Линии Леи - Евгений Луковцев

— Гипножаба, — проявил снисходительность Петрович. — Очень сильный взрослый самец. Ты его оглушил зажигалкой, а потом сам же и разбудил, когда полез в сумку.

Над станцией разнёсся голос диктора: "Уважаемые пассажиры! Не забывайте свои вещи! При обнаружении забытых вещей, не прикасайтесь к ним, сообщайте машинисту, сотрудникам метрополитена или полиции".

— Вот! — серый поднял палец в укоряющем жесте. — Прислушиваться надо к голосу разума!

— Ну ладно, ладно, — примирительно вмешался Петрович. — Ты тоже хорош. Устроил тут. Если бы не Рунгжоб…

Я потёр переносицу, надеясь разогнать эхо боли, всё ещё гудевшее под черепом. Повернулся к уборщику и протянул ему руку.

— Спасибо!

— Не за цто, Джен-сен. Мы просто не чувствуем жабу. Она не может подчинять кенар.

— За мной должок, — не согласился я. — Если понадобится выйти наружу…

— Но-но-но! — предостерёг майор-полковник.

— Я выпрошу для тебя пропуск! — закончил я.

Подмигнув Рунгжобу, я повернулся к серому чудищу.

— Ну а ты что за зверь?

— Кстати, познакомьтесь, — предложил Петрович. — Это ещё один наш оперативник, с кольцевой линии. В зависимости от того, что вы напишете в рапортах по происшествию, возможно — это твой будущий напарник.

Чудище растянуло тонкие губы, копируя мою мимику, и протянуло руку.

— Сфинкс!

— Женя. А Сфинкс — это…

— Это имя, — он почесал синяк на шее, затем улыбнулся шире, продемонстрировал полный ряд треугольных акульих зубов. — Назовешь меня Голумом, я тебе горло перегрызу.

* * *

Утром на планёрке разбирали происшествие по личному составу. Оно было всего одно. И поскольку героем дня был я, то право первым нагрести углей в обе руки предоставили тоже мне.

Председательствовал зампокадрам. Озвучили суточную сводку, раздали по отделам служебную почту, изучили обзор траффика за последний месяц. Техники доложили вкратце об изменениях в напряженности силовых линий. Турчину передали ориентировку на очередное чудовище, подлежащее розыску на территории всех членов Хартии перевозчиков.

Вересаева вошла в кабинет быстрым широким шагом, как врывается рассветный ветер на побережье. Мне показалось, что даже двери сами распахнулись перед ней на всякий случай, чтобы не быть вышибленными эмоциональным напором этой женщины.

Все остальные, от замов до руководителей отделов, а с ними и наша "отличившаяся" дежурная смена, сидели на массивных стульях по периметру большой комнаты. В зависимости от повода, это помещение исполняло роль то актового, то совещательного зала.

Вторжение начальницы вызвало скрип и шелест, я ясно представил себе шуршание наполняемого паруса и треск скамеек под телами галерных гребцов. Саму Вересаеву в антураже можно было вообразить царицей Тевтой, выходящей на палубу к римским послам.

— Полагаю, что все уже это видели, — сказала Елена Владимировна, крутя в пальцах пульт от телевизора.

Видение рассеялось. Скрип стал обычным скрипом старых офисных стульев, а шелест — шелестом открываемых блокнотов. Позади и выше меня засветился экран, комнату наполнили звуки выпуска новостей.

Нечестный психологический приём. Заставить подчиненного нервничать, выбирая, игнорировать ли ему происходящие за спиной события, или же поддаться любопытству, но невежливо повернуться задом к начальнику. Я оценил попытку, с равнодушным видом открыл свой блокнот и нарисовал на чистой странице чёртика.

— Евгений, а вам не интересно? — прищурилась Вересаева. — Не хотите взглянуть, как по вашей милости нас полощут по всем каналам?

Ох, как нехорошо. Мне давали столько поводов возмутиться и оспорить несправедливое замечание! Не по всем каналам, а только по двум местным, мало кому интересным даже в самой Москве. Не полощут, а полминуты уделяют занятному, согласитесь, инциденту. И моя персональная милость в этой истории…

Нельзя так реагировать. Это же снова проверка. Телевизор — всего лишь повод, чтобы зацепить, если я огрызнусь. А если бы я повернулся к экрану, всё равно словил бы замечание по поводу субординации, например. Очень распространенная уловка, но со мной такие фокусы не проходят, уж простите.

— Вы правы, Елена Владимировна, это все уже видели. Я сам три раза вчера вечером посмотрел. Запись везде одна и та же: девять секунд видео с телефона, снято сквозь внешнее стекло павильона, как меня с пола поднимают. Вроде бы ничего секретного в кадр не попало. Версия об аварийном отключении эскалатора сработала идеально!

Разумеется, я в курсе, что списать инцидент на технический сбой — это её идея. Вернее, почти её. Вчера я спросил у Петровича, как в подобных ситуациях наша контора обычно гасит интерес общественности. И осторожно заронил ему мысль, что в этот раз ссылаться хорошо бы не на аварию, а на действия хулигана. Чистая психология: первый вариант сеет в людях страх, что в метро старая подверженная поломкам техника, а второй — что там отличная автоматика, предотвратившая давку пассажиров, и опытная служба безопасности, сразу задержавшая нарушителя. Реальные люди, придя в себя, почти ничего не помнили, но если информация о драке в вестибюле просочится наружу, то официальному метрополитену не придется даже додумывать оправдания.

Майор благополучно донёс эту мысль до Вересаевой, та скорректировала первоначальное распоряжение зама по кадрам, в обязанности которого входило разруливание всевозможных проблем. Теперь я был уверен, что она искренне считала идею своей. Получается, сейчас я не только не подставился, но и дважды похвалил её, не облекая это в грубую лесть.

Напор ветра падал на глазах до лёгкого бриза. Метаморфоза удивительно походила на сцену из японского мультфильма, где злая ведьма Юбаба превращается в хитрую, но не опасную хозяйку заведения, и предлагает посетителю не превращение в свинью, а трудовой договор. Сходства с мультиком добавляла забранная на затылок копна белых волос Вересаевой и идеальное азуритовое платье простого, строгого фасона.

Я смотрел, как стихает эта буря, и улыбался внутри себя, сохраняя серьезный наивный взгляд. Виктор Петрович уже рассказал мне, что замдиректора сама лично в утренние разборы не вмешивается. Она предпочитает отдавать мелкие служебные дрязги на откуп кадровику и штабисту — великим специалистам по части полоскания мозгов. Нужен очень веский повод, чтобы Вересаева лично проявила интерес к кому-то из сотрудников.

Но штабист сегодня отсутствовал. А кадровик, несмотря на то, что ещё вчера успел просверлить мне весь череп своими нравоучениями, сейчас молчал, словно рыба. Что же я сделал настолько сильно не так? Какие детали ситуации упускаю?

Тут на соседнем стуле неосторожно раскашлялся Сфинкс. Вересаева, не сводя с меня глаз, ткнула в его сторону пультом.

— Какого чёрта вы напали на коллегу? Вы что, до сих пор не знакомы с коллективом? Или в ваших краях сломать кадык — такой способ знакомства?

— Виноват, — признал я. — Не узнал без грима. Это он сейчас на человека похож, а там выглядел, словно тюлень в психическом припадке.

Сфинкс,