Познание смыслов. Избранные беседы - Гейдар Джемаль

александровской эпохи нельзя было сделать империю. Можно было сделать империю из петровских дворян. Вот петровские дворяне были никто и стали кем-то. При Екатерине, скажем, фавориты тоже знали, что они никто, при Екатерине тоже был этот драйв, что люди превращались из нуля в кого-то. У них было ощущение, что они мощно раздвигают локтями пространство: шведов налево-направо разбрасывают, немцы падают на колени. А потом уже это как бы устоялось, создался этот слой осевших и много о себе понимающих помещиков. Екатерина зафиксировала это указом о вольности дворянства. Дворянство о себе понимало очень много, и при Николае (это уже показала Крымская война) империя осталась только по названию, как инерция. Нельзя было из этих людей что-то сделать, потому что они уже о себе много понимали. А разрыв с мужиком остался, его били палками, розгами, да и дворянам при любом шаге показывали их место.

Но идея того, что мы теперь что-то значим – она убийственна для империи. Для империи нужно начинать голодными.

Почему в 1917 году никто из верхушки российской элиты не выступил против большевиков и, соответственно, против нового строя? Деникин был как штабной генерал, Колчак вообще адмирал, Врангель – не представляющий из себя ничего командир дивизии, то есть эти люди были второй, третьей очереди. А где та самая элита?

Многие военные поддержали большевиков поначалу, потому что они исходили из имперской идеи, они видели в большевиках ту политическую силу, которая приведёт их именно наверх, то есть силу, которая освободит колоссальную энергию, заключающуюся в анонимных атомах человеческого моря, и всё это превратится в то, чем оно и стало потом. Бонч-Бруевичи[29] входили даже в ленинское окружение…

Они были дворянами. Но где все эти фамилии: воронцовы, шереметьевы, волконские и так далее? Они же все куда-то разбежались, в лучшем случае – погибли в гражданской войне. Элита полностью деградировала… Мне рассказывали, что когда-то перед войной в театре Вахтангова в оркестре на скрипке играл последний граф Шереметьев. Просто играл на скрипочке, потому что, наверное, его в детстве учили играть и он сидел в оркестре и играл… Его периодически вызывали в НКВД, допрашивали: граф же всё-таки…

А жил он, кстати, в одной из башен в Новодевичьем монастыре.

Не знаю, возможно…

Актёры Вахтанговского театра рассказывали, что он один раз пришёл с допроса, и его спрашивают: «О чем был допрос?». Он говорит: «Они спрашивали меня, боролся ли я с царизмом и тому подобное… и я им сказал, что боролся, я им сказал, что, когда я играл с детьми царя, я частенько их бивал…». О чём это говорит? О том, что элита Российской империи превратилась в какое-то посмешище…

Но давайте перейдём к сегодняшнему времени, ведь сейчас тоже формируется элита. Социальные лифты в 91-м году в определённом смысле сработали. Все те, кто хотел пробиться в первый ряд, они прошли в правительство: сначала либеральный замес, потом силовики и так далее, в общем, сформировалась некая общность. Не зря Патрушев упоминает нам о новых дворянах…

Это совсем не то. Конечно же там есть определённый переход со ступеньки на другую, и этого хватает, чтобы выдвинуть запрос на изменение статуса России с проигравшей холодную войну империи третьего ряда на империю как минимум второго ряда. То есть вернуться в статус держав, которые что-то получают не только со своих подданных в рамках национальных границ, но имеют и международный охват, – с международного пространства что-то получают, как, например, Великобритания и Франция, не говоря уже о Штатах. Такой запрос есть. Но это не империя по-настоящему, потому что те люди, которые сегодня передвинулись в правительство, в значимые силовики, они уже были кем-то. Они не были анонимны. Никто из тех, кто поднялся после 91-го года, не был анонимен, все были кем-то, – начиная с Чубайса, Явлинского и Гайдара и кончая кем угодно. Кстати говоря, ни один диссидент не попал в истеблишмент.

Павловский был какое-то время там был рядом, но сбоку…

Павловский – это белый воротничок, референт, он не носитель власти, он носитель папки. Бывшие папконосцы типа Гайдара перешли во власть. Единственная значимая диссидентка – Новодворская, которая исполняла фриково-театральную роль. Никто не вошёл. Куча народу противостояла советской власти. И где они? Их разметали. Криминал, да – криминал пригласили. Криминал что-то стал значить. Но криминал про себя всегда понимал, что они кто-то, они не с нуля начинали. Поэтому это люди, которые были не удовлетворены своим статусом при советской власти, но уже были кто-то, они заняли первые места в ложе. Но это совсем не то, это не японские крестьяне, которые внезапно превратились в детей императора. Были вообще мусором, которых рубили, если не сходили с дороги достаточно быстро при встрече с самураем, и вдруг они – «дети императора» и, стало быть, внуки «богини солнца».

Кстати, я подумал, что и американская империя сегодня имеет тоже эту энергию высвобождения: туда много приезжало и приезжает людей…

Абсолютно точно, я хотел это упомянуть. Я вам скажу другое. С 1870 года по 1900 год в Америку приезжали миллион человек каждый год. 30 миллионов за 30 лет. Это гигантская цифра. Если мы сравним с сегодняшними цифрами (миллион в Европу), то это уже какие-то вопли страшные. Эти люди попадали сразу в крайне жёсткие условия: достаточно вспомнить фильм «Однажды в Америке». Это трущобы, гетто, это 16-часовой рабочий день, абсолютное отсутствие всяких перспектив, – и так было до конца 30-х годов, до начала Второй мировой войны. Все эти люди были переведены в нечто именно со Второй мировой войной. Вторая мировая война сделала из них Американцев с большой буквы, которые приехали на танках в Европу устанавливать новый демократический либеральный мировой порядок. Были никем, стали кем-то. И вот империя американская началась именно с 1944 года.

Действительно, произошёл качественный скачок. Понятно, что Америка на Второй мировой войне заработала неплохо…

Она и на Первой заработала, но даже в Первой она не стала чем-то значимым, потому что она не выбила Великобританию со своих позиций, она была страной второго ряда. Вудро Вильсон выполз на Лиге наций со своими предложениями («19 пунктов Вудро Вильсона») – его на смех подняли, никто слушать не захотел. К нему относились как к