Дикая Флетчер - Кэти А. Такер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Не знал, что ты захочешь съесть. Ключи в грузовике. Мейер находится в восьми километрах отсюда. Езжай на восток до конца дороги, поверни направо, затем второй поворот налево в городе. Утром дождь должен прекратиться, если вдруг захочешь прогуляться».
Внизу страницы нацарапана буква «Р», будто он начал писать свое имя, но потом решил отказаться от этой идеи. Но он не заменил ее на «папа».
Полагаю, он ушел на работу. Он всегда так рано уходит на работу?
Или он избегает меня?
Под влиянием импульса мои пальцы касаются края его керамической кружки. Все еще теплая. Свидетельство того, что он был здесь, и не так давно. Наверное, он сбежал, как только услышал звуки из моей комнаты, с ужасом понимаю я.
Как он добирался до работы без своего грузовика, я и предположить не могу. Может, его подвезла Агнес?
Несмотря на это, Рену явно не пришло в голову, что у меня может не быть водительских прав.
– Нет-нет, ты иди работай, пап. Что? Мы не виделись двадцать четыре года? Ничего страшного. Я бы никогда не стала ждать, что ты возьмешь час или два отдыха. Серьезно, я о себе позабочусь, – бормочу я, пытаясь подавить жжение в груди.
Потратив несколько минут на то, чтобы порыться в пустом холодильнике и беспорядочных шкафах, я узнаю, что отец живет на кофе, дешевом арахисовом масле с сахаром и замороженных ужинах из макарон с сыром.
Хорошо, что я не голодна. Однако я отчаянно хочу один из пенистых латте с соевым молоком от Саймона. У меня не так много пороков, но доза кофеина по утрам – номер один в этом коротком списке. В редчайших случаях, когда я пропускаю прием кофе, – я могу сосчитать такие дни на пальцах одной руки, – к полудню моя голова пульсирует.
Пять лет назад Саймон удивил нас на Рождество модной кофемашиной для бариста, которая может посоперничать со «Старбаксом». Клянусь, он каждое утро сидит за барной стойкой со своей чашкой «Эрл Грей» и «Глоб энд Мейл» и ждет первый скрип шагов с третьего этажа только для того, чтобы нажать кнопку «Варка». К тому времени, когда я, пошатываясь, спускаюсь на кухню в полусонном состоянии, Саймон уже сует мне в руки горячую кружку. По его словам, чтобы держать Кракена под контролем, но я почти уверена, что это больше связано с его тайным увлечением пенообразователем.
Во мне шевелится тоска по дому, но я отодвигаю ее в сторону, сосредоточившись на текущем вопросе. Заведение этого Мейера откроется только через два с половиной часа. Это значит, что у меня есть время, которое можно убить, пока я буду думать, как мне туда добраться, чтобы пережить этот день.
* * *
Бисеринки пота стекают по моему лицу, когда я приостанавливаюсь, чтобы глотнуть воды и перевести дыхание. Мой взгляд падает на мшисто-зеленый дом отца вдалеке. Я продержалась двадцать минут в этом жутко тихом, неуютном месте, не имея ничего, кроме тревожных мыслей и ноутбука, прежде чем беспокойство заставило меня выйти наружу. Надеть беговое снаряжение и исследовать окружающую обстановку показалось хорошим предлогом для побега.
Я вижу вдалеке дом Агнес. Он словно зеркальное отражение дома моего отца – тот же размер, то же расстояние от дороги, то же деревянное крыльцо, ведущее к двери, – за исключением того, что он белый и на подъездной дорожке нет грузовика. Когда я отважилась выйти, его уже не было. Предполагаю, Агнес тоже на работе.
Трекер километража на телефоне утверждает, что я пробежала десять километров, и за все это время не потеряла из виду ни один из домов. Обзор мало что загораживает – низкие кусты и несколько разбросанных зданий, – и нет ни одной живой души, которая могла бы отвлечь мое внимание.
Ни одного человека, проезжающего мимо на машине или на тракторе или выгуливающего собаку. В тишине нет даже отзвуков собачьего лая. Это тревожно. Я так привыкла к постоянному потоку людей, гудкам машин, реву двигателей и грохоту стройки. Для меня это белый шум, и я стала нуждаться в нем, как нуждаюсь в ритмичных волнах приложения, чтобы заснуть. Добавьте к этому тот факт, что тут не ловит сотовая связь, и я чувствую себя полностью отрезанной от мира.
Как может кто-то находить это умиротворяющим?
– Ой! – Я шлепаю себя по бедру, и в месте соприкосновения ладони с кожей остается раздавленное крошечное тельце. Комары не унимаются с самого утра, облепляя мою влажную обнаженную плоть.
Второй и третий укол в руку и икру заставляют меня возобновить бег. Похоже, это единственный способ хоть немного отдохнуть от укусов.
Я продолжаю двигаться по дороге ровным твердым темпом; ритмичный стук моих кроссовок о грязь – единственный звук, пока до слуха не доносится знакомое низкое жужжание. Желтый чартерный самолет поднимается в небо надо мной, выравниваясь чуть ниже толстого слоя ворсистых облаков цвета овечьей шерсти, таких, которые обещают дождь в любой момент. Я не могу различить логотип на боку самолета, но это вполне может оказаться чартер «Дикой Аляски».
Это вполне может быть мой отец.
Старается оказаться как можно дальше от своей дочери.
Видит ли он меня здесь, внизу, в моем ярко-розовом беговом костюме и в таких же кроссовках?
По крайней мере, раньше они были розовыми. Теперь они покрыты грязными брызгами из-за дороги. Неделя в этом месте, и я с таким же успехом могла бы выбросить их на рельсы станции метро «Дэвисвилл», чтобы они присоединились к той потерянной кроссовке.
Самолет исчезает вдали, и я снова остаюсь в полном одиночестве. Только я и миллион кровососущих комаров.
Впереди – скопление зданий, похожих на сараи, окруженные низкой, колючей живой изгородью. Они всех форм и размеров, и все с рубиново-красными крышами. Некоторые из них напоминают дома, а другие – амбары. Но для чего? Моя мама утверждала, что в таком климате ничего не растет. Подойдя ближе, я вижу прозрачные конструкции, установленные за зданиями. Это определенно теплицы. Повсюду стоят пикапы и тракторы, разбросаны садовые грядки с рядами растительности. Некоторые из них покрыты белым пластиком, другие выложены белыми полукруглыми обручами.
А дальше – поля с овощами. Ряды за рядами головок салата, высоких стеблей зеленого лука, морковных веточек шартреза и того, что я не могу отсюда различить. Возле лимонно-желтой бочки трудятся два человека со шлангами в руках.
В конце концов, жизнь здесь
