Чарли Бон и Алый рыцарь - Дженни Ниммо

подняла безголовое тело маленькой разбитой горгульи, собираясь швырнуть его в Эрика. Но внезапно ожившее изваяние протянуло руку и схватило ее за запястье с такой силой, что девочка издала истошный вопль. Друзья бросились к ней на помощь, они дергали корчащееся каменное тело, тянули его за ноги и в отчаянии пытались оторвать твердые пальцы от запястья Оливии.

   Эта кошмарная сцена так позабавила бессердечного Эрика, что он начал смеяться. Позади него на крыльце стояли четыре сестры Юбим.

   Тетя Венеция хохотала до слез, до колик, она согнулась пополам и едва не свалилась с лестницы. Лукреция и Юстасия покатывались от смеха, хлопая себя по бокам и показывая пальцем на несчастную Оливию. Даже холодная и суровая Бабушка Бон вопреки правилам хорошего тона поддалась всеобщему веселью и злорадно, торжествующе хихикала, покачиваясь и подвизгивая.

   Оливия посмотрела сквозь слезы на своих мучителей, и ей захотелось оборвать их гадкий смех и стереть радость с жестоких лиц.

   Она представила себе высокий скелет в черной шляпе и плаще, вооруженный шестифутовой саблей. И вот он появился! Он стоял перед ступеньками с поднятым для удара ятаганом. Смех перешел в крики ужаса. Эрик и сестры Юбим исчезли, захлопнув за собой дверь.

   — О, Лив! Ты же выдала себя. Зачем ты создала иллюзию? — спросил Чарли.

   — Я не могла удержаться, — ответила Оливия, когда безголовая горгулья ослабила хватку и упала на землю, — в любом случае, это помогло. Эрик, очевидно, теряет концентрацию, если его хорошенько напугать.

   — Очень впечатляющая штука! — Бенджамин  разочарованно наблюдал за тем, как скелет медленно растворяется в воздухе. Потом почесал Спринтера Боба за ушами, успокаивая перепуганного иллюзией, дрожавшего пса, стоявшего с поджатым хвостом.

   Они поспешили к выходу из Мрачного Тупика. Время от времени Чарли бросал обеспокоенные взгляды в сторону Оливии. Блуры понятия не имели, что она одаренная, но как только сестры Юбим оправятся от шока, они все поймут. И непременно передадут эту новость в академию.

   Оливия некоторое время игнорировала его и намеренно отворачивалась, но, в конце концов, закричала:

   — Перестань так смотреть на меня, Чарли Бон. Мы же тебя спасали!

   — Но ты выдала себя, Лив! Моя бабушка и ее сестры поймут, что ты наколдовала этот скелет, и расскажут Блурам. И что тогда?

   — Ничего тогда. Поживем  — увидим, — она потерла опухшее запястье, на котором горгулья оставила уродливые отметины.

   — Прости, — Чарли почувствовал себя виноватым во всем произошедшем, — и спасибо за то, что спасли меня. Как вы узнали, где я?

   Бенджамин объяснил, что он пошел в дом номер девять и нашел Мэйзи в немного неадекватном состоянии. Она прочла записку Бабушки Бон, но ей с большим трудом верилось, что Чарли по доброй воле поехал в гости в один из домов под номером тринадцать в Мрачном Тупике. Бенджамин решил отправиться туда на прогулку с собакой и разыскать друга.

   — По пути я встретил Оливию. Она шла в Книжный магазин, но захотела составить мне компанию, по ее словам, чтобы обеспечить качество безопасности количеством людей и собак.

   — Спасибо, — поблагодарил Чарли, — извини, что накинулся на тебя, Лив, и наговорил лишнего.

   — Не бери в голову! Проехали, — она откинула назад свои осветленные волосы и усмехнулась.

   — Там был Манфред, — тихо добавил Чарли, — ему удалось меня загипнотизировать.

   Оливия и Бенджамин резко остановились. Они так долго на него смотрели, что мальчик почувствовал себя неловко.

   — Проблема в том, что я не помню, рассказал ли я им что-нибудь, чего не следовало, или нет. Я пытался блокировать мысли, но, кажется, Манфред объединил усилия с моей ясновидящей Тетей Юстасией, — он погладил лохматую голову пса.

   — Меня вытащил из транса Спринтер Боб. Я очнулся, когда услышал его лай.

   Они добрались до верхней части улицы Филберта, и Чарли с облегчением увидел фургон Дяди Патона, припаркованный возле их дома. Оливия, Бенджамин и Спринтер Боб последовали за Чарли на кухню, где Мэйзи и Мистер Юбим ужинали при свечах чипсами и свежеиспеченным пирогом с лососем. Еды хватило на всех.

   Пока остальные ели, Чарли рассказывал о том, как провел день, описывая в красках свой побег от Амоса Бирна, и так неистово жестикулируя, что дважды отправил перечницу в полет со стола на пол.

   — Боже правый! — воскликнула Мэйзи, — у тебя все волосы опалены, Чарли. От тебя пахнет гарью, как от костра. Впредь ты не должен уходить из дома, не сказав мне, куда направляешься. Тебя же могли убить..., мне невыносимо даже думать об этом.

   Дядя Патон кивнул. Хотя выражение его лица было очень серьезным, и он произнес все правильные восклицания удивления и беспокойства в нужных местах, Чарли чувствовал, что дядя думает о чем-то своем. Казалось, его мысли витали далеко отсюда.

   — Где ты был? — спросил Чарли.

   Дядя задумчиво посмотрел на него, пытаясь вернуться в реальность и сосредоточиться на разговоре.

   — Где я был, сейчас не имеет значения, лучше скажи, мои сестры расспрашивали тебя об Алом рыцаре?

   Дурман гипноза понемногу рассеялся и память Чарли начала восстанавливаться:

   — Да, они спрашивали о рыцаре, и я подумал, что он может быть Бартоломью Блуром.

   — Бартоломью?!  — скептически переспросил Дядя Патон.

   — Ух, ты! Это очаровательно, — Оливия любовалась парой вязаных варежек, расшитых золотыми и серебряными нитями.

   — Надеюсь, ты не рассказал им о Танкреде, — спросила она, примеряя варежки на свои искалеченные руки.

   Чарли задумчиво покачал головой:

   — Думаю, нет. Они не успели спросить о Танкреде.

   — Уфф! Это хорошо. Гора с плеч, — Оливия подняла голову и радостно хлопнула в ладоши, — значит, он все еще в безопасности.

   — Да. Но теперь ты не в безопасности, Лив, — вздохнул Чарли.

ГЛАВА  8

МОРСКОЙ  ГЛОБУС

   Огромный Морской Глобус стоял теперь не в углу, а в центре Танцевального зала. Белый чехол сняли, но Глобус все еще находился внутри большого стеклянного куба. За стеклом виднелась поверхность светящейся сферы, по которой иногда перекатывались волны. Это был мир, разделенный на море и сушу. Земля выглядела невзрачной, уныло-коричневой, тогда как водная гладь