Аккрециозия - Андрей Касатов

До боли странное чувство.

Что-то могло измениться с ней, за то время пока мы были не вместе. Или это было с ней всегда, и я просто не замечал?

Всеобщее расслабление от этой новости, никак не отразилось на мне. Разве что в вопросе сна.

Не могло это событие её смерти, разрешиться вот так банально и просто. Отравлением в пустоте. Вся грандиозная драматургия, которая выстроилась вокруг этого события, что словно смерч засосало внутрь столько судеб и жизней, сплетя их вместе, не могла разрешиться вот так — ничем.

Теперь событие ее смерти ничего не значит, оно не стало чем-то. Оно не привнесло нечто. Но стало ничем. Стало еще одной аркой в жизни, не получившей развития.

Дубовая Теснина. Перелет. Персеполис. Институт. Лилия. Смерть. Митридат. Что дальше?

Беспорядочный набор неподчиненный никакому правилу.

Быть может, так и выглядит жизнь? Быть может, в этом и есть ее смысл? Стоит только приблизится к центру — тому, что по ту сторону пустоты, как горизонт схлопывается, выбрасывая тебя во вне. Событие умирает ничем так и не став. Вся жизнь таким образом всего лишь череда касательных.

В касании вспыхивают звезды, полные экстатического огня переживаний и тут же гаснут. Но стоит тебе отойти, и развернувшись полетел к центру, то есть риск, в таком событии стать чем-то. Чем-то иным. Привнести что-то в мир. Как будто это слишком тяжелое для нашего существования движение, которое ты не переживешь, и не успел стать чем-то, станешь тут же ничем. Растворишься, заняв свое место. Оставив все наиболее конкретное в себе позади.

Тогда один единственный путь становится возможным — бесконечно ходить кругами, зажигая такие звезды событий. Возможно, двигаясь по спирали. Только так твоя плотность, остается цельной, не сгорая в экстатическом пожаре. И только так в движении по касательной у нее есть возможность привнести в мир что-то иное. Но только чуть-чуть.

Пока что, с того расстояния от события во времени, на которое мы успели отойти мне никак не удавалось рассмотреть даже то самое чуть-чуть.

Отчего я тут же впал в уныние, согласившись скорее с тем, что это просто случайная череда случайностей. Просто выпавшие кости. Только мне результат чересчур везет. Или совсем нет. Это как посмотреть.

Еще большее удивление у меня вызывали теперь Лида и Лена, не вылезающие из трипа весь полет. Они все это время жили в каком-то своем мире странных теней и фантазий. Интересно, их преследовали фантомы?

— Гравитация осязаема. — говорила Лена и смеялась. — Почувствуй.

По глазам ее было видно, что она не шутит. Все это происходило наяву. При этом обе они выглядели вполне адекватными. Нормальными что ли. Правда слегка рассеянными и заторможенными. Хотя это было вполне естественно для них.

Вообще, знал ли я их, вне трипов?

Сколько бы, не пытался вспоминать, так и не понял.

На всякий случай отсыпал у них немого стимов. Но никак не решался попробовать все вместе и сразу.

— Возможно не тут. По прилету. — сказал я Лене, пересыпая в небольшую колбу блестящий порошок.

Она энергично закачала головой.

— Там не то. Нужна пустота вокруг. — похлопала по железному боку звездолета. — Эффект пустыни. Только так можно найти собеседника.

— Собеседника?

Лена, улыбаясь развела руки и покрутилась.

— Бездну.

— На планете всё не так. — подключилась Лида. — Просто выспишься. Увидишь много красочных снов. Все слишком притупленное получается. Смазанное пятно, а не трип.

— В пустыне, насколько я помню, собеседники не очень. — говорю, рассматривая на свету, сквозь стекло колбы крупные песчинки стимов.

В тот разговор мы сидели в каюте Лены, на голосфере изучая свежий контент в инфосфере. Мы весь вечер прождали Колю, но он так и не появился. Все чаще он стал запираться у себя, а при встрече твердил мне о том, что все не могло быть так просто.

Я был с ним согласен, ведь чувствовал то же самое. Но виду не подавал. Тяжелое отрицание случившегося засело в нем занозой. Мне не хотелось бередить эту рану.

— Может её опоили? — говорил он и глаза его возбужденно блестели.

Чайник в каюте Жикривецкого и женское белье.

Резкими стали краски. События выпуклыми и обособленными. Наверное, так сказывается на нас пребывание в замкнутом пространство столь долго время. Запертые вместе мы начали отчетливо видеть друг друга.

Разгадка чайника и белья раскрылась сама собою. Постоянным пребыванием то Лиды, то Лены в каюте Жикривецкого. То, что ранее мы перестали замечать, что стало обыденным и далеким теперь проступало с новой неоспоримой ясность в круговороте будней.

Их маршрут я мог предсказать с невероятной точностью и всегда старался с ними разминуться. Места, в которых они триповали в темноте коридоров, пути которыми они проникали в каюту Олега, где находились остальное время. Все это стало новой обыденностью. Было изучено до мелочей.

Фадин стал еще более меланхоличен и неразговорчив. Его я находил либо в гостиной, монументальной фигурой в глубоком кресле, погруженным в раздумья в тишине. Либо одиноко жующим свой салат в гулком помещении кафе. Еще я находил его в коридорах, он шел будто плыл через них как призрак.

Высокий, с непропорционально вытянутыми руками и ногами. Чуть покачиваясь при ходьбе. Впервые на его лице я видел здоровый румянец. Так сказывалось на нем пребывание на корабле.

Всё-таки интересно, откуда он родом?

Коля становился все более невыносим. Постоянно твердил о том, что отравление то предлог. Что правда скрыта у нас перед глазами, но никто не хочет её видеть.

Мне кажется, у него начал развиваться психоз, после того как он её увидел.

Легкая дрожь, стеклянные глаза, зацикленность на идее. Болезненная необходимость заниматься каким-либо делом. Хорошо, что помимо разговоров о Лиле, он сосредоточился на изучении материалов по пятнадцать-восемьдесят девять.

Можжевелевский стал угрюм. Редким исключением мы видели его за барной стойкой кафе, где пучеглазый робот паук подливал ему кофе. Остальное время он прохаживался по кораблю, наблюдая за нами.

Весь при параде. В лакированных туфлях, гладкой выбритый, в отглаженной форме со сверкая эмблемой звездного флота и звездами на погонах.

Он являлся к нам как по часам с, как он сам говорил, инспекцией. Удостовериться, что выполняются все предписания. Особенно его интересовала каюта Олега.

Оставшееся время он либо дежурил в рубке, либо сидел в каюте.

Единственный человек, с которым мне было приятно проводить время, в те недолгие часы, когда аккрециозия ослабляла свою хватку и мне более не хотелось убегать прочь в дальние коридоры корабля, был Пылаев.

Приходил к нему