Собрание сочинений. Том 6 - Петр Павленко

Холодный, строгий Петр Александрович здесь не менее важен, чем доктор Тихонова, сестра Ивановская, румяная Дуняша или старый пьяница санитар Фролов. Симпатии читателя поэтому распределяются между всеми, кто самоотверженно борется за жизнь — и врачами и ранеными. И именно они, раненые, становятся, вопреки намерениям автора, если судить о них по заглавию и намекам начальной главы, центральными героями повести. И истребитель танков Калинушкин, и умирающий Лосев, и летчик Звягинцев, и Песков, и майор без имени — все они выглядят гораздо богаче, ярче, гораздо живее и человечнее, чем те, кому в основном уделено наибольшее внимание: хирург и его ассистент. Они выглядят живее и ярче потому, что из-за стен госпиталя они принесли с собой впечатления практической жизни, жизненную борьбу и свой успех в ней, они не только раненые, — это их состояние временное — они прежде всего воины, деятели, строители.

Читателям, несомненно, хотелось, чтобы «им яснее открывалось то настоящее, удивительное богатство знания, опыта, ума, наблюдательности, умения видеть человека насквозь, — что касалось одинаково и физической и духовной организации человека, которым владел Петр Александрович, отдавал все любимым своим ученикам и не беднел от этого». Так говорит автор на пятой странице повести, и, конечно, читатель полагает, что он-то уж во всяком случае будет одним из этих любимых. Но он ошибается и; в этой своей надежде. Романа о хирурге у Н. Емельяновой не получилось, к сожалению… Вышел великолепный очерк, посвященный самоотверженному служению людям.

Чудесный язык Н. Емельяновой, строгий и зрелый, ее острый глаз, ее умение цепко и умно запечатлевать и переживания и вещи — все устремлено на то, чтобы только описать происходящие явления, а не объяснить их духовную сторону.

Не строя своего произведения в глубину, а лишь водя нас, как умный и наблюдательный гид, по палатам Н-ского госпиталя и попутно рассказывая обо всем, что встречается на пути, автор, правда, доставляет нам огромное наслаждение знанием того, о чем рассказывает образным языком — таким приятным в сравнении с тем, какой ежедневно приходится слышать, — и огромной покоряющей любовью к людям: и тем, которые лечат, и тем, которые лечатся, — и мы не без сожаления покидаем повесть.

Симпатичнейшая хирургическая сестра Зинаида Платоновна, и сестра Ивановская, и больные Задорожный, Майоров, Митрошин, Лосев, Калинушкин, Звягинцев, Песков, майор, и румяная Дуняша, и равнодушный Фролов, и краснеющая девушка — безыменный фронтовой врач, одинаково нам близки и дороги. Все это хорошие, чистые, правдивые люди, всей своей жизнью показывающие, как надо любить свое дело.

Они запоминаются. Таким образом, тем из читателей, которые не ждали большего, книга понравится, и они будут правы, хваля ее. Тем же, кто рассчитывал увидеть роман, то есть произведение драматическое, — повесть не будет нравиться, и они тоже окажутся правы, так как автор, увлекаясь пластикой описаний, ушел от душевной стороны жизни героев.

В произведении сером многое из того, что останавливает внимание у Емельяновой, как спорное или недостаточное, быть может, не бросилось бы в глаза. Но в книге, радующей богатством и разнообразием художественных средств, сразу же обращает на себя внимание то, что средства эти мобилизованы на очень скромное дело и что автор, обладая умением и дарованием, еще не знает, что собственно он мог бы сделать, пользуясь ими. Автор еще не уверен, что он в состоянии создавать характеры, и ограничивается тем, что ведет талантливый дневник, дневник занятий героев. Он — еще описатель, а не строитель.

1944

Письма Юрия Крымова

Юрий Крымов вошел в советскую литературу не как начинающий. Ему пришлось не начинать что-то на этом новом для себя жизненном этапе, а только по-новому продолжать себя, уже сложившегося и цельного советского деятеля, все на том же, давно им избранном пути практического строителя социализма.

Его «Танкер Дербент» поразил читателя легкостью, свободой письма и простотою изображаемых автором человеческих чувств, иным показавшимися слишком облегченными, обыденными для столь серьезной темы, как социалистическое соревнование, социалистический энтузиазм.

Тем из литераторов, которые в течение ряда лет тщетно трудились над подобными же темами, стоя далеко в стороне от них и больше воображая их, чем осязая, казалось легкомыслием писать так обыкновенно о столь необычайных вещах.

Но в этом обыкновенном и была сущность Крымова, и отсюда начиналось то, что составляло главную прелесть его дарования.

Он пришел в литературу, как в соседнюю с его прежним делом область живого строительства, пришел с жизнеощущением человека, умеющего создавать вещи своими руками и хорошо знающего цену и тяготам и радостям достижений.

Он оформился в годы сталинских пятилеток, и мир трудовой героики был его бытом. Ему не приходилось брать изнурительных командировок в жизнь, он жил в той среде, которую сам же и создавал, и жизнь казалась ему простой, легкой и прекрасной, потому что он видел ее изнутри.

Вслед за «Танкером Дербентом» последовала повесть «Инженер».

Юрий Крымов и во второй вещи показал себя писателем деятельным и строгим, выбирающим темы, как молодой инженер выбирает себе задачу: поответственнее и порискованнее, ибо, пройдя хорошую школу передового советского труженика, иначе он и не умел действовать.

Все это сразу стало отличать его среди многих, и, сам того не ведая, он становился выразителем новых течений в литературе.

Началась Великая Отечественная война с фашистами. С первых же дней Юрий Крымов оказался в Красной Армии в качестве военного корреспондента военной газеты.

По опыту своей жизни он был глубоко штатским человеком, войну знал по книгам, за его плечами не было ни испытаний четырнадцатых — восемнадцатых годов, ни переживаний войны гражданской. Такому трудно сразу же найти свое место в гигантском фронтовом механизме, трудно освоиться с непривычной обстановкой и сохранить, в условиях постоянной опасности, спокойный строй души.

Но Юрий Крымов и здесь остался самим собой.

Война не нарушила цельности его натуры, не убавила жадности к впечатлениям живой жизни, не вырвала его из круга деятельных забот о родине, не бросила его в ряды малодушных. Война раскрыла его как патриота и героя.

Вот перед нами его письма родным, все, вплоть до последнего, пробитого вражеской пулей или пронзенного вражеским штыком и залитого кровью Крымова. В этих коротких письмах с поразительной четкостью рисуется нам идейный облик покойного — кристально чистый, светлый, полный эпического патриотизма, спокойного и легкого, как дыхание.

Вспомним дни июля и августа 1941 года, когда один из наших командиров говорил Крымову:

— Я каждый вершок отданной врагу нашей земли выкраиваю из своего сердца.

В те дни Крымов пишет домой, имея в виду отходящую под жестокими ударами немцев Красную Армию:

«Такая армия может только победить, и она победит».

Он писал, как почувствует каждый читатель писем, не для успокоения своих близких, и совсем не для самоуспокоения, а сообщал это как непреложный закон действительности, подсмотренный им собственными глазами.

Война быстро сформировала из Юрия Крымова выносливого и неутомимого воина, чему он и сам удивлялся в письмах, но что еще более важно и дорого, она предстала перед ним такою, какою ее увидел и принял весь советский народ — войной за свое будущее. Он не испугался ее тягот. Ее опасности не надломили твердости его духа. Каждый день войны был для Крымова не материалом для будущих сочинений, а самой действенной формой жизни, где он оказывался в самых активных рядах.

«Пожалуй, такой осмысленной жизнью я еще никогда не жил», — писал он домой.

«Роман Ремарка «На Западе без перемен», — сообщает он в другом письме, — совершенно не соответствует моему восприятию. Гораздо ближе «Война и мир». Я вижу, как разгорается в людях великая ненависть, как с каждым днем в них все меньше страха и все яснее проступает решимость и презрение к смерти. Великая Отечественная война еще только проходит свою начальную фазу».

И это — в дни, когда некоторые перепуганные интеллигентишки готовы были уже вообразить себе из дальних тыловых щелей чуть ли не начало разгрома нашей родины. И это — в дни, когда перед нашими войсками и нашим народом еще не встали величественные контуры битвы за Москву и обороны Сталинграда. И это тогда, когда фронт, где сражался Юрий Крымов, переживал тяжелые дни, способные смутить душу мало-мальски нервного и впечатлительного человека, тем более, если он молодой воин. То были дни жестоких сражений за Киев, за правобережную Украину, когда под ударами превосходящей нас численно и технически армии немецких бродяг наша Красная Армия отходила, вгрызаясь в землю, и терпеливо и упорно копила силы для своего ответного удара, загодя чувствуя силу его богатырского замаха.