Учебка. Армейский роман. - Андрей Геращенко

— Слышь, зёма, дай пару ложек пайку порубать?!

Нарываться на грубость не хотелось, но расставаться с ложками тоже было жаль. Немного поколебавшись, Тищенко выбрал второе, протянул две ложки и сказал для успокоения собственной совести:

— Берите, только потом принесите и отдайте во вторую роту. Она на втором ряду сидит… А то мне попадёт!

— Спасибо. Принесём, зёма, не бойся! — заверили солдаты и ушли из моечной.

«Они, конечно, не принесут, но всё равно нормальные ребята — могли бы и силой отобрать», — мысленно рассуждал Игорь, глядя им вслед.

В этот самый момент, воспользовавшись растерянностью Тищенко, «очкарик» запустил руку в ящик и вытащил несколько ложек. Заметив это, Игорь пришёл в бешенство:

— Эй! Ложки положи!

— Чего? — соперник изобразил полное недоумение.

— Ложки, говорю, положи! — угрожающе повторил Игорь.

— Какие ещё ложки? — нагло парировал «очкарик».

Тищенко понял, что назревает драка. Однако, если Игорь, скрепив сердце, готов был уступить «жлобу» и соседям из бригады, то уж никак не этому плюгавому дневальному. Толкнув «очкарика» в плечо, Игорь возмущённо предупредил:

— Слушай, если не положишь на место ложки, то не уйдёшь отсюда!

Соперник надеялся использовать своё преимущество в росте и уступать явно не собирался:

— Да пошёл ты… Будешь дёргаться, я тебе твои стёкла на роже разобью! Катись отсюда!

С этими словами «очкарик» схватил Игоря за воротник хэбэ и едва не повалил на пол. Изловчившись, Тищенко всё же вывернулся и ударил «очкарика» в челюсть. Тот, схватившись руками за лицо, выругался и ударил Игоря ногой в живот. Ударил не сильно, но смачно вымазал хэбэ сапогом, на подошву которого толстым слоем с пола налипла каша. Разозлившись, Тищенко толкнул соперника двумя руками и тот, ударившись головой мойку, упал на пол. Игоря взял у него из ящика пять ложек и с победным видом направился к выходу. «Очкарик» поднялся, но догонять не стал, ограничившись угрозами:

— Ладно, козёл, придёшь ты в обед! Я тебе этого не прощу!

Во время поединка кухонный наряд прекратил работу и без особых эмоций наблюдал за происходящим. Дерущимся повезло, что наряд был из «нейтральной» третьей роты. Если бы в моечной были сослуживцы Игоря или «очкарика», всё могло весьма печально закончится для одного из «гладиаторов». Именно об этом Тищенко думал по дороге в казарму.

К десяти вся рота разошлась по своим делам. В казарме стало непривычно тихо и спокойно. Гришневич отправился спать свои положенные четыре часа, растянутые им до пяти (не считая четырёх ночных) и дневальные наконец-то смогли перевести дух. На тумбочке стоял Лупьяненко, а Игорь пошёл в умывальник, отворил окно и долго смотрел на улицу Маяковского, живущую своей, самой обычной, городской жизнью.

Каждый из шагающих по тротуару за забором части мог пойти, куда ему вздумается и делать там почти всё, что захочется. Более того, любой прохожий мог не пойти на работу. Игорь ощутил зависть к этим довольным, свободным людям. Он же, вчерашний вольный студент, сегодня не мог даже подумать о том, чтобы пройтись за забором. От мысли, что впереди ещё два года такой жизни, стало совсем невесело, и Тищенко стал смотреть вниз, на «свою» территорию.

Между казармой и забором рос небольшой плодовый садик. Среди ветвей яблонь зеленели маленькие шарики, обещавшие к осени стать большими, золотистыми яблоками. Но не всем им было суждено этого дождаться — среди деревьев, с опаской озираясь на казарму, сновали курсанты и обрывали крошечные яблоки. «Наверное, это первая рота… Хорошо им на первом этаже», — догадался Игорь. Курсанты с довольным видом поглощали яблоки, не забывая при этом и о своих карманах. Яблоки были кислыми, что было хорошо заметно по перекошенным физиономиям, но голод и природная жажда витаминов сделали своё дело. Официально рвать яблоки запрещалось. Командование запрещало из боязни дизентерии, а сержанты — из желания приберечь урожай для себя.

Сидеть на подоконнике, подставив лицо лёгкому летнему ветерку и при этом, болтая в воздухе ногами, наслаждаться полным бездельем было настолько восхитительно, что Игорь с большим трудом уговорил себя пойти сменить Лупьяненко.

Стоять на тумбочке в душной казарме куда противнее, но альтернативы просто не было.

С двенадцати до двух Тищенко вновь удалось отдохнуть в умывальнике, а вот Антону не повезло: в два проснулся Гришневич и сразу же подключил дневального свободной смены Лупьяненко к «уборке закреплённой территории», а говоря проще — туалета.

В обед Игорь опять мыл ложки, но на этот раз он не встретил ни «жлоба», ни «очкарика» — они пообедали раньше. Тищенко с некоторым напряжением ожидал встречи со своим недругом, поэтому ничуть не огорчился отсутствию последнего.

После обеда Игоря подстерегала ещё одна неприятность. Часов в пять, когда Гришневич пошёл выдавать оружие новому наряду, зазвонил телефон. Игорь поднял трубку и ответил:

— Дневальный по второй роте, курсант Тищенко.

В телефонной трубке после некоторой паузы кто-то раздражённо заорал:

— Эй, дневальный, спишь ты там, что ли?!

— Никак нет! Дневальный по второй роте, рядовой Тищенко у телефона!

Голос на том конце выругался и прокричал:

— Нажми кнопку, тормоз!

Только тут Игорь вспомнил, что на трубке телефона есть специальная кнопка — если её не нажать, партнёр по разговору ничего не услышит. Тищенко лихорадочно нащупал кнопку, нажал и пролепетал в трубку:

— Нажал, по-моему.

— Хорошо, что нажал. Это капитан Сапогов со строевой части. Ты из второй роты?

— Так точно.

— У вас в роте старший прапорщик Креус после обеда был?

— Не могу знать.

— Так узнай.

Мимо проходил Бульков. Игорь решил спросить у него:

— Товарищ младший сержант, разрешите обратиться — курсант Тищенко?!

— Обращайся.

— Товарищ младший сержант, тут майор Сапогов звонит…

— Кто звонит?

— Майор Сапогов из строевой части…

— Во-первых не Сапогов, а Соколов, а во-вторых он капитан. Так что ему надо?

— Спрашивает, не было ли у нас старшего прапорщика Креуса?

— А чёрт его знает, Тищенко, вроде бы не было… Скажи ему, что не было.

— Не было, товарищ майор…

— Я капитан…

— Виноват.

— Слушай сюда: в третьей роте что-то телефон не отвечает, поэтому ставь напарника на тумбочку, а сам бегом туда, узнай. Если есть, скажи, чтобы он в строевую часть пришёл. Понял?

— Понял, только…

— Что «только»?

— Я не имею права отлучаться без приказа дежурного по роте.

— Так позови сюда дежурного!

— Он оружие новому наряду выдаёт. Я его подожду, а потом сбегаю?!

— Слушай, солдат, мне некогда. Ничего страшного, если на один этаж вверх поднимешься.

— Но…

— Никаких «но». Скажешь дежурному, что Соколов звонил. Креусу нужно срочно к нам прибыть.

— Есть!

Подозвав Лупьяненко, Игорь пошёл на третий этаж. Едва он вошёл, как дневальный сразу же заорал во всё горло:

— Дежурный по роте — на выход!

Из ленкомнаты вышел широкоплечий сержант и недовольно спросил у Игоря:

— Чего тебе надо?

— Капитан Соколов просил узнать, нет ли у вас старшего прапорщика Креуса, ему срочно надо в строевую часть.

— Заходил он недавно, а потом, наверное, в вашу роту через ту дверь вышел.

Креуса Тищенко так и не нашёл, а вот от Гришневича получил порядочный нагоняй. Надувшись, как большой, толстый индюк, сержант грозно спросил у Игоря:

— Что такое, товарищ солдат? А? Я что, не говорил, что без моего разрешения ни шагу из казармы?!

— Говорили.

— А если говорил, так в чём дело? Или то, что я говорю, можно через член? А, Тищенко?!

— Виноват, товарищ сержант, но капитан Соколов звонил, просил Креуса найти. Он сказал, что это рядом — на третий этаж только сбегать…

— Да мне насрать, товарищ солдат, что он сказал! Ещё раз повторяю — из расположения роты можно отлучаться только с моего разрешения. Понятно?

— Так точно. Виноват, товарищ сержант… Больше не повториться!

— А сейчас тряпку в зубы и чтобы лестница блестела! Так оно, Тищенко, лучше запоминается. Бегом!

Игорь пошёл за тряпкой.

— Солдат, я сказал «бегом»!

Пришлось немного пробежаться. От обиды хотелось заплакать, но Игорь сдержал себя и, проглотив в горле комок, пошёл мыть лестницу, провожаемый сочувственным взглядом Лупьяненко.

За день от постоянного топота сапог лестница стала чёрной, и холодная вода очень плохо отмывала грязь. Тищенко совсем было сник, но потом вспомнил, что лестницу в любом случае нужно было мыть — скоро сдача наряда. Так что наказание оказалось чисто символическим, и Игорь воспрянул духом. Вначале лестницу нужно было подмести, а затем тереть круглой щёткой, одетой на металлическую ручку. При этом надо было старательно размазывать мыло по ступеням. Весь этот агрегат носил странное название «щётка ДК». Загадочный смысл букв «ДК» Игорь так и не узнал за всю свою службу. И лишь после того, как ступеньки были натёрты мылом, их можно было мыть. К тому же ежеминутно кто-нибудь ходил взад-вперёд по лестнице и мешал Игорю. И всё же к приходу Гришневича лестница сияла в лучах начавшего клониться к горизонту солнца. Тищенко думал, что сержант похвалит его за работу, но тот лишь бросил ледяное «сойдёт» и отправил курсанта убирать в умывальнике.