Дорога в снегопад - Антон Уткин

— Великие достижения человеческой мысли, искусства, науки и технологии, — начал Алексей, — не только памятники культуры, они также увековечивают саму естественную эволюцию. Они являют собой свидетельство того, что человеческий род — это удивительно разносторонняя и глубоко интеллигентная форма жизни, и выражает она величайшую созидательную силу природы. И эта форма жизни породила новую сферу эволюции, не только природную и социальную, но этическую и эмансипирующую. Жизненная форма, которая создает и разумно изменяет окружающую среду предположительно таким образом, что это не вредит ей с экологической точки зрения, представляет собой широкое, неограниченное проникновение природы в захватывающие, возможно, бесконечные области эволюции, а именно — эволюции абсолютно сознательного порядка. У нашего знаменитого ученого Олескина возникла идея биополитики. Суть ее заключается в том, что в основе политического поведения человека лежат вполне определенные биологические базовые вещи. В восьмидесятые годы на это смотрели как на какие-то странности, а сейчас это все больше и больше становится мейнстримом. Может быть, к сожалению, потому что это начинают на практике использовать политики всякие…

— А что про вечную молодость?! — выкрикнули из зала.

— Ну, вечная молодость, — усмехнулся Алексей. — Вечная молодость — это изначальная мечта человечества, но все-таки не надо понимать это буквально. Если угодно, это всего лишь фигура речи. Тем не менее может возникнуть вполне закономерный вопрос: а как именно это работает и почему возникла такая фигура речи? Постараюсь пояснить. Видите ли, если ты можешь теоретически получить все, то ты можешь все и заменить. Все, что портится, можешь заменить. На стволовые клетки сейчас большие надежды возлагаются: из них можно получать искусственные органы, во-вторых, это клеточная терапия: когда часть клеток отмирает, новые клетки их заменяют. Ну, вот представьте, в теории ты можешь заменить все что угодно в организме, ну разве что кроме хрусталика глаза. Ведь это власть над морфогенезом! Вот что такое стволовые клетки! Власть над формой. Потому что половина всего в этом мире — это форма. Потому что тот, кто владеет формой, тот владеет всем… Ну, я имею в виду человечество, в первую очередь, — скромно опуская глаза, оговорился Алексей.

Нынешние времена Алексей счел самыми интересными, по крайней мере для ученого.

— Подумайте сами, — воодушевился он, — ведь считается, что кровь Спасителя, хранящаяся в Граале, дарит бессмертие. А вот сегодня мы уже занимаемся стволовыми клетками. Да и вообще, многие научные достижения имеют своими предшественниками поиски моральных задач человечества. Природный мир обладает лишь потенциальной этичностью — в том смысле, что он сформировал основу объективной социальной этики. С точки зрения культуры мы все — вместилища социальной истории, так же, как наши тела — вместилища истории природной. Для того чтобы вновь вписаться в ход естественной эволюции и сыграть созидательную роль в ней, мы должны также войти в ход событий социальной эволюции и сыграть созидательную роль там. Биология сейчас так быстро развивается, что она идет прямо вровень с научной фантастикой. Мы-то привыкли, что научная фантастика опережает саму науку, в девятнадцатом веке почти на сто лет опережала, а в конце двадцатого стала получаться такая интересная штука, что наука идет прямо впритык к научной фантастике, и реальная наука и ее восхитительные результаты — они опережают даже фантазию писателя-фантаста. Так что в этом смысле в интересное время мы живем. Мне кажется, на своем веку я не увижу, что по остаткам организма можно будет целый организм собрать. Но, с другой стороны, поколение моих учителей в молодые годы тоже усомнилось бы в реальности того, что сейчас происходит: генетическая инженерия, клонирование, геном человека секвенирован полностью, японцы уже сосуды из стволовых клеток получать начинают. Фантастика все это…

Алексей прервался, дотянулся до бутылки с водой, стоявшей перед ним на столике, наполнил стакан и, закрыв глаза на условности, выпил его залпом.

— Но не надо забывать, что это только средство, одно из средств, — продолжил он. — Возвращение общества в общеэкологическую картину планеты — это и есть шанс природы на самосознание и освобождение. Человеческие существа не в меньшей степени являются продуктами социальной эволюции, чем биологической. Со своей биологической ментальной силой они конституированы эволюцией так, чтобы внедриться в биосферу. Индивид должен быть свободным, чтобы функционировать как этическое существо, чтобы совершать разумные, бескорыстные выборы между рациональными и иррациональными альтернативами в истории. Не будет прежнего очарования в природе или в мире, пока мы не вернемся к прежнему очарованию человечества и человеческому благоразумию.

Последние слова Алексея, которые он и сам-то не знал, как смог так изящно произнести, захватили зал. Некоторое время люди сидели молча, а из-за стеллажей с импрессионистами выглядывали такие же задумчивчивые, сосредоточенные лица покупателей. Как будто каждый сейчас мучительно искал ответ на этот самый вопрос: как вернуть миру и человечеству прежнее очарование?

Потом кто-то задавал какие-то вопросы, Юля металась по залу с микрофоном, он отвечал, ловил ее взгляд и ему казалось, что глаза ее блестят по-особенному. Слово взял пожилой мужчина, одетый в заношенный пиджачный костюм с каким-то наградным значком на лацкане.

— Как вы относитесь к тому, что результаты некоторых достижений науки несут угрозу нашему здоровью? — резким голосом спросил он, и, не успел Алексей сказать и слова, мужчина придержал у своих губ микрофон, который поднесла к нему Юля: — Позвольте, я сам отвечу.

— Да, конечно, — несколько обескураженно согласилась Юля, окончательно отдав микрофон на волю вопрошающего.

— Общеизвестно, — начал мужчина густым строгим баритоном, — что мы живем в век научных открытий. Но все ли они хороши для человека? Нет ли среди них таких, которые ему вредят? Вот, например, мобильная связь и компьютеры. Удобно? Да. Полезно? — Мужчина выдержал знаменательную паузу и торжественно приговорил: — Ни в коем случае! Не больше трех минут в день можно говорить по мобильному телефону. Не больше трех минут. Только самое главное, самое важное. Понимаете? — Глаза его остановились на Юле и заискрились добродушной хитрецой. — Взяла трубку, набрала номер, дождалась ответа и сказала: «Больше не люблю, ухожу к другому». Все! — Он намеревался еще что-то добавить, но Юля уже оправилась от удивления и овладела ситуацией.

— Спасибо вам за ценные советы, — сказала она, — но мы немного отклонились от нашей темы. — Так, из Интернета у нас нет вопросов? — обратилась она к своему коллеге, но тот отрицательно покачал головой.

Осудивший прогресс мужчина, лицо которого сияло удовлетворением, поднялся со своего места и удалился, покачивая головой. Потом Алексей довольно долго объяснял какой-то пожилой покупательнице, забредшей в конференц-зал на звуки его голоса, почему именно нельзя получить копию хрусталика глаза, после чего Юля поблагодарила слушателей за внимание и объявила встречу оконченной.

— Отлично! — возбужденно проговорила она. — Замечательно! То, что нужно. Просто зашибись!.. Ты не очень спешишь?

Он пожал плечами, ведь втайне надеялся, что они еще побудут вместе.

— Тогда подожди меня немного, вместе пойдем.

Пока клаудвочеры разбирали аппаратуру и обменивались восторгами, Алексей стоял у полок с книгами, тупо пялился на их названия, ни черта не понимая, и все пытался ответить на вопрос: а что же здесь сейчас произошло? Ему было совершенно не жалко ни потраченного времени, ни разговоров с этими бедными стариками, которые едва ли что поняли из его выступления, — просто он пытался постичь цель всего этого действа, а ее-то, видно, и не было. Из этих размышлений его на время вывела возникшая перед ним Юля. Лицо ее выражало такое счастье, что причиной его можно было, не боясь ошибиться, назвать только одно чувство.

— Пройдем до Неглинной, — предложила она, — я машину там оставила. Крутилась, крутилась, не смогла здесь припарковаться.

Бывают дни, когда Москва, несмотря даже на непоздний час, словно бы утомляется раньше обычного. Машины разбегаются, как тараканы от яркого света, толпы редеют, как волосы лысеющего мудреца, оставляя улицы и переулки наедине с самими собой. Город, по которому они шли, освещенный местами щедро, местами таинственно, не выглядел слишком многолюдным.

— Вот мне тридцать восемь лет, — сказал он с едва заметной иронией, — а я впервые выступал перед такой… — он задумался, подбирая слово, — перед такой заинтересованной аудиторией.

— Правда? — удивилась Юля. — Ты выглядишь гораздо моложе. Это еще мало сегодня было народу. Бывает, полмагазина сбегается.