Гибель Лондона. Сборник фантастических рассказов - Эдвард Беллами

мэм, мы уже допустили, что эти воспоминания были слегка испорчены. Джонс, эта леди жалуется, что воспоминания, которые мы ей отправили, были короткими."

О'Донована нигде не было видно. Я прошел через отдел закупок, где сотрудники сбивали цены на "добрые воспоминания", и через отдел найма, где клерки воротили нос от старых воспоминаний, которые так часто передавались, в Агентство Амнезии. Там я обнаружил великого организатора, с любопытством разглядывающего сенситизированную пластинку.

– О, – сказал он, – это ты? Вот любопытствую.

– Чем же? – спросил я.

– Воспоминание об убийстве. Пациент хорошо заплатил, чтобы выбросить это из головы, но я боюсь, что упущу обычную вторичную прибыль, потому что кто купит это снова?

– Я это сделаю! – воскликнул я с внезапным вдохновением. – О! Каким же дураком я был. Я должен был быть вашим лучшим клиентом. Мне следовало бы скупить все виды воспоминаний и написать самый правдивый роман, который когда-либо видел мир. В моей новой книге нет убийства, но я сразу же включу его в работу. Эврика!

– Спрячем это! – сказал он мстительно. – Вы можете сохранить это воспоминание с удовольствием. Я и подумать не мог о том, чтобы обвинять такого старого друга, как вы, чей переезд с адреса, который я продал, на 22, Альберт Флэтс, Виктория-сквер, Вестминстер, сделал мое состояние.

Так я пришел к описанию единственного настоящего убийства, когда-либо написанного. Похоже, что продавец, бедный чернорабочий, убил своего друга в Эппинг Форест, просто чтобы украсть у него полкроны, и спокойно спрятал его под каким-то густым кустарником. Несколько месяцев спустя, неожиданно разбогатев, он счел за благо полностью порвать со своим прошлым, и поэтому в Агентстве извлекли воспоминание. Об этом, конечно, я не упомянул, но я описал убийство и последующие чувства убийцы и начал книгу о мире с чувством ликующего ожидания.

Увы! Она была повсеместно проклята за свою натуральность и невероятность сцен убийств. Критики, все до единого, утверждали, что являются авторитетами в области описания убийц, а читающая публика в ужасе заявила, что я бросаю вызов Диккенсу. Они сказали, что мужчина совершал бы ежедневные экскурсии к трупу и был бы вынужден вложить деньги в сезонный абонемент в Эппинг Форест; они сказали, что он начал бы трястить, если бы его собственная тень пересекла его путь, а не спокойно продолжал бы пить пиво, как невинный младенец у груди матери. Я решил посмеяться над ними. Доведенный до безумия, я написал в газеты, описываю правду о моем убийстве и сообщая точную дату и место захоронения. На следующий день детектив обнаружил тело, и я был арестован. Я попросил полицию послать за О'Донованом и дал им адрес Агентства амнезии, но О'Донован отрицал существование такого учреждения и сказал, что зарабатывает на жизнь, работая секретарем "Общества трилистника".

Тогда я начал бредить и проклинать его – теперь мне приходит в голову, что он, возможно, подвергал себя (и всех остальных) лечению амнезией. Присяжные рекомендовали меня помиловать на том основании, что совершить убийство с художественной целью описать ощущения граничило с безумием, но даже это заявление не спасло мне жизнь.

"Мудис" распространила петицию, и уже в восьмом часу может придти мое помилование. И все же, если завтра третий том моей жизни будет закрыт, я молюсь, чтобы эти мои последние слова были опубликованы в роскошном издании, а та часть прибыли, которую издатель сможет выделить, была передана Джеральдине.

Если я получу помилование, я никогда не куплю память другого убийцы, ни за какие художественные идеалы в мире, и пусть меня повесят, если я это сделаю.

1892 год

ГИБЕЛЬ ЛОНДОНА

Роберт Барр

I. Самомнение 20-го века.

Надеюсь, я благодарен судьбе за то, что она сохранила мне жизнь до тех пор, пока я не увижу эту самую блестящую эпоху мировой истории – середину 20-го века. Было бы бесполезно для любого человека принижать огромные достижения последних пятидесяти лет, и если я осмелюсь привлечь внимание к тому факту, который сейчас, по-видимому, забыт, что люди 19-го века преуспели в достижении многих выдающихся вещей, не следует думать, что я намерен тем самым сбрасывать со счетов какие-либо чудесные изобретения нынешнего века. Мужчины всегда были несколько склонны смотреть с некоторой снисходительностью на тех, кто жил за пятьдесят или сто лет до них. Мне кажется, это особая слабость нынешнего века, чувство национального самомнения, которое, когда оно существует, должно, по крайней мере, оставаться на заднем плане, насколько это возможно. Многие будут удивлены, узнав, что это также было недостатком людей 19-го века. Они воображали, что живут в эпоху прогресса, и хотя я не настолько глуп, чтобы пытаться доказать, что они сделали что-то действительно стоящее записи, все же это должен признать любой непредвзятый человек-исследователь, что их изобретения были, по крайней мере, ступеньками к изобретениям сегодняшнего дня. Хотя телефон и телеграф, а также все другие электрические приборы в настоящее время можно найти только в наших национальных музеях или в частных коллекциях тех немногих людей, которые проявляют какой-либо интерес к событиям прошлого века, тем не менее, изучение ныне устаревшей науки об электричестве привело к недавнему открытию волнового эфира, который так прекрасно выполняет вселенскую работу. Люди 19-го века не были дураками, и хотя я хорошо понимаю, что это заявление будет воспринято с презрением там, где оно привлечет какое-либо внимание, все же, кто может сказать, что прогресс следующего полувека может быть не таким же большим, как в том, который сейчас закончился, и что люди следующего столетия, возможно, не будут смотреть на нас с тем же презрением, которое мы испытываем к тем, кто жил пятьдесят лет назад?

Будучи старым человеком, я, возможно, несколько отсталый, человек, который живет в прошлом, а не в настоящем, тем не менее, мне кажется, что такая статья, как та, что недавно появилась в Блэквуде из-под талантливого пера профессора Моуберри из Оксфордского университета совершенно непростительна. Под заголовком "Заслужили ли жители Лондона свою судьбу?" он пытается показать, что одновременное уничтожение миллионов людей было благотворным событием, прекрасными результатами которого мы до сих пор наслаждаемся. По его словам, лондонцы были настолько тупыми и глупыми, настолько неспособными к совершенствованию, настолько погрязшими в пороке простого накопительства денег, что ничего, кроме их полного вымирания, было бы недостаточно, и что, вместо того, чтобы быть ужасающей катастрофой, гибель Лондона была несомненным благословением. Несмотря на единодушное одобрение, с которым эта статья была воспринята прессой, я по-прежнему утверждаю,