Необычайные похождения с белым котом - Лев Усыскин

Он мысленно махнул на чужестранца рукой и принялся, удвоив энергию, торговаться с кухарками. Он так и не заметил, что колдун, перекладывая одной рукой перепелиные тушки, другой сыпанул в них какой-то мелкий порошок. Совсем немного. Три или четыре маленькие щепоточки.

Вечером того же дня Ломаный Фриц в очередной раз явился к Гурагону лечиться. Это было его третье посещение, последнее из предписанных колдуном. В самом деле, чувствовал себя молодой человек теперь во всех отношениях прекрасно: муки голода остались где-то далеко позади и вспоминались не иначе как кошмарный сон, а «плохо прикрепленные» члены его тела, хоть и чуднó болтались по-прежнему во все стороны, однако наводили более на мысли о свободе и непринужденности, чем на тягостные думы о муке и страдании. По сути, один лишь вопрос всерьез беспокоил Фрица сейчас – вопрос о вознаграждении чудесного лекаря. Прежде, изнуряемый голодом, он его задать не удосужился. Про себя же Ломаный Фриц решил тогда, что готов отдать Гурагону все, чего бы тот ни пожелал, лишь бы спастись от мучительной смерти. Но вот угроза смерти миновала, жизнь вновь открылась молодому человеку широкой радугой своих удовольствий, и поступаться какой-то их частью ради неведомого никому иноземца было обидно. Впрочем, Фриц надеялся, что Гурагон не запросит слишком уж многого, – таким благородным и добрым он ему показался.

Как бы то ни было, стоило все-таки задать злополучный вопрос – и, сидя в ожидании очередной порции чудодейственного лекарства, Ломаный Фриц принялся подбирать для этого необходимые слова. Он, однако, так и не успел ничего придумать, прежде чем появился Гурагон со своим пойлом, – взяв из его рук всегдашний стакан, Фриц заметил попутно, что жидкость в стакане как будто изменила свой цвет и запах. На вкус она, впрочем, тоже стала иной, точнее говоря, вкус у нее появился и был весьма приятен: чуть кисловат с легкой примесью какого-то особого пронзительного восточного аромата, способного, по-видимому, в больших количествах вызвать головокружение.

Действовать на этот раз лекарство начало практически сразу, едва последняя его капля перекочевала из стакана в рот Ломаного Фрица. Он вдруг почувствовал какую-то немыслимую прежде непринужденность, легкость во всем – мир вокруг стал исключительно дружелюбен и приветлив, а трудные незаданные вопросы просто перестали существовать, потому что задать их теперь не стоило никакого труда!

«О, великий исцелитель, – обратился Фриц к колдуну, – я никогда не чувствовал себя так хорошо… мне никогда не было так хорошо, как сейчас!..»

Он улыбнулся улыбкой трехлетнего ребенка. Гурагон также ответил ему улыбкой – хотя и заметно более сдержанной.

«Поведайте же мне теперь, добрый мой господин, сколь велика оказалась цена моего лечения, ибо не в обыкновениях моих подолгу пребывать в должниках!..»

Ломаный Фриц вновь расплылся в улыбке и замолчал. Собеседник его, однако, стал вдруг серьезным и словно бы озабоченным чем-то. Он кивнул, затем поднял взгляд вверх, словно бы считая что-то в уме, нахмурился и выпятил вперед губы. Что-то в результатах этих подсчетов не нравилось ему, как видно.

«Видите ли, юноша… – колдун говорил медленно, тщательно выбирая слова, – лечение ваше завершилось успешно, и я искренне рад подобному обороту дел!»

Он чуть заметно улыбнулся.

«Болезнь ваша была весьма серьезна и опасна, это несомненно, редкий врачеватель способен был бы справиться с нею… И, дабы победить болезнь вашу, вынужден я был применить все то, что узнал за долгие годы… бесчисленные годы учения в далеких странах, за которое семья моя платила серебром, отказывая порой себе в самом необходимом…»

Гурагон перевел дух.

«Впрочем, мои симпатии к вашей молодости и благородству побуждают забыть о понесенных тогда затратах… Верьте, я не потребую от вас компенсировать их полностью либо даже частично – однако есть еще, увы, иная сторона у нашего дела…»

«Какая же?..» – вырвалось у Ломаного Фрица.

«Есть иная сторона дела… и состоит она в том, что лекарство, сваренное мною для вас, принесло бы вам лишь вред, не помести я в него настойку корней одного неприметного растения… редкого даже для моей родины и уж вовсе не знакомого жителям здешних мест…»

Гурагон опять усмехнулся.

«Если говорить совсем уж честно, то я взял ее с собой в путешествие для того лишь только, чтоб исцелять свои собственные недуги, каковых немало, увы, несет с собой мой возраст… однако жалкий ваш вид заставил меня забыть про все…»

От этих слов Ломаный Фриц потупил взор – нехорошие предчувствия, помимо воли, взяли верх над прежним состоянием душевного блаженства:

«Назовите же вашу сумму, о великодушный исцелитель!»

Гурагон кивнул, затем посмотрел на молодого человека пытливым немигающим взглядом и, не отводя взора, произнес разборчиво и медленно, словно бы ребенку или тугоухому старику:

«Четыре. Тысячи. Талеров. Ровно».

Фриц лишь открыл рот в изумлении:

«Четыре… тысячи… но как же… но ведь это же очень… очень много!..»

Непослушные руки его принялись описывать в воздухе причудливые угловатые линии.

«Это ведь… очень большие деньги… моя семья… мы будем вынуждены продать… продать все… залезть в долги… о, пощадите нас, добрый лекарь!»

Колдун молчал, сложив на груди руки. Молчал и, казалось, с интересом смотрел на своего обескураженного пациента:

«Ведь вы же говорили мне, юноша, что имеете средства… а также пользуетесь благосклонностью графа, что способно, конечно же, возместить этих средств временный недостаток… вы могли бы взять в долг у ростовщика – у какого-нибудь ломбардца или еврея… граф, несомненно, даст ему за вас поручительство…»

От этих слов Ломаному Фрицу стало еще ужаснее – он словно бы неожиданно окунулся в ледяную воду.

«О, Господи!.. Это же сумасшедшие проценты!.. Смилуйтесь над моей семьей, прошу вас! Неужели нельзя найти какой-нибудь иной способ… иной способ расплаты?.. право, умоляю вас, великий исцелитель, найдите же иной способ удовлетворить вас… без этих четырех тысяч талеров… и я сделаю для вас все, все, что только в моих силах!»

Он вдруг замолчал, удивившись собственным словам. Но, как бы то ни было, слова эти выпали из его уст, сотрясли воздух и беспрепятственно достигли ушей им внимающего. Теперь оставалось лишь ждать. Ждать ответа.

И ответ последовал. Выждав паузу, Гурагон медленно разжал свои бескровные губы и, увлажнив их кончиком языка, произнес с давешней неспешностью:

«Вы в самом деле затрудняетесь собрать такую сумму?»

Фриц поспешил кивнуть.

«И вы действительно готовы взамен оказать мне любую услугу, сколь бы удивительной и непонятной она ни показалась?»

Молодой человек кивнул вновь – еще более порывисто и безоглядно.

«…и вы готовы воздержаться от каких бы то ни было вопросов… и никогда не пытаться узнать то, что вам узнавать не надлежит?..»

«Да, мой господин, я готов соблюдать все эти правила… если только они освободят меня от столь чудовищного долга!..»

Теперь кивнул Гурагон:

«Хорошо же… я попрошу вас об одной услуге… она, конечно же, не стоит и половины вашего долга… но что не сделаешь для столь учтивого и благородного юноши!»

Колдун едва заметно усмехнулся:

«Смогли бы вы навестить того странного ученого старика, о котором рассказывали мне в день нашего знакомства?»

«Изготовителя фальшивого золота? Которого содержит наш граф?»

«Его самого, – Гурагон кивнул опять, – прийти к нему в дом… и сделать это в час, когда никого там не будет… когда хозяин, к примеру, спит или вместе со своей девчонкой отправится в церковь к ранней…»

«Но что я должен буду совершить в его доме? Я не хотел бы прослыть вором в родном моем городе…»

«…о, нет! Вам не придется ничего искать там, поверьте… напротив даже – вы, в известном смысле, обогатите жилище этого человека… – Гурагон издал короткий злой смешок – привнесете туда то, чего там прежде не было напрочь!..»

Сказав это, колдун во мгновение ока извлек откуда-то, из бессчетных складок своей одежды, странный, на взгляд Ломаного Фрица, предмет, представлявший собой крупную собачью кость, выскобленную до белизны, с привязанными к ней какими-то странными кореньями.

«Вот вам безделица – вещь самая обыкновенная… не способная вызвать абсолютно никаких подозрений…»

Он протянул связочку оробевшему Фрицу.

«Вам надлежит пробраться в тот дом… хотя бы через окно, спустившись с соседней крыши… пробраться и оставить там это, хорошенько припрятав куда-нибудь… чтоб не попалось никому на глаза раньше, чем следует… чтобы никто не увидел… вы меня поняли, юноша?»

«Да… – Фриц торопливо спрятал полученное в карман своей куртки, – Клянусь, я сделаю это… но…»