Когда говорит кровь - Михаил Александрович Беляев

и не имела права вознести его выше купца, или сановника средней руки, но приняв однажды лицо и имя Шето Тайвиша, принесла его сюда, в самое сердце государства, не смел и не желал ей более противиться. Он был покорен ей. Покорен и верен. Как и всегда.

Быстро развернувшись, одним рывком с невиданной даже для себя силой, он сбросил с ворот тяжелый засов окованный серебром и тут же в зал, красным потоком плащей, блеском железных доспехов и мечей, хлынула река солдат. Сотни мужчин, разбиваясь на ровные десятки, распределялись по всем рядам, заходя за спины старейшин, не давая им бежать, скручивая и затыкая тех, кто сопротивлялся, или просто пытался это сделать.

Всего за пару мгновений весь зал Собраний Синклита, эта святая святых величественного государства тайларов, изменил свой цвет. Черное и белое, что так долго делили его на две неравные части, были сметены красным. Солдатский плащ из простой овечьей шерсти теперь возвышался над искусно расшитым шелком, украшенным жемчугом и самоцветами. А возле глоток, что так долго крича и споря, вымогая и интригуя, обманывая, и, конечно же, предавая, правили самой огромной страной в изученном мире, теперь красовался солдатский меч. Полтора локтя стали, что не раз защищали, расширяли, и приумножали славу Великого Тайлара.

Верховный стратиг, что всё это время стоял, словно бы боги превратили его в статую, расправив плечи, и откинув львиную шкуру, шагнул вперед. Пройдя по мраморной мозаике Внутреннего моря, по городам и странам, горам и рекам, он дошел до первого ряда алатрейской половины, где с мечом у горла, прижатый и согнутый солдатскими руками, полулежал Кирот Кардариш.

Даже с приставленным к горлу лезвием, этот человек не выглядел поверженным. Он зло и тяжело дышал, а в его глазах не было страха. Только ненависть. Он напоминал бешеного пса, что только и ждет возможности вонзиться клыками в шею. Ну что же. Тем хуже было для него. Ведь бешеных зверей всегда было принято убивать.

– Ты виновен в смерти моего отца,– произнес Лико Тайвиш.

– Увыфф,– неразборчиво прохрипел прижатый к сидению мужчина.

– Не спорь. Я знаю это. И тебе мало было отравить его самого, ты решил отравить и всё его наследие. Весь созданный им порядок. И сделать ты это решил убив мой род и захватив власть в государстве. Я, Лико Тайвиш, глава древнего и благородного рода, старейшина и Верховный стратиг Тайлара обвиняю тебя, Кирота Кардариша, в убийстве и покушении на тиранию. Тебя будут судить перед лицом народа и богов.

Вместо ответа Кирот Кардариш зарычал совсем по-звериному. Он дернулся было вперед, но стоявший позади него воин удержал старейшину, сильнее заломив ему руки и вжав в его спину колено. Верховный стратиг отошел от прижатого врага и оглядел ряды алатреев. Часть из них явно боялась. Другая не верила в происходящее, вращая головами по сторонам, словно деревенские мальчишки, впервые попавшие на городской праздник. Вся их великая партия, что так много о себе мнила, выглядела жалко и раздавлено.

– Именем моих предков и перед взором всех богов я клянусь, что всякий, кто принимал участие в этом позорном заговоре не уйдет от возмездия. А всякий непричастный не пострадает. Воины, слушайте мой приказ: выведете из этих священных стен всех алатреев и препроводите их по домам. Пусть там они и остаются под надежной стражей и присмотром, до моего распоряжения. Всех, кроме Кирота Кардиша, Убара Эрвиша, Тэхо Ягвиша и Лиафа Тивериша. Их сопроводите в Хайладскую крепость.

– Беззаконие! – выкрикнул кто-то из прижатых к сидениям старейшин.– Боги проклянут тебя и всех причастных, Тайвиш!

– Верховный понтифик! Вмешайтесь! Вы что не видите, что происходит?! – издал отчаянный визг другой старейшина.

И это были вторые слова, которых так ждал Великий логофет. Слова заклятья. Теперь они уже не казались ему страшными. Поток судьбы нёс его с такой бешеной силой, что всё, что оставалось Джаромо Сатти, это вверить себя ему без остатка. Пройдя через зал, он подошел к сбитому с толку Лисару Анкаришу и протянул маленький красный мешочек. Высший жрец удивленно посмотрел на кулек ткани, подняв глаза на первого сановника.

– Настоятельно рекомендую развязать ленту и разглядеть содержимое, достопочтенный господин Анкариш. Вероятно, оно укажет вам верный путь.

Глаза верховного понтифика округлились, а тусклые зрачки вспыхнули, как только его пальцы коснулись красной материи. Потянув за ленту, он развязал простенький узелок и, взглянув внутрь ахнул, осев и обмякнув на своем сидении. Краем глаза Джаромо Сатти заметил, как полыхнул крупный рубин в пасти золотого льва, что красовался на ободке вокруг отрубленного пальца.

Круглые глаза жреца впились в Джаромо с немым, но крайне красноречивым вопросом: «Он жив?». «Цел, не считая легкого, и не смертельно увечья, но далее судьба его всецело в ваших руках, многоуважаемый господин Анкариш»,– ответил полузаметным кивком Великий логофет.

Кровь окончательно отлила от лица главы всех жрецов и смотрителя Пантеона. Он стал похож на полежавший труп, что по чьей-то злой воле продолжал двигаться. Но с Великого логофета было достаточно и того, чтобы этот труп смог произнести нужные им всем слова, ну а потом пусть хоть обращается в труп обыкновенный. «Спасайте же своего драгоценного отпрыска, милейший господин Анкариш!» – произнесли уголки глаз высшего сановника и жрец, сглотнув, опустил голову.

Кое-как поднявшись и подойдя на негнущихся ногах к жаровне, Лисар Анкариш заглянул в дым.

– Б… б… Боги… не вмешиваются,– слова с трудом вырвались из его горла. Он словно потратил на них все свои последние силы, и тут же осел прямо на ступенях постамента, охватив голову руками.

– Что? Да как вы смеете так нагло врать Анкариш! – выкрикнул Лиаф Тивериш.– Старейшины, вы же видели это! Этот джасурский ублюдок что-то ему дал! Господа, это истинное преступление против… кх… а-а, о-ох.

Договорить он не смог. Воин рядом прервал речь вещателя алатреев одним мощным ударом локтем в живот, заставив того согнуться и рухнуть на колени.

– Господин Лико Тайвиш, я надеюсь, вы не запятнаете тайларские войска убийством старейшин в стенах Синклита,– спокойным, даже слишком спокойным тоном произнес Убар Эрвиш.

Предстоятель алатреев и герой войн прошлого сидел, сложив руки у подбородка, словно и не замечая меча у своего горла.

– Я тоже на это надеюсь, господин Эрвиш,– ответил ему Верховный стратиг.

– Тогда предлагаю не доводить этот день до позорной трагедии. Наши потомки вряд ли станут вспоминать о ней с теплом или гордостью. Я пойду в Халадскую крепость и вы, господа старейшины, тоже пройдите по своим домам. Синклит не лучшее место для бойни.

Сказав