Алана Инош - Ты

Несмотря на то, что встречались мы уже почти два года, мы по-прежнему оставались друг другу желанны. Казалось бы, люди знают друг друга давно, прелесть новизны утрачена, страсть остывает, отношения становятся обыденными… Не знаю, как тебе, но мне со временем отнюдь не стало скучнее. Да и в категориях «скучно – интересно» нельзя говорить о родном человеке, ставшем частью души и сердца, половинкой, без которой задыхаешься в этом мире и умираешь. Я не мыслила своего существования без тебя, вот и всё. Ты второй раз за лето коротко подстриглась, и меня безумно заводил твой ёжик – рука так и тянулась погладить тебя по голове. В этот великолепный, но жаркий день мы с тобой обе были в каком-то приподнято-возбуждённом настроении: по дороге на дачу то беспричинно хохотали над каждым словом, то так же беспричинно замолкали, прислушиваясь к струнке желания, которая натянулась между нами и пела всё громче. За высоким забором, окружавшим участок, можно было хоть голышом ходить – никто не увидит. Так мы и сделали. Раздевшись догола, постелили на травку под вишней покрывало с кровати и улеглись рядышком… Жевали бутерброды и пили пиво, рассказывая друг другу свои новости: кто что делал, что чувствовал, о чём думал. Мне были интересны твои мысли, а тебе – мои. Удивительно, но стоило нам начать разговаривать, как темы возникали сами собой.

Солнечные зайчики, пробиваясь сквозь вишнёвую крону, плясали на твоей коже, в разогретом воздухе пахло мятой (кустик рос как раз у нашего изголовья), стрекотали кузнечики. Сорвав несколько листиков мяты, я растёрла их в ладонях, так что они превратились в зелёные катышки, и стала натирать тебе плечи, руки, грудь, живот. Несколько раз скользнув ладонью по твоей пушистой голове, я ощутила властный, неумолимый и сладкий спазм желания. Кроме твоего голоса и высоких людей у меня есть ещё один фетиш – запахи. Наверно, это что-то первобытное, животное и естественное. Аромат твоего тела, смешиваясь в жарком воздухе с запахом мяты, возбуждал во мне невыносимое желание затискать, зацеловать, защекотать, залюбить тебя… до писка, до стона, до стиснутых в экстазе зубов.

Сначала было нежно, воздушно-пушисто, на кончиках пальцев, как чтение брайлевского шрифта – пианиссимо; потом горячо, влажно и сильно, напряжённо – меццо-форте; затем мучительно и безумно сладко, до боли – форте; мега-взрыв и извержение вулкана – фортиссимо.

…И отступление щекотно-тёплыми шажочками, дорожками из поцелуев, ласковыми дуновениями ветерка по коже – диминуэндо… до тишины, al niente.

Солнечные зайчики плясали на твоих широко раскрытых глазах, но ты даже не жмурилась: твоей реальностью давно стала полная тьма. Лучики-иголочки были не в силах проколоть эту чёрную пелену.

– Браво, маэстро, – выдохнула я тебе на ухо.

Букашки ползли по своим делам, вишня блестела глянцем тёмно-зелёных листьев и гроздьями спелых ягод, просвечивающих на солнце, а мята пахла отрезвляюще и горько, напоминая нам в нашем сладком ничегонеделании, что идиллия – кратка…

Потому что мама изменила свои планы.

Загромыхал ключ в замке ворот, и у нас было всего несколько секунд, чтобы натянуть хотя бы бельё.

Нам повезло: место, где мы расположились, нельзя было увидеть от входа. Нас загораживали дом и теплица, и мы успели сделать вид, что просто загораем. Я отодвинула покрывало из тени на солнышко, надела панамку и лениво разлеглась, в то время как ты достала из корзинки новую банку пива. Смачный чпок и шипение при её открытии как раз совпали с появлением твоей мамы. Шагая по дорожке и щурясь на солнце, она воскликнула:

– А, девочки! Вы тут?

– Привет, мам, – как ни в чём не бывало отозвалась ты.

– Здрасьте, Наталья Борисовна, – сказала я. – Вот, загораем немножко.

Наталья Борисовна была в светло-бежевой летней юбке и белой футболке с треугольным вырезом, а на голове её красовалась широкополая соломенная шляпка. Склонившись над тобой, она энергично потрепала твою стриженую голову ладонью:

– Ты чего без головного убора? Напечёт… – И пробурчала недовольно: – Опять оболванилась, как… Как не знаю кто.

В отличие от меня, ей не нравилась твоя стрижка – слишком короткая для девушки.

– Мам, ну жарко же, – сказала ты в своё оправдание.

– Алёне тоже жарко, но она же не стрижётся так, – возразила Наталья Борисовна. – Ты б ещё под ноль побрилась.

– А что, это идея, – усмехнулась ты. – Пока я в отпуске – можно.

– Ещё не хватало, – проворчала твоя мама. – Ну ладно… Я чего пришла-то? Вишню собирать надо, а то в такую жару засохнет прямо на ветках.

– Ты ж вроде сегодня отдыхать хотела, – заметила ты. – И не собиралась приходить.

– Да это я с утра так думала, а потом решила: надо сходить, собрать, – ответила Наталья Борисовна, окидывая взглядом фронт работ – вишнёвые деревья. – И раз уж вы здесь, девочки, то давайте, подключайтесь.

– Ну, блин… Вечно у тебя семь пятниц на неделе, – буркнула ты.

В течение следующих двух часов мы собирали вишню. Твоя помощь требовалась, когда было нужно подержать склонённый ствол: с верхушек высоких гибких деревьев в одиночку ягоды собирать проблематично.

– Ну вот, очень кстати, что вы здесь, – весело щебетала твоя мама. – А то как бы я с верхних веток собирала одна?

Пока мы с Натальей Борисовной наполняли крупными бордовыми ягодами десятилитровое пластмассовое ведро, ты успевала кидать вишенки в рот и выплёвывать косточки. Только и слышалось твоё «тьфу-тьфу». Я не решалась последовать твоему примеру без приглашения, но Наталья Борисовна сказала:

– Лёнечка, ты тоже кушай, не стесняйся! Вишни – море!

Вишни действительно было очень много. Мы набрали полное ведро, а на ветках висело ещё три раза по столько же.

– Даже не знаю, куда её девать, – озабоченно проговорила твоя мама, разведя руками. – Нам столько и не нужно… А продавать… Не знаю.

– А давай Лёне отдадим, – предложила ты.

– А у тебя нет дачи? – спросила Наталья Борисовна.

– Нет, – сказала я. – Вернее, была, но брат продал.

– Ну, тогда приходи с Яной в любое время и набери хоть целое ведро, – щедро разрешила Наталья Борисовна. – Потому что – ну, куда нам её столько?..

Тащить тяжёлое ведро домой не было резона: на благоустроенной даче имелись все условия для заготовки ягод. В кладовке стояло два мешка сахара, банки хранились на чердаке, а крышки и закаточную машинку Наталья Борисовна принесла с собой. Вымыв вишню, мы уселись втроём выбирать из неё косточки, предварительно переодевшись в старое – то, что не жалко испачкать брызжущим во все стороны ягодным соком. Наталья Борисовна перебирала вишню со скоростью автомата, твои зрячие пальцы тоже справлялись с этим ловко и быстро, и я старалась не отставать. Большой тазик стремительно наполнялся лишёнными косточек ягодами, утопавшими в тёмно-красном соке, а мне вдруг подумалось: а ведь мы совсем как одна семья. Сидим уютно, мирно… перебираем вишню, чтобы сварить варенье. Наталья Борисовна такая добрая и замечательная, и мы с тобой почти женаты…

Увы, всё это было только в моих мечтах. Твоя мама не знала, что я твоя «жена», и семейные узы, незримо соединившие нас за столом, были воображаемыми… Так мне тогда казалось.

А Наталья Борисовна вдруг подозрительно заморгала и тыльной, не испачканной в вишнёвом соке стороной руки стала вытирать покрасневшие и намокшие глаза. Я вопросительно и недоуменно посмотрела на неё, а она приложила к губам палец, как бы говоря «тсс!», и показала взглядом на тебя. Она хотела скрыть слёзы, но не вышло: вроде бы взяв себя в руки, уже через минуту Наталья Борисовна не выдержала и захлюпала носом. Ты, конечно, услышала.

– Мам… Ты что?

Наталья Борисовна изо всех сил пыталась справиться с собой.

– Ничего-ничего, – быстро пробормотала она. – Не обращай внимания, это я так… Папу твоего вспомнила. Это его любимое варенье… было.

Ты поднялась со своего места, подошла и обняла её за плечи.

– Мамуль… Ну, не надо. Мы с тобой.

– Ладно, сейчас успокоюсь, – тихо и виновато пообещала твоя мама.

Когда варенье было сварено и разлито в банки, она принесла пятилитровое ведёрко и сказала нам:

– Ну-ка, девочки, наберите вишни… Для Лёни, пусть возьмёт домой. Это ей за помощь с вареньем. Ведёрко потом в любое время занесёшь.

Я начала было отказываться, но ты взяла в одну руку ведёрко, а в другую – мои пальцы и сказала:

– Пошли.

– Идите, идите, – сказала вслед Наталья Борисовна. – А я ополоснусь пока: жара сегодня, да ещё вишня эта… Мокрая я вся уже.

Пока твоя мама мылась, мы собирали ягоды и ели их прямо с веток, то и дело обмениваясь вишнёвыми поцелуями. Твой рот был весь в красном соке, и мой, конечно, тоже. Потом мы сидели под деревом и слушали ветер, а у наших ног стояло полное ведёрко. Твои пальцы вплелись в траву, и моя рука тихонько накрыла их. Моё колено коснулось твоего. На тебе были шорты, майка и вьетнамки, на мне – открытый сарафан и сабо. Ветер задрал мне подол, и я любовалась четырьмя голыми коленками рядом – твоими и моими.