Вызов принят. Остросюжетная жизнь работника скорой помощи - Дэн Фарнворт

телефон. Иногда мы были с ним строги и говорили: «Серьезно, Барри, ты должен звонить в скорую помощь только в экстренном случае». Он пообещал больше не звонить, однако мы снова приехали к нему через пару недель. На него было невозможно сердиться: Барри просто было одиноко, хотелось с кем-то поговорить, в чем он сам позднее и признался.

Кто-то может сказать, что сближаться с этими людьми неправильно, потому что мы только укрепляем их вредную привычку. Однако не все на свете только черно-белое. Мы обычные люди. Если кто-то кажется нам по-настоящему хорошим человеком, вполне естественно, что мы станем его защищать. Будучи свидетелями одиночества и отчаяния некоторых пациентов, мы, уезжая, хотим изменить их жизнь к лучшему, но это не всегда получается. Барри много пил, курил и умер молодым. На его похороны пришло много работников скорой помощи и медсестер. Если бы мы этого не сделали, на его похоронах никого бы и не было. После смерти, как и при жизни, мы остались его единственными друзьями.

11

Недостаток уважения

Нас с напарником вызывают к мужчине с передозировкой. Каждый раз, когда кто-то звонит 999, диспетчер должен оценить безопасность места вызова для работников скорой помощи. Часто это бывает непросто, особенно если человек вызывает скорую себе. Он вряд ли скажет: «Я не в себе, и если вы пришлете ко мне сотрудников скорой помощи, то, возможно, я нападу на них». Конкретно этот вызов признают неопасным, поэтому мы выезжаем, ни о чем не беспокоясь.

Подъехав к дому, видим, что входная дверь приоткрыта. Я стучу, но никто не отвечает. Такое бывает часто. Стучу второй раз и слышу, как кто-то кричит: «Войдите!» В коридоре никого нет, и я заглядываю в дверь гостиной. БУМ! Какой-то человек ударяет меня прямо в лицо. Я валюсь с ног, как мешок картошки, и думаю: «Зачем он это сделал?» Нас не обучают самообороне. Мы знаем техники безопасного ухода от агрессора, но любые инструменты ржавеют, если не пользоваться ими часто.

К счастью, мой напарник, который шел прямо за мной, быстро обездвиживает агрессора (разумеется, используя разрешенные приемы). Драчун падает на пол, и у нас нет иного выбора, кроме как сесть на него сверху и ждать приезда полиции, поскольку каждый раз, когда мы ослабляем давление, он снова пытается ударить нас.

У работников скорых нет ни брони, ни оружия. Однако достается им порой не меньше, чем полицейским.

Оказалось, этот парень – наш «постоянный клиент», и тот факт, что он ударил меня, говорит о том, что он, вероятно, под кайфом, хотя у него могут быть еще и психические или поведенческие проблемы. Сложно сказать наверняка. На следующий день мне звонит полицейский и говорит, что парню сделали официальное предупреждение и обязали выплатить мне компенсацию размером двадцать фунтов в рассрочку. Каждую неделю в течение следующих двух лет на мой счет будет поступать двадцать пенсов[9]. Это тот черный юмор, о котором я ранее писал.

Чтобы работать в скорой помощи, нужно быть разносторонним человеком. Терапевту нужно адаптироваться к каждому пациенту и множеству разных случаев, но при этом он все равно находится в контролируемой и привычной обстановке. Работникам же скорой помощи приходится подстраиваться не только под незнакомцев, огромное множество ситуаций, но и окружение. Сейчас мы болтаем с очаровательной старушкой в красивом большом доме, через минуту оказываем помощь пациенту с передозировкой в наркопритоне, а еще через минуту мы уже в клубе и реанимируем человека, потерявшего сознание.

Поскольку у работников скорой помощи нет защитных костюмов и оружия, нам приходится полагаться на собственный язык, чтобы выбраться из опасной ситуации. По этой причине большинство моих коллег – очень эффективные ораторы. Еще мы интуитивно чувствуем, когда стоит отойти подальше.

Однажды нас с напарником вызвали к мужчине с дробовиком, угрожавшему застрелить любого, кто покажется из-за угла. Этот вызов попал к нам, потому что кто-то решил, что это пациент с психическими проблемами. Хотя логично предположить, что каждый, кто угрожает совершить акт насилия, является психически нездоровым, это вовсе не значит, что на такие вызовы нужно направлять скорую помощь, а не полицию. Мы прятались за углом дома, когда наконец приехали стражи порядка. Нам было известно, что у мужчины мог быть дробовик, и мы не могли рисковать.

– Где он? – спросил нас полицейский.

– За углом. У него дробовик, и он говорит, что воспользуется им.

– Пойду посмотрю.

Полицейский ушел.

– Вот идиот! – сказал я своему напарнику. Все, что было у этого полицейского, – газовый баллончик на бедре.

Через тридцать секунд полицейский прибежал и, запыхаясь, сказал:

– У него чертов дробовик!

Я поднял бровь.

– Да, приятель, мы тебя предупреждали, – сказал мой напарник.

В итоге полицейский все понял и вызвал вооруженную группу быстрого реагирования.

Когда все идет не так, нам порой остается лишь надеяться на разумных представителей общественности, потому что полиция редко приезжает сразу. У нас прекрасные рабочие отношения с полицейскими. Мы хорошо понимаем друг друга и часто работаем вместе в случае дорожно-транспортных происшествий, домашнего насилия и угрозы со стороны психически нездоровых людей. Например, если кого-то везут в больницу с проблемами психиатрического характера, полицейский будет находиться в задней части автомобиля скорой помощи вместе с пациентом. Это вовсе не значит, что пациент – преступник, просто он может представлять опасность сам для себя.

Очевидно, что полиция и скорая помощь очень перегружены, но они сделают все, чтобы помочь друг другу. Однако сокращения в полиции отрицательно сказались не только на ней самой и общественности, но и на службе скорой помощи. Когда в городе было больше полицейских, они быстро приезжали, если нам нужна была помощь. Однако теперь их так мало, что мы, нажимая на тревожную кнопку, можем оказаться в длинной очереди.

Диспетчер, например, направит нас на вызов к потенциально опасному пациенту и попросит провести динамическую операционную оценку риска. Но как можно оценить, насколько опасен человек, пока ты не столкнешься с ним лицом к лицу? Но в таком случае может быть уже слишком поздно.

Мы рискуем все больше и больше. В девяти случаях из десяти присутствие полиции не требуется, но одного инцидента вполне достаточно. Я также переживаю за полицейских. У них опасная работа, и они пытаются выполнять ее как можно лучше. Вероятно, они тоже сердятся на нас, потому что иногда им часами приходится ждать, когда приедет скорая помощь и заберет у них пациента.

Я боюсь, что кто-то из работников скорой помощи получит тяжелое ранение или вообще будет убит. По статистике, 72 % наших сотрудников подвергались нападениям на работе. В 2012–2018 годах на работников скорой было совершено 14 тысяч нападений.

Некоторые люди ведут себя невероятно скверно и неуважительно с работниками скорой, однако последние мирятся с этим, потому