В преддверии бури - Ирэн Рудкевич

Он усмехнулся.

— Они найдут всего лишь развалины. Пока башня защищена чарами, никто не увидит её истинный облик. Кроме стражей.

— Но я же увидела, — возразила я и пожала плечами. Из-за лежачего положения жест получился неловкий.

Эйо вздохнул, деланно возвёл глаза к небу, точно досадовал на моё непонимание.

— Давай лучше начнём со знакомства, — неожиданно предложил он. — Неловко разговаривать, не зная имени собеседника. Я Атиас Матте-де-Вара, третий лорд Высокого Дома Вара.

Судя по его тону, окрепшему, когда он представился, я немедленно должна была проникнуться уважением и восхищением к упомянутому им Дому; но вот проблема — об эйо мне было известно настолько мало, что упоминание некоего Высокого Дома казалось такой же полновесной чушью, как и упоминание Низкой Хижины, Болотистой Тропы или какого-нибудь Птичьего Гнезда, — но никак не поводом для восхищения.

— Аэр. То есть Аэрлирен, — представилась я.

— А имя семьи? — настойчиво вопросил он, будто ожидал, что моё имя будет звучать столь же длинно и вычурно, как его.

— Шалифе.

Огненноглазый удивлённо вскинул брови.

— Ну, это не совсем имя семьи, — немного смутившись, пояснила я. — Так, прозвище — мне его дала наставница, когда привезла в Гартен-онарэ. Семьи у меня нет. Вернее, я её не помню.

— Ты её потеряла, когда была слишком мала, чтоб помнить? — участливо спросил Атиас.

— Мне было десять или около того, когда я потеряла память, — я вдруг разозлилась. — Так что я не только о семье, я и о самой себе ничего не знаю. Когда попала в Гартен-онарэ, надеялась, что вот вырасту, всему научусь и войду однажды в круг каой, стану знающей и однажды найду способ вернуть свои воспоминания. А теперь…

Я скривилась от досады и замолчала.

В наступившей тишине вдруг стало слышно пение цикад и шелест качающихся на ветру трав — степь жила своей, особенной жизнью, и ей не было никакого дела до замолчавших человека и эйо: то ли врагов, а то ли, как знать, союзников.

— Прости, — первым нарушил тишину огненноглазый. — Я не хотел касаться болезненных для тебя вопросов.

Осторожно, чтоб не потревожить раны, я оперлась на локти, пытаясь сесть, и почувствовала, как руки Атиаса тут же коснулись спины, подхватили под лопатки, помогая подняться. Измученное тело не особо обрадовалось смене положения — в голове зашумело, но усилием воли я заставила дурноту отступить, согнула колени, обхватив их руками — в такой позе сидеть было легче, — и принялась рассказывать. Всё, с самого начала, не умалчивая ни о жизни в самом нищем квартале Скоррде, среди воров и дешёвых проституток, что подкармливали девчонку-заморыша на последние гроши, ни о том, как этот квартал по приказу императора сровняли с землёй, дабы «не портить красоту и величие столицы», ни о встрече с Кайрой, ни об испытании, которое вовсе и не испытанием оказалось. И даже о том, как заслужила своё прозвище — Шалифэ, — не умолчала.

Атиас слушал, ни разу не перебив, его глаза то вспыхивали языками пламени, то снова тухли, превращаясь в чёрно-серые уголья; лишь раз он дёрнулся и даже открыл было рот, чтоб что-то то ли сказать, то ли спросить, но сдержался — когда я рассказывала, как сумела найти выход из белого коридора.

— А потом я очнулась, — закончила я и вопросительно посмотрела на эйо — он сидел, не двигаясь, подобно огранённому искусной рукой мастера каменному изваянию.

На мгновение я испугалась — уж не привиделся мне этот огненноглазый в бреду. Да нет, не может такого быть — если бы он не появился в разгар боя с акманом, я бы уже успела дойти до потусторонних берегов, куда, говорят, все смертные отправятся в назначенный час, завершив земные свои юдоли.

— Выходит, ты пережила целых две встречи с акманом, — с неподдельным восхищением протянул эйо. — Ты и вправду заслужила своё прозвище. Знаешь, что оно означает?

Я покачала головой — откуда?

— Ша-алиф-э-э, — вдруг тихо, с горловым присвистом, в котором мне почудилось завывание штормового ветра, что играючи способен срывать прочные крыши и выкорчёвывать из земли стволы вековых деревьев, и рёв гневно бушующего пламени, пожирающего всё, что встречается на его пути, протянул эйо и пояснил:

— Огненная буря. Это очень древний язык, давно забытый. Удивительно, что он известен твоей наставнице.

— Она каойя, знающая. Но теперь твоя очередь рассказывать, — напомнила я.

— Спрашивай, — Атиас пожал плечами. — Моя история слишком длинна.

— У меня достаточно времени, — в тон ему ответила я.

Атиас вздохнул, возвёл глаза — вот же упрямая девчонка! — но спорить не стал. Меня несколько обескуражила эта покорность — эйо в любой момент мог просто встать и уйти, и я, ослабевшая от ран, ничем не смогла бы этому помешать. Да что там, он мог уйти сразу, как разделался с акманом, и бросить меня истекать кровью или вовсе добить, чтоб не мучилась — на мой взгляд, это было бы разумнее, чем возиться с девчонкой, увидевшей то, что ей видеть не следовало. Тогда огненноглазого, быть может, сдержало любопытство, но что останавливает сейчас?

Глубоко вздохнув, эйо начал свой рассказ.

…Тысячелетия назад, когда Шагрон был молод, и только драконы — крылатые владыки неба и облаков, бороздили его просторы, появились Порталы. Мир не изменился в одночасье — долгое время они бездействовали. Но однажды из одного из них вышел человек. Он выглядел как обычный путник в пропылённой одежде и стоптанных сапогах, но драконы — существа, хоть и не владеющие магией, но рождённые из неё, не могли не почувствовать его появление — сила, наполнявшая его, слепила даже привычные к ней очи крылатых владык.

История умалчивает, что за разговор состоялся между ним и владыками, известно лишь, что продолжался он так долго, что Небесные Сёстры трижды успели повторить свой еженощный путь прежде, чем драконы, всегда считавшие себя полноправными хозяевами Шагрона, почтительно склонили головы перед гостем, назвавшимся Странником. Кем он был, что даже крылатые владыки признали его? Этих сведений история не сохранила.

И вот, драконы склонились, и Странник ушёл и никогда больше не возвращался — дело, ради которого он приходил, было сделано. А