Достоевский. Энциклопедия - Николай Николаевич Наседкин

Стебельков

«Подросток»

Бывший доктор-акушер, мошенник, член шайки подделывателей фальшивых акций железной дороги, заманивший в эту аферу и своего должника князя Сергея Петровича Сокольского; отчим Васина. Автор «Записок» Аркадий Долгорукий впервые встречает его на квартире Васина, дожидаясь хозяина: «Это был хорошо одетый господин, очевидно у лучшего портного, как говорится, “по-барски”, а между тем всего менее в нём имелось барского, и, кажется, несмотря на значительное желание иметь. Он был не то что развязен, а как-то натурально нахален, то есть все-таки менее обидно, чем нахал, выработавший себя перед зеркалом. Волосы его, тёмно-русые с легкою проседью, чёрные брови, большая борода и большие глаза не только не способствовали его характерности, но именно как бы придавали ему что-то общее, на всех похожее. Этакий человек и смеётся и готов смеяться, но вам почему-то с ним никогда не весело. Со смешливого он быстро переходит на важный вид, с важного на игривый или подмигивающий, но всё это как-то раскидчиво и беспричинно… Впрочем, нечего вперёд описывать. Этого господина я потом узнал гораздо больше и ближе, а потому поневоле представляю его теперь уже более зазнамо, чем тогда, когда он отворил дверь и вошёл в комнату. Однако и теперь затруднился бы сказать о нём что-нибудь точное и определяющее, потому что в этих людях главное — именно их незаконченность, раскидчивость и неопределённость. <…> Я знал, что Васин долго был сиротой под его началом, но что давно уже вышел из-под его влияния, что и цели и интересы их различны и что живут они совсем розно во всех отношениях. Запомнилось мне тоже, что у этого Стебелькова был некоторый капитал и что он какой-то даже спекулянт и вертун; одним словом, я уже, может быть, и знал про него что-нибудь подробнее, но забыл. Он обмерил меня взглядом, не поклонившись впрочем, поставил свою шляпу-цилиндр на стол перед диваном, стол властно отодвинул ногой и не то что сел, а прямо развалился на диван, на котором я не посмел сесть, так что тот затрещал, свесил ноги и, высоко подняв правый носок своего лакированного сапога, стал им любоваться. Конечно, тотчас же обернулся ко мне и опять обмерил меня своими большими, несколько неподвижными глазами…»

Тут же вскоре выясниться, что Стебельков каким-то образом в курсе истории с Лидией Ахмаковой и уверяет Подростка, что-де родила она от Версилова и жизнь покончила из-за него. Затем Аркадий и Стебельков становятся свидетелями истерики учительницы Оли (она жила с матерью через стенку от Васина), и Стебельков уже в этой истории принимает активное и подлое участие, обрисовав Оле Версилова коварным соблазнителем, что стало последней каплей, подтолкнувшей девушку к самоубийству… Стебельков вообще активно участвует во всех интригах романного сюжета. И в самом финале «Подростка» сообщается, что он сидит в тюрьме и, видимо, будет сидеть надолго, ибо дело его «чем далее, тем более разрастается и усложняется».

Несомненную связь образ Стебелькова имеет с врачом-акушером Колосовым (персонаж этот первоначально так и именовался в черновых материалах к роману) — одним из обвиняемых по делу о подделке акций Тамбово-Козловской железной дороги, которое слушалось в Петербургском окружном суде в феврале 1874 г.

Степанида Матвеевна

«Дядюшкин сон»

Управительница всем хозяйством и самим хозяином в имении князя К. Духанове. «Узнали наконец одну капитальную вещь, именно: что князем овладела какая-то неизвестная Степанида Матвеевна, Бог знает какая женщина, приехавшая с ним из Петербурга, пожилая и толстая, которая ходит в ситцевых платьях и с ключами в руках; что князь слушается её во всём как ребёнок и не смеет ступить шагу без её позволения; что она даже моет его своими руками; балует его, носит и тешит как ребёнка; что, наконец, она-то и отдаляет от него всех посетителей, и в особенности родственников, которые начали было понемногу заезжать в Духаново, для разведок. В Мордасове много рассуждали об этой непонятной связи, особенно дамы. Ко всему этому прибавляли, что Степанида Матвеевна управляет всем имением князя безгранично и самовластно; отрешает управителей, приказчиков, прислугу, собирает доходы; но что управляет она хорошо, так что крестьяне благословляют судьбу свою…»

Эта таинственная Степанида вынуждена была по своим делам срочно выехать ненадолго в столицу, князь решился в её отсутствие совершить «паломничество» в Светозерскую пустынь, попал по дороге в Мордасов, за три дня взбудоражил-потряс весь городок, оказавшись в центре жениховско-свадебных интриг, и сам погиб.

Стрижов Семён Семёнович

«Крокодил»

Повествователь; сослуживец, дальний родственник и «друг дома» Ивана Матвеевича. При журнальной публикации пояснялось, что «Семён Стрижов» — это псевдоним рассказчика, придуманный в редакции. В написанной части произведения персонаж этот раскрыться полностью, конечно, не успел, но можно вполне определённо сказать, что он не очень смел, не радикал, в его характере преобладает несколько легкомысленное отношение к понятиям о дружбе, чести, уважении к семейной жизни и т. д. Что же касается его литературных способностей, то в его творческом начале бросается в глаза юмор и ярко выраженный пародийный талант.

Студент

«Подросток»

Случайный товарищ Аркадия Долгорукого в последние дни его жизни в Москве. Он ездил в Троицкий посад по поручению Марьи Ивановны: «Возвращаясь в тот же день, я заметил в вагоне одного плюгавенького молодого человека, недурно, но нечисто одетого, угреватого, из грязновато-смуглых брюнетов. Он отличался тем, что на каждой станции и полустанции непременно выходил и пил водку. Под конец пути образовался около него весёлый кружок весьма дрянной, впрочем, компании. Особенно восхищался один купец, тоже немного пьяный, способностью молодого человека пить беспрерывно, оставаясь трезвым. <…> Пивший молодой человек почти совсем не говорил ни слова, а собеседников около него усаживалось всё больше и больше; он только всех слушал, беспрерывно ухмылялся с слюнявым хихиканьем и, от времени до времени, но всегда неожиданно, производил какой-то звук, вроде “тюр-люр-лю!”, причем как-то очень карикатурно подносил палец к своему носу. Это-то и веселило и купца, и лакея, и всех, и они чрезвычайно громко и развязно смеялись. Понять нельзя, чему иногда смеются люди. Подошёл и я — и не понимаю, почему мне этот молодой человек тоже как бы понравился; может быть, слишком ярким нарушением общепринятых и оказенившихся приличий, — словом, я не разглядел дурака; однако с ним сошёлся тогда же на ты и, выходя из вагона, узнал от него, что он вечером, часу в девятом, придет на Тверской бульвар. Оказался он бывшим студентом. Я пришёл на бульвар, и вот какой штуке он меня научил: мы ходили с