Девчата. Полное собрание сочинений - Борис Васильевич Бедный
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Погодка такая – грех дома сидеть…
– Грех! – подтвердил Илья.
– Эх, голуби! – молвил Сашка.
Он достал из кармана папиросы, а Илья спички. Пока кавалеры закуривали, Катя преданно смотрела на Сашку, а Тося, подражая ей, на Илью. Потом девчата глянули друг на дружку, и Катя ехидно кашлянула, радуясь, что поймала Тосю на месте преступления. Тося виновато опустила глаза. Она тут же с вызовом вскинула голову, но было уже поздно: Катя опять любовалась своим кавалером, будто на всем белом свете не было парня краше неуклюжего Сашки. Тосе даже смешно стало: до чего же влюбленные девчата слепые!
И тут она заприметила своими зоркими глазами, что на правом Катином плече снега – кот наплакал. «Левой рукой Сашка обнимает, чтоб ненароком не придушить Катерину!» – догадалась вдруг Тося с тем проникновением в запретные взрослые тайны, которое неизвестно откуда привалило к ней в последние дни. И Тосе захотелось, чтоб ее полюбил такой же чуткий, как Сашка, человек, но, если можно, не такой косолапый.
Пары разошлись. Сашка с Катей нырнули в благодатную темень переулка, а Тося с Ильей не спеша двинулись по главной улице к общежитию.
Илья откашлялся, сказал проникновенно:
– Когда я тебя впервые увидел… – и как бы невзначай положил руку на Тосино плечо.
Тося отпрыгнула от него как ужаленная.
– Здравствуйте! Ты чего это? – ужаснулась она.
– Привычка у меня такая… – пробормотал Илья, осуждающе глянул на свою провинившуюся руку, будто она одна была во всем виновата, и сунул ее в карман, чтобы ей больше не вздумалось самовольничать.
– Надо отвыкать, – посоветовала Тося.
– Постараюсь! – пообещал Илья, снова откашлялся и вернулся к прерванной лжеисповеди: – Так вот, когда я тебя впервые увидел…
…А на Камчатке в это время Филя проводил последнюю репетицию со своей ватагой. Он решил досыта поиздеваться над Тосей, раз уж из-за нее приходилось терять кубанку.
– Ты будешь Ильей, а я Тоськой, – сказал Филя высоченному парню, своему любимцу, прозванному в поселке Длинномером. – А вы все – кыш!
Ватага сгинула за сугробами и поленницами дров. Филя усадил Длинномера на завалинку, вспрыгнул к нему на колени и, кривляясь, стал изображать влюбленную Тосю. Потом он вскочил, по-разбойничьи свистнул – и вся ватага разом поднялась из-за укрытий и захохотала дикими голосами, заулюлюкала. Каждый шумел за двоих, но всех перекрыл Длинномер, бухающий кулаком в какую-то звонкую железяку. Филя по-командирски вздел руку – и все затихли.
– Так держать, – удовлетворенно сказал Филя. – Только жизни побольше!
Длинномер, согнувшись в три погибели, выглянул на улицу и объявил густым шепотом:
– Идут!
Филя взмахнул рукой, и ватага попряталась. Прихватив свою железяку, Длинномер тоже нырнул за дальний сугроб. Филя на цыпочках подкрался к углу общежития и выглянул.
– До свиданьица, Илюшка, – сказала Тося, останавливаясь у крыльца.
– А может, еще погуляем?
– Хорошего понемножку, – ответила Тося непреклонным тоном человека, знающего себе цену, и протянула руку за портфелем.
Илья отступил на шаг и даже руку с портфелем за спину спрятал, словно боялся, что Тося силой отнимет у него свой портфель. Тося торжествующе усмехнулась и ловко пристукнула носками валенок, стряхивая налипший снег. Взгляд Ильи прикованно застыл на ее валенках-невеличках.
– Какие же ты тогда туфли носишь?
– Тридцать третий размер… – виновато ответила Тося.
– Вот детсад! – удивился Илья. – Не хочешь гулять, давай посидим на завалинке.
Он небрежно кивнул в сторону глухой стены общежития, выходящей на пустырь. Филя, подсматривающий за ними, резко отдернул голову.
– На Камчатку?! – ахнула Тося. – Ох и жук ты, Илюшка!
– Никакой я не жук! Ты когда храбрая, а тут боишься.
– Я, Илюшка, только медведей боюсь, – призналась Тося, – да и то жареных! Будешь сидеть со мной, а думать про… другую, нужно мне! Ведь ты со мной только прикидываешься… Скажешь, нет?
На миг Илья смутился, решив, что Тося откуда-то разузнала о его споре с Филей. Но тут же каким-то охотничьим чутьем, которое всегда выручало его, когда он обхаживал девчат, Илья понял, что бояться ему нечего. Просто на эту ершистую и не очень-то красивую девчонку еще никто из мужского племени не обращал внимания, и теперь с непривычки Тося никак не может поверить, что такой видный парень, как он, всерьез заинтересовался ею, недомерком. Илья представил вдруг сумятицу, которая царит сейчас в неопытном Тосином сердчишке, и снисходительно усмехнулся:
– А чего мне прикидываться? Нравишься ты мне… Понимаешь? – проговорил он фальшивым голосом сильного и в общем-то справедливого человека, которого обстоятельства вынуждают обманывать ребенка.
Илья и сам расслышал фальшь в своем голосе и рассердился на себя, на заупрямившуюся Тосю, на Филю, который втянул его в этот дурацкий спор. Честней всего сейчас было бы бросить Тосю со всеми ее младенческими страхами и отправиться к Анфисе на коммутатор. Но дело зашло уже слишком далеко, и отказаться теперь от спора – значило на весь поселок объявить о своем поражении. Да и пыжиковую шапку терять за здорово живешь Илье тоже не хотелось.
«Сама виновата!» – не впервой оправдался перед самим собой Илья, припомнив все обидные Тосины выкрутасы на танцах в клубе.
– Очень уж ты мне нравишься… – терпеливо повторил он, из прежнего своего опыта зная, что девчата никогда не обижаются, когда такие вот вещи говоришь им по нескольку раз. – Крепко нравишься, понимаешь?
– Не верю! – сказала Тося, но голос у нее предательски дрогнул, и она с благосклонным любопытством взглянула на человека, который первым во всем мире по достоинству оценил ее.
– Я и дома о тебе думаю, и на работе в лесу! – без стыда и совести врал Илья, входя во вкус и чувствуя, что Тося начинает поддаваться.
– И ничуть я тебе не верю! – счастливо сказала Тося и стала валенком утаптывать свежий снег, заваливший дорожку: очень трудно стоять истуканом и ничего не делать, когда тебе впервые в жизни говорят, что ты нравишься и о тебе думают и дома, и на работе.
– Как увижу тебя – так праздник на душе! – вдохновенно врал Илья, не очень-то утруждая себя ради такой мелкой сошки, как Тося.
– Все равно ни капли не верю! – ликующим голосом пропела Тося и поправила мальчишескую свою шапку-ушанку каким-то новым для себя, только сейчас народившимся движением руки – округлым и уже почти женским.
– Закрою глаза, и образ твой стоит передо мной! – выпалил Илья, чтобы окончательно доконать Тосю, и сам же первый прикусил язык, усомнившись вдруг, не хватил ли он через край.
Тося восхищенно шмыгнула носом и переспросила шепотом:
– Образ?
– Ага! Вот смотри.
Илья стал боком к Тосе,
