Алана Инош - Ты

– Сейчас ты сам всё услышишь, – сказала я ему.

Твоя музыка, наверное, никого не могла оставить равнодушным. Она дарила свои мудрые крылья всякому, кто слушал с открытым сердцем. Окинув во время твоего выступления кафе взглядом, я испытала гордость: все, все посетители до единого смотрели на тебя! Не было равнодушных жующих лиц, было только живое внимание и интерес. Брат тоже смотрел – напряжённо, сосредоточенно, задумчиво.

Тебя наградили бурными аплодисментами. Моё сердце расширялось от переполняющего его тепла; я проводила тебя со сцены за наш столик и бросила на Дениса торжествующий взгляд. Думаю, он понял, что я не только не стыдилась знакомства с тобой, но и чрезвычайно им гордилась.

Когда мы вышли на улицу, дождь разошёлся вовсю. Я раскрыла над нашими с тобой головами зонтик, а твою гитару защищал чехол.

– Ух, какой дождище-то, – пробормотал брат, неуклюже перешагивая через лужу и возясь с кнопкой зонта, которая никак не хотела нажиматься. – Да что ты будешь делать…

Зонт наконец открылся, и капли дождя мягко забарабанили по его туго натянутой ткани.

– Что ж, мне было приятно с вами познакомиться, Яна, – сказал Денис. – Честно говоря, я вас представлял себе немного не так… Но то, что я увидел, меня впечатлило и удивило. И вызвало уважение.

Ты улыбнулась спокойно и ясно, протянув ему руку. Брат на миг замешкался, озадачившись: то ли целовать тебе руку, то ли пожимать. Одну секунду он боролся с сомнениями, а потом всё-таки пожал. Твоя небольшая кисть с тонкими ясновидящими пальцами практически утонула в его пухлой крепкой руке. Мне он сказал:

– Если будут какие-то проблемы с отцом – звони.

Я всё-таки ошиблась, считая брата неспособным на понимание. Мне почему-то не верилось в это – быть может, из-за «махрового», почти совкового гетеросексуального имиджа Дениса. Но я рада, что так вышло. Иногда бывают в жизни и приятные ошибки.

Однако, пока я рассказывала об этой встрече, сёмга под сметаной уже подошла. Я поставила на стол бутылку охлаждённого белого вина, сняла фартук, переоделась из домашнего полупижамного костюмчика в платье и распустила волосы. Пусть ты не видела меня, но ты всегда чувствовала моё самоощущение и умонастроение. Не знаю, как: может быть, по каким-то нюансам интонаций голоса, движениям и пожатию моей руки. И сегодня я хотела быть красивой – просто так. Для себя, для тебя, для этого прохладно-задумчивого сентябрьского дня. Верхушки клёнов за окном были схвачены осенним пламенем, асфальт усеян опавшими листьями, начинавшими суетливую круговерть от малейшего порыва ветра… Стоя у окна в нарядном платье, с распущенными и чуть завитыми плойкой волосами, я увидела тебя. Ты уверенно пересекала двор, почти не пользуясь тростью и держа её так, для порядка. Сердце радостно стукнуло и согрелось. На ходу доставая из кармашка рюкзака ключи, ты подошла к двери подъезда.

Судя по твоей улыбке и крепкому, искреннему ответу твоих губ на мой поцелуй, ты тоже не забыла, какой сегодня день.

– Мм, вкусно пахнет, – принюхалась ты с порога. – Кажется, это рыба.

– Угадала, – засмеялась я. – Ну и нюх у тебя!

Ты достала из рюкзака белый бумажный свёрток, перевязанный ярко-розовой ленточкой:

– У меня для тебя подарок. Вот…

– Ой, спасибо… Ну-ка…

Обёртка, шурша, порвалась. Увидев, что под ней было, я не удержалась от смеха: на меня смотрел удивлёнными круглыми глазами пушистый игрушечный утёнок в чепчике с цветочками и кружевами, красной юбочке и с бантиком на шее.

– Подружка для твоего утёнка, – сказала ты. – А то ему, наверно, одиноко.

– Ой, какая прелесть! – обрадовалась я. Обняв тебя одной рукой, второй я поднесла к глазам уточку, рассматривая. И фыркнула: – Слушай… А почему подружка? Мы ж не знаем его ориентации. Вдруг он гей?

Ты даже хрюкнула от смеха.

– Да ну, не может быть!

– Почему это не может? Среди животных и птиц тоже такое бывает.

Увы, утёнок не мог поведать нам своих предпочтений, и ему пришлось довольствоваться нашим выбором. Подружка уселась рядом с ним на полку, а мы с тобой – за стол.

*

«Через минуту ко мне заходит отец. Он садится и долго молчит, думая о чём-то с тяжкой сосредоточенностью, глядя перед собой застывшим взглядом, и его молчание уже начинает нервировать меня.

– Серьёзная дама, – произносит он наконец. – Откуда она вообще взялась, а?

– Это сестра Альбины, – отвечаю я.

– А-а, – говорит он. И добавляет: – Настенька, я тебя больше ни о чём в жизни не попрошу… Вообще никогда. Купи мне полторашечку пива, последнюю. А?

Глава 17. Первая жертва

Отдавая отцу последние сто рублей на пиво, я не знала, что эта полторашка будет действительно последней. Я сказала, что не могу никуда идти, и это было правдой: у меня кружилась голова и всё расплывалось перед глазами. Я дала отцу деньги и отпустила в магазин.

Лучше бы я этого не делала…»

Проклятый «зелёный змий», временами прилетающий к отцу, превращается на страницах «Слепых душ» в демона, принявшего человеческое обличье – Якушева. Вся моя боль, вся ненависть к этому губящему людей пороку вылилась в эти строки…

«Он кивает, закрывает глаза.

– Да…

Выглядит он неважно: весь бледный, под глазами тени, губы серые. Я никогда его таким не видела, и мне становится гораздо страшнее, даже чем когда вокруг меня летали мои вещи. Одно дело бояться за себя, но за близких – совсем другое.

– Папа, пойдём, приляг… Всё уже прошло.

Я укладываю его на диван и ещё долго с ним сижу, мысленно создавая вокруг него кокон из света. Вскоре он засыпает, а я всё не отхожу от него, тихонько гладя его седые волосы».

Мои глаза намокают, когда я пишу это. Да, иногда я сидела с ним так. До появления Светланы. И гладила по голове, когда ему было плохо… Это помогало ему побороть «змия». Я жалела его в эти моменты и понимала, что несмотря ни на что люблю его… потому что он носил меня на руках в детский сад, играл со мной в выходные целыми часами, тогда как у мамы терпения порой не хватало.

И этот же человек в пьяном угаре хотел избить меня ремнём, звонил по телефону и угрожал убить тебя.

Я пытаюсь простить его. Слёзы катятся, падая на клавиатуру. Они снова капают и сейчас, когда я рассказываю эту историю о тебе.

– Птенчик, ты чего?

Твои руки снова обнимают меня сзади.

– Ну, ну… Пошли, чаю попьём.

Из грустного сумрака комнаты я попадаю в светлый уют нашей кухни. Заваривая чай со смородиной, я уже знаю: Якушев погубит отца Насти. И потому что так надо по сюжету, и потому что… он на самом деле губит.

Мы сидим за столом, чай янтарно темнеет в кружках. Твои ладони накрывают мои руки.

– Лёнь… Ну, что случилось?

– Ничего, Утя, – бодрюсь я. – Я просто попыталась поставить себя на место отца. Думать, как он, влезть в его шкуру. Представь себе: он не понимает всего этого, не принимает… Ну, вот такой он. Так устроены его мозги, его душа. Такая у него система жизненных координат. То, что для нас – любовь, для него – мерзостный противоестественный порок. И вдруг его дочь оказывается в лапах этого «порока». Я не знаю доподлинно, что он чувствует, но могу себе представить. Мне тяжело… Но и ему не легче. Когда я вспоминаю детство, оттуда передо мной встаёт очень хороший образ папы. Да, он много работал, у него было мало времени на меня, но когда он мог, он уделял его мне. Со всей серьёзностью и добросовестностью… и, наверно, с любовью. Я не знаю, почему сейчас всё так… Почему мы отдалились друг от друга. Наверно, мы с ним всегда были как бы с разных планет. И чем взрослее я становилась, тем меньше было между нами понимания. Он никогда не поддерживал моего увлечения творчеством, считал, что это пустая трата времени и баловство. Он даже чуть не заставил меня саму в это поверить!.. Несколько лет я ничего не писала, но когда встретила тебя… меня будто прорвало.

Твои тёплые руки вытирают слёзы с моих щёк.

– Птенчик, так бывает… Родные люди – а будто с разных планет. У меня с моим папой было нечто подобное. Он не одобрял моих занятий музыкой, считал, что этим я ничего не добьюсь в жизни, в звёзды не пробьюсь, много зарабатывать не смогу. Считал, что мне лучше получить какую-нибудь «нормальную» специальность, которая позволила бы мне кормить себя. Вот такой у него был практичный и приземлённый подход к жизни. Но при поддержке мамы я занималась любимым делом. И Саша тоже меня всегда поддерживала. Она считала и считает, что человек должен заниматься только тем, к чему у него лежит душа.

Часы тикают, чай пахнет смородиной и нашим летом… солнечными зайчиками на твоей коже, мятой, вишней, зноем. Это – то, что мне сейчас нужно. Глоток тебя.

12. СНЕГ И ЗВЕЗДА

Новый год с детства был моим любимым праздником. Его пушисто-снежные лапы подкрадывались к моему сердцу декабрьской ночью, маня смешанным сладковато-горьким и свежим ароматом хвои и мандаринов, и начиналось ожидание сказки. Сказки, искрящейся светом бенгальских огней, маминой улыбкой, блеском ёлочных игрушек…