не стал бы никто заморачиваться из-за смерти восьмидесятидвухлетней одинокой старушки, будь она хоть сто раз подозрительной.
– То есть человек, который ударил по голове пожилую женщину и инсценировал ее естественную смерть, останется безнаказанным? – уточнила Снежана.
Они с Лилией Лавровой пили чай на кухне и ели нежнейшие ватрушки с творогом, испеченные Ириной Григорьевной с самого утра. Сейчас мама гуляла с Танюшкой, оставив дочь наедине с ее панно, но вместо того, чтобы прилежно плести, заканчивая основной экспонат для важной выставки, Снежана пила чай и ела ватрушки в праздной беседе с приятельницей. И куда только подевалась ее хваленая дисциплина.
– Так бывает, – скупо ответила Лиля и отправила в рот еще один кусочек нежнейшего теста со взбитым в пену творогом. – М-м-м-м-м, как вкусно.
– Лиль, но ведь этот человек явно не нашел, что искал, а значит, он совершенно точно вернется.
– А с чего ты взяла, что он до сих пор не вернулся? – Лиля прожевала ватрушку и сделала глоток чая. – Уже неделя прошла, квартира стоит совершенно пустая, а у него есть ключи. Он же проникал в квартиру сам, твоя Лидия Андреевна его не впускала. А раз так, то он мог уже сто раз побывать там после ее смерти и найти все, что душе заблагорассудится. Заметь, без всякого
