Девчата. Полное собрание сочинений - Борис Васильевич Бедный

– Дело хозяйское… – тоном непонятого и незаслуженно обиженного человека проговорил Илья и поднес кружку ко рту.

– Ты еще скажешь, и Фильке обеды мои нравятся?

– Еще как нравятся: на два кило потолстел!

– А что ж он болтал: «Бывают хуже щи, да редко»?

Илья одобрительно усмехнулся:

– Запомнила?

– Я критику всегда запоминаю, даже глупую, – с достоинством сказала Тося.

– Так все сознательные люди делают… – припомнил Илья. – Слышь, Тось, ты все старое из головы – фью! – Он широко взмахнул свободной рукой, показывая Тосе, как должна она выбросить из головы все прежние свои обиды. – Раз ты такая боевая, значит теперь у нас все по-новому пойдет. Если кто тебя обидит, ты только шепни мне, я ему сразу мозги вправлю! Договорились?

Тося призадумалась, не пожаловаться ли ей сейчас же на Филю, но природная ее нелюбовь к ябедничеству тяжким грузом повисла на языке и не давала ей слова сказать. Она и не заметила, как машинально кивнула головой в ответ на последний вопрос Ильи.

Тот облегченно вздохнул и, не давая Тосе опомниться, крепко стиснул острый ее локоток, закрепляя первую свою победу. Потом Илья мужественно осушил до дна кружку студеной воды, перевел дух и захрустел на закуску льдинкой. Тося стояла, бессильно уронив руки, и ей самой казалось, что ее здесь нету.

– Хороша газировка! – похвалил Илья напоследок, дружески подмигнул оглушенной Тосе, прося не забывать их уговора, и зашагал на делянку с видом человека, выполнившего свой долг и довольного собой и жизнью.

Тося смотрела ему в спину – пока лес не поглотил его. Только тогда она очнулась и первым делом, по женской своей природе, кинулась к ведру, разогнала морозную паутину, глянула в воду, как в зеркало, и убрала под шапку-ушанку выбившуюся прядь волос.

И тут к навесу подкралась вездесущая Катя.

– Ты не очень-то!.. – предупредила она прихорашивающуюся подружку. – На твоем месте я Илюху за семь верст обходила бы!

– А что? – забеспокоилась Тося.

– В глаз заскочит – не вытащишь. С Анфисой он крутит почем зря и вообще… порхает!

– Чего-чего? – не поняла малолетка Тося и заинтересованно придвинулась к старшей подруге.

– Бабник, вот чего!

– Ба-абник? – удивилась Тося. – А так вроде незаметно…

– Заметно станет – тогда уж поздно будет!.. В кино еще не приглашал?

Тося замотала головой.

– Ну так жди, тактика у него известная… Дура будешь, если поддашься!

– Сама ты дура! – выпалила Тося, злясь на Катю за непрошеное ее вмешательство. У нее еще ныл локоть, сдавленный железными пальцами Ильи, а приходилось снова все переоценивать. Вот чехарда… – Ходят тут всякие!

– Ты слушай, что тебе старшие говорят! – рассердилась Катя.

…Илья уговорил Сашку и еще двух парней помочь Тосе, и к обеду они заявились на кухню с большущими охапками сухих смолистых дров. Девчата за столом осуждающе зашушукались: в поселке не принято было помогать поварам – даже таким мастерущим, как Тося. Парни подошли к печке и по сигналу Ильи свалили дрова, закрыв ими Тосю до самого подбородка.

– Сколько много-о!.. – по-детски восторженно протянула Тося. – Вот спасибо, ребятки!

– Пустяки! – небрежно сказал Илья.

Тося припомнила вдруг, как осенью, когда она только что приехала в поселок и всего тут боялась, Илья первый оценил по достоинству ее кулинарию, а потом уж и другие лесорубы спохватились и стали ее нахваливать. Старая, поразвеянная временем признательность снова ужом вползла в Тосино сердце.

Скорая на расправу, Тося плеснула Кате жидких щей: пусть не наговаривает на достойного человека. А Сашку и других добровольных помощников она не обидела.

Последним к ней подошел Илья. Тося долго и старательно мешала черпаком в котле, боясь взглянуть на Илью, чтобы снова в нем не разочароваться. Илья терпеливо и покорно стоял возле печки с пустой миской в руке. За столом засмеялись девчата. Тося рывком вскинула голову, с опасливым любопытством заглянула в веселые и ясные глаза Ильи.

– Между прочим, кино сегодня в клубе… – вкрадчиво сказал он.

Тося бухнула черпак в его миску и, вся подобравшись, готовая осрамить Илью со всей его испытанной тактикой бабника, настороженно спросила:

– Ну и что?

Илья внимательно посмотрел на Тосю, так крепко вцепившуюся в рукоятку черпака, что даже ногти у нее побелели. Он и сам не мог бы толком объяснить, откуда пришло к нему смутное ощущение опасности, угрожающей ему сейчас. Было такое чувство, будто по хлипкой жердочке он перебирается через поток, бушующий глубоко внизу: один неверный шаг – и поминай как звали… Илья раздумал вдруг приглашать Тосю в кино.

– А ничего… Говорят, цветная картина будет, – уклончиво ответил он и отошел от котла.

Тося хлопотала на кухне, украдкой наблюдая за непонятным Ильей. Лесорубы привычно потеснились за столом – и он сел. Вид у него, как у всякого обедающего человека, был мирный и вполне благонадежный. Илья придвинул к себе плетенку с хлебом, но горбушки уже не отыскал. «Расхватали, пока он дрова для меня колол…» – покаянно подумала Тося и прислонилась к свежей поленнице. Она как-то разом вдруг устала от всей этой путаницы и неразберихи.

А Илья с аппетитом хлебал хваленые Тосины щи, ничем решительно не выдавая, что он – презренный бабник и опасный для Тоси человек. Вот он доверительно склонился к уху Ксан Ксаныча и сказал – не тихо, не громко, как раз чтобы Тося услышала:

– Отродясь я таких щей не едал!

– Наша Тося – всем поварам повар, – охотно согласился добрый Ксан Ксаныч.

– Да-а!.. – ехидно протянул Филя, зачем-то снял с головы кубанку и помахал перед лицом.

В его кривлянии Тосе почудился какой-то обидный намек, но у нее не было уже ни сил, ни желания разбираться во всем этом. Совсем сбитая с толку, она жалобно шмыгнула носом, громыхнула черпаком в котле и промямлила:

– Добавки кому? Навались…

Тени на полу

Поздним вечером Анфиса дежурила на коммутаторе. Коротая время, она, позевывая, просматривала старую газету – последнюю страницу, где печатают объявления о разводе. По-ночному громко и раскатисто зазвонил телефон. Анфиса нехотя взяла трубку.

– Слушаю, – сказала она сухим, служебным голосом. – Успеется, весь лес все равно не вырубите. – Зажав трубку между щекой и плечом, Анфиса раскрыла тетрадь для телефонограмм, привычно огрызнулась: – От лодыря слышу… Ну что там у вас стряслось?

Она записала телефонограмму, достала из ящика стола продолговатый осколок зеркала, очертанием смахивающий на Африку. Когда Анфиса два года назад пришла работать на коммутатор, осколок этот был уже здесь, и никто не помнил, откуда он взялся. Осколок прижился на коммутаторе чуть ли не с довоенного времени и с тех пор верой и правдой служил