Свой против своих - Фридрих Незнанский

Летом русская речь на Кипре слышалась на каждом шагу. Тут этим никого не удивишь. Чаще всего здесь отдыхают туристы, прибывающие со сформированными российскими агентствами группами. Приехавшие на неделю-другую девушки охотно знакомились с постоянно проживающим здесь соотечественником. Состоятельный холостой парень был для них хорошей приманкой. Он и на пляж-то поэтому редко ходил, — надоело подобное внимание. Как-то его они быстро вычисляли и начинали вести массированную атаку, некоторые бабенки были весьма назойливы, от одной особы еле ноги унес. Однако все же иногда нестерпимо хочется освежиться, поплескаться в море, невозможно постоянно находиться в такой жаре, спасу нет.

Вволю наплававшись, почти два часа, Дмитрий вышел из моря и блаженно растянулся на лежаке, подставив могучую спину солнцу. Однако спокойно полежать удалось от силы минуту. Кто-то постучал костяшками пальцев по деревянному топчану, словно в закрытую дверь, и нежный девичий голосок произнес на чистом русском языке:

— Простите, вы легли на мое полотенце.

Раз говорит по-русски, значит, кто-то из соотечественниц. Нужен повод заговорить, вот в ход и пошел примитивный розыгрыш с полотенцем.

Разлепив глаза, он нехотя поднял голову. Смущенно улыбаясь, перед ним стояла стройная, загорелая девушка в отдельном купальнике. Сероглазая, с тонкими бровями, волосы перехвачены сзади резинкой. Она только что вышла из воды и машинально ладошками смахивала с себя капли.

Раньше Дмитрий ее не видел и сейчас растерялся. Что за странное требование! Он же не сумасшедший, прекрасно помнит свое полотенце.

— Я сразу заметила, что они у нас одинаковые, — засмеялась девушка и кивнула в сторону.

Там, метрах в десяти, стоял лежак с точно таким же полотенцем. Это же надо такому случиться! Тысячи разных рисунков, вероятность встречи одинаковых — ноль. Причем довольно экзотические — с символическими изображениями летних видов спорта. Дмитрий свое купил в Болгарии.

— Нет, я в другом магазине — в Германии.

— Что вы там делаете?

— С некоторых пор я там живу.

Маргарита Форосевич уехала с родителями из России шесть лет назад, до эмиграции они жили в Петербурге, в роскошном доме на углу Пестеля и Моховой. И никаких претензий к той жизни у них не было до тех пор, пока не заболела мама. Обнаружился целый букет недугов, от которых российские врачи не могли ее избавить. Случайно удалось связаться с немецкими медиками, те гарантировали, что, возьмись они за дело, от хворей Натальи Абрамовны не останется и следа. Однако лечение предстояло длительное, поэтому семье Форосевич пришлось переехать в Германию.

Слово свое медики сдержали: мама полностью выздоровела, сейчас работает.

— Она по образованию искусствовед, специалист по средневековой культуре. Мама и в России много занималась изучением творчества Дюрера и Альтдорфера, никогда не думая, что станет их земляками. У нее даже были заочные знакомые в местном историческом музее, теперь она там работает.

Отец Маргариты — капитан первого ранга, подводник. Выйдя в отставку, он еще в Питере не на шутку увлекся историей. Не оставляет это увлечение и поныне. Он даже подрабатывает тем, что составляет для желающих генеалогическое древо. Много времени проводит в университетской библиотеке Регенсбурга, иногда ездит в архивы, дома ночи напролет торчит во Всемирной паутине.

— Вы продолжаете какую-нибудь семейную династию?

— Нет, я учусь на диетолога.

— То есть выбрали специальность под влиянием вылечивших маму врачей.

— Опять же нет. Я не врач, а именно диетолог. Разные вещи. Заканчиваю специальный курс, а не медицинский факультет.

— Это называется на ловца и зверь бежит — я ведь как раз страстно мечтаю похудеть.

У Дмитрия действительно появилась такая мыслишка, поскольку начал заметно полнеть. Даже несколько раз пытался истязать себя голодом. Правда, помогало это мало. Однажды сам признал: «Похудел всего на два грамма».

Маргарита оказалась классным специалистом — она сразу сказала, что нельзя постоянно недоедать. Уже за одно это Дмитрий испытал к ней чувство благодарности. Когда же девушка стала рассказывать про самую прогрессивную на сегодняшний день хлебную диету, ярой сторонницей которой была, он вообще расцвел и слушал ее раскрыв рот.

— Хлебная диета не ведет к резким и быстрым изменениям в деятельности организма, потому-то совсем не опасна, — убеждала Маргарита с таким жаром, будто собеседник протестовал. — Необходимо каждые три-четыре часа есть пищу, содержащую сложные углеводы, что и приводит к ощущению сытости. При этом человек чувствует себя весьма комфортно, не страдает постоянно от голода, не мучается вопросом, что можно будет съесть в следующий раз и когда это произойдет. Это называется — худеть с удовольствием. При этом у человека отпадает потребность, извините за грубость, обжираться, исчезает потребность в очень больших порциях. Он просто физически не сможет каждые три-четыре часа есть много…

В этот день за разговорами Дмитрий начисто забыл про еду. Пляж пустел, начинало смеркаться, и в глаза особенно заметно бросалось полотенце со спортивными символами, ставшее невольным катализатором нового знакомства. А они все говорили и говорили. Свою беседу они продолжили на следующий день — встретились утром, расстались поздно вечером.

День ото дня Дмитрий все больше попадал под очарование этой обаятельной девушки. Вскоре Саврасов и жизни не представлял себе без нее, безостановочно думал о Маргарите, старался предвидеть ее желания, развеселить, чем-нибудь помочь. Он вполне мог бы сказать о себе словами Санчо Пансы: «Это я, если только меня не подменили в колыбели…» О старушке Скворцовской он вспоминал с отвращением, каждый телефонный разговор с ней был ему неприятен как напоминание о постыдном прошлом.

Маргариту тоже покорил молодой российский коммерсант, рядом с которым ей было интересно и приятно. Возвратившись в Германию, она тоже беспрерывно думала о нем, перезванивались новые знакомые ежедневно. Да вскоре и новыми считать себя перестали — казалось, они знают друг друга давным-давно.

После отъезда Маргариты прошел уже месяц, который показался Дмитрию нестерпимо длинным. Он собрался съездить в Регенсбург. Самому хотелось, да и девушка уговаривала — тоже соскучилась. Уже был куплен билет — самолетом до Мюнхена, оттуда час езды на электричке — когда неожиданно был нарушен размеренный ход его жизни. Сначала эта дурацкая пьянка-гулянка со случайными российскими знакомыми, результатом чего явилась потеря мобильного телефона, на несколько дней прервана регулярная связь с Регенсбургом. Когда же приобрел новый аппарат и сам позвонил по делам Коростылеву, тот ошарашил его сообщением о гибели матери.

На похороны Дмитрий не успел. Прилетев в Москву, сразу отправился на кладбище, где пробыл до самого закрытия. Потом приехал к дяде Паше, переночевал и рано утром улетел в Германию. Вместе с Маргаритой ему будет легче пережить трагическое время.

В один из дней Дмитрий позвонил в Москву.

— На девятый день прибудешь? — спросил дядя Паша.

— Обязательно.

Глава 23 Московский уик-энд

В ночь на субботу Анатолий Ксенофонтович Альбицкий летел в Москву.

Для Грейсфорда его исчезновение недолго оставалось загадкой. Благодаря сотрудникам «Кристалла» удалось выяснить, что Анатолий Ксенофонтович регулярно, примерно раз в три месяца, летал в Россию. Так было и в этот раз. Через аэропортовские службы полковник без проблем узнал номер рейса мистера Альбицкого. В то время, когда руководитель «Кристалла», он же пассажир бизнес-класса, с блаженным видом потягивая из плоской фляжечки коньячок, пролетал над просторами Швейцарии, московские оперативники и следователи прокуратуры готовились к его встрече. Грязнов выделил двоих человек для наружного наблюдения, которые отправились в Шереметьево.

— Что это за дурацкая манера — прилетать в такую даль всего лишь на два дня?! — пожал плечами Турецкий, узнав из американского донесения, что у Альбицкого обратный билет взят на воскресенье вечером.

— А почему ты не удивляешься, когда многие наши бизнесмены летают на выходные кататься на горных лыжах в Швейцарию? — меланхолично ответил Вячеслав Иванович.

Оперативники из наружки узнали Альбицкого по условному сигналу лейтенанта, сидевшего на паспортном контроле: тот будто бы машинально передвинул вставленный за стеклом календарик. «Можно считать, он одновременно прошел и фейс-контроль», — шутливо сказал один оперативник своему напарнику. Второй охотно поддержал шутку: «С таким интеллигентным лицом не то что в нашу страну — в любой ночной клуб пропустят».

Стройный, высокий блондин в фирменной осенней куртке одним из первых с нью-йоркского рейса прошел в зал для встречающих. Багаж он ждать не стал. В руках у него был только кейс с кодовым замком.