Гибель Лондона. Сборник фантастических рассказов - Эдвард Беллами

а поезд мчится через Темзу недалеко от Кью. Я попытался заглушить двигатель, но не преуспел. Однако, экспериментируя, мне удалось включить воздушный тормоз, который в какой-то степени остановил поезд и уменьшил удар, когда произошла авария на конечной станции Ричмонд. Я выскочил на платформу до того, как паровоз достиг буферов терминала, и увидел, как мимо меня, как в кошмарном сне, пронесся ужасный поезд с мертвецами. Большинство дверей были распахнуты, и каждое купе было битком набито, хотя, как я узнал впоследствии, на каждом повороте пути или при дополнительном крене поезда тела падали по всей линии. Катастрофа в Ричмонде не имела никакого значения для пассажиров. Кроме меня, только два человека были спасены живыми из поезда, и один из них, снятый с крыши силой, был отправлен в сумасшедший дом, где он так и не смог сказать, кто он; и, насколько я знаю, никто никогда не заявлял на него права.

1892 год

СТРАХ ПЕРЕД ЭТИМ

Роберт Барр

Море покончило с ним. Он мужественно боролся за свою жизнь, но в конце концов пришел в изнеможение, и, осознав бесполезность дальнейшей борьбы, он отказался от битвы. Самая высокая волна, король этой ревущей шумной процессии, мчащейся от места крушения к берегу, схватила его в свои безжалостные объятия, на мгновение подняла его на фоне неба, крутанула его в воздухе и швырнула без чувств на песок и, наконец, поворачивала его снова и снова, как беспомощный сверток, лежащий высоко на песчаном пляже.

Человеческая жизнь кажется незначительной, когда мы думаем о мелочах, которые способствуют ее исчезновению или расширению. Если бы волна, унесшая Стэнфорда, была чуть меньшей высоты, его бы унесла обратно в море следующая. Если бы его, беспомощный сверток, перевернули на один раз больше или на один меньше, его рот прижался бы к песку, и он бы умер. Как бы то ни было, он лежал на спине, раскинув руки в стороны, и держал в сжатом кулаке пригоршню растворяющегося песка. Последующие волны иногда касались его, но он лежал на месте, не досягаемый морем, с белым лицом, обращенным к небу.

У Забвения нет календаря. Мгновение или вечность для него одно и то же. Когда сознание медленно возвращалось, он не знал и не заботился о том, как бежало время. Он не был до конца уверен, что жив, но скорее слабость, чем страх удерживали его от того, чтобы открыть глаза и выяснить, был ли мир, на который они посмотрят, тем миром, на который они смотрели в последний раз. Его интерес, однако, быстро разгорелся из-за зазвучавшего английского языка. Он все еще был слишком ошеломлен, чтобы удивляться этому и помнить, что его выбросило на какой-то неизвестный остров в Южных морях. Но смысл слов поразил его.

– Давайте будем благодарны. Он, несомненно, мертв. – это было сказано тоном бесконечного счастья.

Казалось, что от тех, кто говорил, при объявлении этого прошел ропот удовольствия. Стэнфорд медленно открыл глаза, задаваясь вопросом, кем были эти дикари, которые радовались смерти безобидного незнакомца, выброшенного на их берега. Он увидел группу людей, стоящих вокруг него, но его внимание быстро сосредоточилось на одном лице. Его владелице, по его мнению, было не более девятнадцати лет, и лицо, по крайней мере, так показалось Стэнфорду в то время, было самым красивым, которое он когда-либо видел. На лице было выражение сладкой радости, пока ее глаза не встретились с его глазами, затем радость исчезла с лица, и его место занял взгляд смятения. У девушки, казалось, перехватило дыхание от страха, и слезы наполнили ее глаза.

– Ох, – воскликнула она, – он будет жить.

Она закрыла лицо руками и зарыдала.

Стэнфорд устало закрыл глаза. "Я, очевидно, сошел с ума", – сказал он себе. Затем, потеряв веру в реальность происходящего, он также потерял сознание, а когда к нему вернулись чувства, он обнаружил, что лежит на кровати в чистой, но скудно обставленной комнате. Через открытое окно доносился рев моря, и оглушительный грохот падающих волн напомнил ему о том, через что он прошел. Крушение и борьба с волнами, которые он помнил, были реальными, но эпизод на пляже он теперь считал лишь видением, вызванным его состоянием.

Бесшумно открылась дверь, и, прежде чем он успел заметить, что кто-то вошел, у его кровати появилась медсестра с безмятежным лицом и спросила, как он себя чувствует.

– Я не знаю. По крайней мере, я жив.

Медсестра вздохнула и опустила глаза. Ее губы шевельнулись, но она ничего не сказала. Стэнфорд с любопытством посмотрел на нее. Его охватил страх, что он безнадежно искалечен на всю жизнь и что смерть считается предпочтительнее искалеченного существования. Он чувствовал усталость, хотя и не боль, но он знал, что иногда, чем отчаяннее боль, тем меньше жертва чувствует ее поначалу.

– Вы не знаете, сломана ли какая-нибудь из моих костей? – спросил он.

– Нет. Вы ушиблись, но не сильно пострадали. Вы скоро поправитесь.

– А! – сказал Стэнфорд со вздохом облегчения. – Кстати, – добавил он с внезапным интересом, – кто была та девушка, которая стояла рядом со мной, когда я лежал на пляже?

– Их было несколько.

– Нет, была только одна. Я имею в виду девушку с прекрасными глазами и нимбом волос, похожим на чудесную золотую корону на ее голове.

– Мы не говорим о наших женщинах в таких выражениях, – строго сказала сестра. – Вы, наверное, имеете в виду Рут, у которой густые и желтые волосы.

Стэнфорд улыбнулся.

– Слова мало что значат, – сказал он.

– Мы должны быть сдержанны в речах, – ответила медсестра.

– Мы можем быть умеренными, не будучи трезвенниками. Действительно, густые и желтые! Мне приснился плохой сон о тех, кто нашел меня. Я думал, что они… но это не имеет значения. Она, по крайней мере, не миф. Вы случайно не знаете, удалось ли спасти кого-нибудь еще?

– Я благодарна за то, что могу сказать, что все утонули.

Стэнфорд вскочил с ужасом в глазах. Скромная медсестра сочувственным тоном попросила его не волноваться. Он откинулся на подушку.

– Покиньте комнату, – слабо закричал он, – оставьте меня… оставьте меня.

Он отвернулся к стене, а женщина вышла так же тихо, как и вошла.

Когда она ушла, Стэнфорд соскользнул с кровати, намереваясь добраться до двери и запереть ее. Он боялся, что эти дикари, которые желали его смерти, примут меры, чтобы убить его, когда увидят, что он выздоравливает. Прислонившись к кровати, он заметил, что на двери нет запора. Там была грубая щеколда, но не было ни замка, ни засова.