Интенсивная терапия. Истории о врачах, пациентах и о том, как их изменила пандемия - Гэвин Фрэнсис

достаточно хорошо, могли сразу возвращаться на работу. Тем не менее надежность теста вызывала подозрения: высококачественные исследования показывают, что он точен только в 70 % случаев. Не имея иного выбора, кроме как смириться с результатом, мы надеялись, что, если в наших ртах и носах недостаточно вирусов, чтобы их обнаружить, их будет недостаточно и для заражения других людей.

Через несколько дней я вернулся в клинику. Хотя я мог направлять пациентов с подозрением на COVID-19 в коронавирусный центр, это было возможно только в том случае, если они могли самостоятельно туда добраться. Я должен был лично осмотреть всех, кто имел симптомы коронавируса, но не мог выйти из дома.

Мистер Магован лечился от рака, который, насколько я помнил, был диагностирован у него незадолго до Рождества. Я просмотрел его карту: активная химиотерапия была приостановлена прямо перед локдауном, потому что его показатели крови опустились настолько, что он оказался беззащитен перед инфекцией, и у него развилась анемия. Его организм, похоже, оказался на пределе. Регистратор клиники, с которой связалась его жена, попросила меня прийти к нему домой. Одышка. Жар. Тошнота. Из-за рака и плохих анализов крови мистер Магован последние пять недель укрывался от коронавируса, и его жена находилась дома вместе с ним.

Подъехав к дому, я позвонил мистеру и миссис Магован, чтобы предупредить их: на мне будут маска, фартук и очки, и мистеру Маговану тоже придется надеть маску. Однако из-за программного обеспечения, которое они установили, чтобы защититься от холодных звонков и маркетинговых компаний, я не мог связаться с ними.

– Этот номер защищен программой Call Guardian, – сказал голос с лондонским акцентом. – Пожалуйста, назовите свое имя после сигнала и нажмите на решетку.

– Доктор Фрэнсис, – сказал я с самым изысканным акцентом, который только мог изобразить, и с силой нажал на клавишу «решетка». Ничего не произошло.

Подойдя ко входной двери, я поставил на землю докторский саквояж, пачку стерильных салфеток для последующей обработки инструментов и мусорный пакет, куда позднее следовало положить фартук, перчатки и маску. С дверным звонком мне повезло больше, чем с телефоном. Пока миссис Магован открывала дверь, я отошел на дорожку, чтобы оставить между нами пространство. Мой коллега был лучше знаком с этой парой, но я видел миссис Магован несколько раз за последние годы. Это была изящная женщина с костистыми руками и встревоженными глазами, похожая на эльфийку. На ней была синяя клетчатая накидка – раньше их часто носили, чтобы защитить одежду от пыли и чистящих средств. Под накидкой был старый фиолетовый кардиган. Ей, как и мужу, было чуть за 60.

– Я пытался позвонить вам, чтобы предупредить о средствах индивидуальной защиты, – сказал я, указывая на фартук и вытягивая голые руки, на которых были белые полоски от обручального кольца и часов (их пришлось снять, чтобы вирусу было негде спрятаться).

Я хотел с ними созвониться, чтобы попросить их подойти как можно ближе к двери. Это избавило бы меня от необходимости проходить по всему дому. Теперь, однако, было слишком поздно.

– Нас страшно донимают звонками, – сказала она, заламывая руки.

– Как он себя чувствует?

– О, доктор, последние два дня ужасно. Он ничего не может есть из-за рвоты, и у него сильная одышка.

Прежде чем приехать к ним, я поговорил с их дочерью Лорной. В течение пяти недель, которые ее родители провели дома, она привозила им пакеты с едой и оставляла их на пороге. Лорна звонила в дверь рукой в перчатке и отходила.

– Это ведь не я их заразила, правда? – спросила она. – Я вкладывала рисунки своих детей в пакеты с едой. Они ведь не могли быть заражены?

– Нет, я уверен, что вы были очень осторожны, – ответил я.

Мать и дочь громко переговаривались через весь двор: мать стояла у входной двери, а дочь – у калитки. Ни о какой приватности речи не шло, и все их разговоры слышали соседи.

– Ты в порядке?

– Да.

– Спасибо, дорогая!

– Не за что!

Из коридора я видел детские рисунки на стене кухни. Цветными карандашами были нарисованы пейзажи с лимонно-желтым солнцем. На рисунках было написано: «Целую» и «Я люблю тебя, дедушка».

– Очаровательные рисунки, – сказал я, и лицо миссис Магован на мгновение расслабилось.

Я поднялся на второй этаж. На маленькой лестничной площадке было три двери, и миссис Магован, стоявшая внизу, прокричала мне зайти в ту из них, что располагалась прямо напротив лестницы. Я дважды стукнул в дверь рукой в перчатке и открыл ее. Мистер Магован сидел в постели, опираясь на три-четыре подушки, прижатые к велюровому изголовью. У него была редкая седая борода, и он был одет в изношенный банный халат, в прошлом белый. У него над головой висели другие рисунки и открытки от внуков.

– Здравствуйте, мистер Магован! Простите за все это, – сказал я, снова указывая на средства индивидуальной защиты. – Могу ли я надеть маску и на вас?

Он с трудом дышал, и, когда я надел на него маску и загнул металлическую проволоку на переносице, маска стала надуваться и сдуваться с каждым вдохом и выдохом.

– Не могли бы вы надеть еще и это? – спросил я, подавая ему пару голубых латексных перчаток.

В его движениях была меланхолическая усталость, пока он пытался натянуть их. Я представил, как он изможден: в феврале ему удалили опухоль, после чего он перенес шесть недель химиотерапии, просидел несколько недель на самоизоляции, не имея возможности видеться с внуками, и все равно подхватил вирус. Он выглядел серым, утомленным и смирившимся со своей участью.

У него была температура 39 градусов (слишком высокая), и пульсоксиметр показал, что содержание кислорода в крови на шесть или семь единиц ниже нормы. Однако больше всего меня пугала его одышка. Он дышал так, словно карабкался на гору, хотя просто лежал в постели. Попросив мистера Магована нагнуться вперед, я ослабил его халат в области шеи и приложил к его спине стетоскоп. При каждом его вдохе в легких раздавался хорошо знакомый шипящий звук: казалось, будто морская волна отступает по песчаному берегу.

Новые исследования показали, что в непроветриваемой комнате, где человек выкашливает вирус, инфицированные капли могут висеть в воздухе часами, создавая невидимый смертоносный туман.

Вероятность подхватить вирус зависит от того, сколько активных частиц вы вдохнете: для большинства из них счет обычно идет на тысячи, но для коронавируса – на сотни. Именно поэтому было так важно свести время контакта к минимуму.

Поскольку я не мог поговорить с мистером и миссис Магован по телефону, у меня не оставалось выбора, кроме как обсуждать желания пациента, находясь с ним в комнате. Я старался дышать поверхностно и максимально прижал маску к лицу.

Я начал издалека, пытаясь выяснить его отношение к больницам, кислородным маскам, флюорографии и анализам крови