Алана Инош - Ты

– Устал на этой треклятой работе, надо снять стресс.

Работал он главным энергетиком на небольшом металлообрабатывающем предприятии. Там в последнее время что-то не ладилось, и он действительно порой приходил домой вымотанный. Выйдя в отпуск в первый раз за последние три года, он ушёл в капитальный запой. Дядя Слава тоже был любителем «снять стресс» таким способом – потому, собственно, его семья и развалилась. Сейчас они с отцом выпивали на кухне и обсуждали моё вопиющее поведение, а Светлана от злости и раздражения была готова вот-вот взорваться, как паровой котёл.

– Устроили тут пьянку! Дым коромыслом! Алкаши несчастные!

Из элегантной и изящной леди в голубом платье, какой она была в день бракосочетания, маман превратилась в обычную женщину за пятьдесят, слегка неухоженную, с морщинками и сединой, пробивающейся в неокрашенных корнях волос, в шёлковом халате, тапочках и с отросшей на ногах растительностью.

А в кухне и правда стояла непроглядная завеса сигаретного дыма. Не помогала даже открытая форточка: отец с дядей Славой смолили вдвоём, как паровозы, одну сигарету за другой. Когда я вошла, отец потребовал, матерясь почти через каждое слово:

– Ну и скажи мне, б**дь: это правда? Не, Светкин пацан – не трепло, наговаривать зря не станет… Но я, на х**, хочу от тебя это услышать. Что мы с твоей матерью делали не так? Когда не досмотрели? Где ты… нахваталась, б**дь, всего этого?

– Нигде, – ответила я. – Такой родилась, видимо.

Дядя Слава, неопрятный, худой и длинный, весь какой-то засаленный и потный, поинтересовался со скабрезным прищуром:

– Ну и как вы это между собой делаете? Ну, когда мужик с бабой – всё понятно… Но две девки? Чем? Не, ну, просто интересно, чем тебя нормальный мужской хрен не устраивает?

Всё у меня внутри превратилось в камень. Я не собиралась ничего объяснять этим двум пьяным мужикам.

– У моей подруги мама умерла, – сказала я сухо. – Я пока поживу у неё. Собственно, я только за вещами пришла.

– Подруга у неё! – Отец презрительно хмыкнул, налил себе и брату по рюмке. – Наркоманка какая-то…

Во мне будто что-то лопнуло – какая-то нить, которая ещё удерживала меня в рамках приличий. Никто на свете не имел права так о тебе говорить – за это я была готова порвать кого угодно, даже родного отца.

– Заткнись, ты! – прорычала я. – Не смей так говорить, ты её не знаешь, а слушаешь всяких м**звонов, сопливых маменькиных сынков… которые сами ни хрена не понимают, что говорят!

Глаза отца осатанели от ярости.

– Ты как с отцом разговариваешь, соплячка?! – заорал он, поднимаясь. Пошатнувшись, он ухватился за край стола. – Ты… прошмандовка сопливая! Растили её, дрянь такую, воспитывали, кормили, учили… А она теперь отцу – «заткнись»?! А ну-ка, Слава… щас мы ей ремня всыплем… может, мозги на место встанут!

Дядя Слава с энтузиазмом изъявил желание помочь в экзекуции. Заледенев от ужаса, я отшатнулась к стенке.

– Только попробуйте… троньте, – хрипло пробормотал мой неузнаваемый голос. Я слышала его словно чужой, как бы со стороны.

– А вот и тронем, – сказал отец, вытаскивая из брюк ремень. – Ишь… в извращенки она, видите ли, подалась. Сопля зелёная… мозги куриные!

Вдруг раздался холодный и властный голос, повеявший, как северный ветер:

– Поднимете на неё руку – обоим яйца оторву.

В мгновение ока Александра скрутила отца и стянула ему руки его же ремнём. Дядя Слава полез было на выручку, но получил ногой в пах. Светлана стояла в дверях, испуганно прикрыв пальцами рот.

В течение следующих двадцати минут отец с дядей Славой молча сидели за столом, угрюмые, но притихшие – впечатлённые мерами физического воздействия, а я собирала в большую спортивную сумку вещи.

– Собирай всё по максимуму, Лёнь, – сказала Александра. – Тёплые вещи тоже бери… Мало ли.

Да, она была права: мало ли, может, я сюда больше не вернусь. Когда я выносила системный блок своего компьютера, отец, стоя в дверях кухни, пробурчал мне в спину:

– Ну и вали отсюда… дура. К наркоманке своей. Можешь не возвращаться!

Александра помогала мне выносить вещи. Подхватив компьютерный монитор, она сказала:

– Моя сестра не наркоманка. Она в школе работает. Учит слепых детей музыке. Вы бы попробовали делать то, что она делает… а потом бы ярлыки клеили.

На книжной полке сидел утёнок. Чуть не забыла маленького… Прижав его к груди, я взяла последний пакет с вещами и пошла вниз по лестнице.

Захлопнулась дверца джипа, заработал мотор. Машина плавно покатилась по улице, оставляя позади фонари, а меня накрыла запоздалая реакция. Я всхлипывала и тряслась, а Александра, ведя одной рукой машину, пальцами другой ласково ворошила и поглаживала мне волосы.

– Ну, ну, Лёнь… Всё уже. Всё кончилось.

– Саш… прости… извини, что тебе всё это… пришлось увидеть… и услышать. – Спазмы, сотрясая мне грудь, просто разрывали меня на части. – Весь этот… позор. Сегодня… Натальи Борисовны… не стало, а тут… всё это… безобразие…

– Солнышко, успокойся, – властно и строго, но вместе с тем нежно сказала Александра. – Всё хорошо, ты едешь домой, к Яне. Она ждёт тебя.

Да, я ехала к тебе – чтобы обнять и сказать: «Я пришла, чтобы остаться с тобой. Навсегда». И утёнка я не забыла забрать, это тоже хорошо…

Не помню вот только, кто мне его покупал – отец или мама.

Вот так роковой август забрал у тебя маму, а у меня порвал семейные связи. Впрочем, это способствовало созданию новой семьи – нашей с тобой.

Но этому месяцу предстояло натворить ещё немало дел.

11. АМЕРИКАНСКИЕ ГОРКИ

Автор этих записок обожает только тёмный шоколад (молочный вообще таковым не считает), кофе (увы, противопоказанный по состоянию здоровья напиток), чай со смородиной (аромат – непередаваемый!), высоких людей (фетиш), утят (глубоко личное), редактировать посты в Интернете до потери пульса (автор – перфекционист и педант в душе) и короткую стрижку на любимом человеке (чтобы этакий пушистый ёжичек щекотал ладонь).

А ещё, как читатель, наверное, уже заметил, автор этих записок неравнодушна к замысловатым приёмам построения сюжета. Линейное его развитие (герой родился – женился – умер) автора не устраивает: слишком просто. А вот кидание читателя из одного временного пласта в другой, параллельное описание событий из прошлого и настоящего, перескоки грамматического времени глаголов в разных главах, проспекции-ретроспекции… Это автору – только дай. И хлебом не корми. Извинившись перед читателем за колебания сюжетной линии, как на американских горках, в этой истории и далее автор собирается слегка увеличить их частоту.

Тем более, что собственная жизнь порой автору казалась именно такими горками… И однажды Сивку эти крутые горки таки укатали, но об этом позже, а пока…

Пока настал сентябрь, а значит, и наша вторая годовщина.

Светлое и радостное пространство кухни, в котором я когда-то так мечтала пить с тобой кофе, блестело чистотой и было наполнено вкусными запахами. Дверцы шкафчиков то и дело всполошённо хлопали, водопроводный кран лихорадило от постоянного открывания и закрывания, посуда гремела. Отложив на некоторое время своё литературное творчество, я занялась творчеством кулинарным, чтобы сочинить праздничный ужин…

Как ни странно, чувствовала я себя без вины виноватой. Внезапный уход твоей мамы из жизни словно был зловещим и горьким исполнением нашей мечты – жить вместе, став семьёй. Будто какая-то неведомая дьявольская сила вот так жутко и издевательски извратившись над нашими желаниями, устранила с нашего пути помеху… Да, мы хотели быть вместе, но не такой ценой. Впрочем, вполне может быть, что это просто моя мнительность разыгралась – не знаю… Но как бы то ни было, счастье наше имело горький привкус.

Ты свои переживания прятала глубоко в душе: слёз на твоих глазах я не видела даже в день похорон. После поминок, когда мы с Александрой убирали со стола, ты взяла гитару, села на подоконник и пела свои самые пронзительные и грустные песни. А иногда и светлые – крылатые, как я их про себя называла. Летящие, мудрые, сжимающие сердце образы в стихах и чистые, простые и до дрожи тёплые мелодии – вот чем ты провожала маму. Не слезами и тоской, а песней. Ты дарила на прощание её улетающей в иной мир душе свою музыку, и мне верилось, что она тебя слышала. Выглядя стройнее и суше обычного в чёрной водолазке и чёрных джинсах, ты обнимала свою гитару и надрывала мне сердце.

Моя мечта сбылась. Возвращаясь с работы, мы входили в одну и ту же дверь: ты – чуть раньше, а я – чуть позже. В красном кафеле ванной отражались наши обнажённые тела, сплетённые в поцелуе под струями воды, а одеяло укрывало нас, уснувших в обнимку. Утёнок поселился на книжной полке над моим новым рабочим местом, для которого был куплен компьютерный стол. А вот кресло мне досталось старое; я не знала, кто в нём раньше сидел – может быть, твоя мама, а может, отец. Большое и солидное, оно скорее подходило для кабинета какого-нибудь крупного руководителя и обладало довольно неприятным характером – скрипело и визжало… Мечта сбылась, но мне хотелось ещё кое-чего, а именно – чтобы улыбка поскорее вернулась на твоё лицо.