Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - Николай Японский

Вечером был из Коодзимаци–кёоквай Сергий Ооцука по тому же делу, и этот хорошо настроен в пользу оо. Савабе. Долго говорил, а я молча слушал; говорил почти в точь то, что я вчера проповедовал так безуспешно оо. Савабе, говорил Ооцука, стараясь убедить меня в том, в чем я убежден и прежде и больше его, что «нужно беречь честь священников, особенно такого почтенного, как о. Павел, что нельзя по первому требованию христиан переменять священника», и так далее. Я, наконец, рассмеялся и прекратил его излияния, сказав, что «он мне читает то, что во мне самом».

Учащиеся уже начинают собираться после каникул, и прежние, и новые.

14/27 августа 1902. Среда.

О. Алексей Савабе пришел с надутою физиономиею и заговорил еще в худшем тоне, чем третьего дня: «Отец его и он–де очень обижены смутою в Коодзимаци», и виною этой смуты, по его речам, ни больше, ни меньше, как я. Такая бессовестность и такое идиотство хоть кого выведут из терпения, я обозвал его дураком (гуно моно) и перестал слушать; а когда он все еще продолжает молоть, точно заведенная мельница, предложил ему категорический вопрос, признает ли он еще меня своим Епископом?

— Признаю, — ответил.

— Так слушайся меня и не мешай, насколько могу защитить честь твоего отца и твою же, причиною нынешнего поругания которой — ты сам, так как был плохим священником.

Сказавши это, я оставил его в гостиной и затворил за собою дверь. Он с полчаса просидел один, затем вышел ко мне, буркнул: «Раза два–три прослужу еще», и ушел домой.

Секретарь Нумабе говорил потом, «что и в самом деле старик Павел Савабе убежден, что по моему именно наущению Пантелеймон Сато внушил христианам собрать подписи против о. Алексея Савабе». Несказанно печально! Это вот первенец христианства и первенец священничества в Японии. Так–то прочно и цветуще дело христианской проповеди здесь, если самый первый и прославленный плод этакой гнилой! Можно бы прийти в отчаяние, если бы мне не было уже шестьдесят лет и если бы я не закалился в неудачах и тщетных ожиданиях лучшего.

Был хакодатский наш консул Мат. Мат. Геденшторм с капитаном французского военного судна, хвалил хакодатского священника и нынешнее доброе состояние тамошней Церкви, говорил, что моряки с «Адмирала Нахимова» пожертвовали сто ен на содержание в порядке нашего хакодатского кладбища, которое при обзоре нашли, впрочем, в чистоте и порядке.

Был здесь профессор Римского Права при здешнем Университете Томидзу вместе со студентом Лукою Като. Профессор едет путешествовать по нашему Приморскому краю и Манчжурии, «чтобы познакомиться с русскими нравами и обычаями». Жаль, что не мог послужить ему рекомендательными письмами, по неимению знакомых там. Советовал только для успешности своего намерения проехать несколько далее предположенного.

Диакон Дмитрий Львовский уехал в Россию, оставив здесь семейство, в трехмесячный отпуск, по случаю исключения его двух сынов из Духовного училища в Одессе за дурное поведение, для устройства их в другие школы.

Пение всенощной сегодня было без него хорошо; причетников, тоже весьма порядочно; его прекрасный тенор не красил хора, зато и его нестерпимые выкрики по временам не безобразили пения и не резали ухо.

Молящихся за всенощной было довольно много.

15/28 августа 1902. Четверг.

Праздник Успения Пресвятой Богородицы.

С половины восьмого исповедь лежащего в параличе о. Павла Сато. Страдания, видимо, углубили его чувство благочестия и усердия к Церкви. После Литургии о. Роман Циба, в полном облачении, отнес святую Чашу с Святыми Дарами к нему приобщить его; диакон Стефан Кугимия и причетник с возожженною свечою сопровождали Святые Дары.

Молящихся в Церкви и сегодня было порядочно.

Потом целый день до вечера прием разных христиан, по преимуществу приведших детей или родных в школы. Между прочим, о. Тит Комацу привел в Семинарию своего племянника, которому шестнадцать лет, но который по росту годен в гвардию.

Погода целый день была прекрасная, что большая редкость в нынешнее лето.

Коодзимацкие мутители и сегодня не оставили напомнить о себе: в квартале Иоцуя между ними умер восьмидесятитрехлетний старец, недавно напутствованный о. Феодором Мидзуно; так они и похоронить его не захотели просить своего священника, о. Алексея Савабе, а пришли просить священника отсюда. Не лишать же покойника молитв из–за глупости и вражды его родных; конечно, я благословил того же о. Феодора Мидзуно отправиться погрести покойника, что он и исполнил. Вернувшись вечером, он рассказал, что похороны были даже торжественны: собралось на отпевание и провожало до кладбища очень много христиан.

16/29 августа 1902. Пятница.

Из Совета Миссионерского Общества прислали содержание Миссии за второе полугодие нынешнего года. В первый раз приходится так рано получать эту сумму, и это потому, что в первый же раз, очевидно, вследствие моей жалобы, что Хозяйственное Управление долго задерживает суммы, идущие в Миссию, Совет послал прямо из Москвы сюда, взяв перевод в конторе Торгового Дома Юнкер и К°. Сегодня в Иокохаме показал в трех банках, спрашивая размен, в «Hong—Kong and Shanghai Banking Corporation», в «Chartered Bank of India» etc, и в Русско—Китайском Банке; везде без всякого вопроса приняли вексель и сказали размен; сдал я его в первом, где сказали лучший размен, на шестьдесят семь ен больше, чем в нашем банке. В Совет Миссионерского Общества написал уведомление с благодарностию и просил, чтобы и вперед пользовались этим способом пересылки сумм.

О. Алексей Савабе написал письмо, в котором уже прямо нынешнюю смуту против него приписывает моему «тайному приказанию» (наймей) и несет разную другую чепуху на двух листах. С этим бессмыслием, если не бессовестностью, ровно ничего не поделаешь; остается замолчать пред оо. Савабе.

Текуса Сакаи, учительница, вернувшись из Хакодате, рассказывала об оживленном и весьма мирном настроении тамошних христиан. А давно ли и там была буря, наподобие нынешней в Коодзимаци? Дай Бог, чтобы в Коодзимаци поскорей сделалось так, как теперь в Хакодате!

17/30 августа 1902. Суббота.

О. Алексей Савабе был за получкой — сверх определенного церковного содержания от Миссии на себя и отца, идущих частно от меня девять ен отцу, три ены жене на расходы, одна ена пятьдесят сен ей же на молоко; выдал я молча; он что–то заговаривал, я промолчал и раскланялся.

Три катихизатора и учитель пения Церкви в Коодзимаци приходили рассказать, что взмутившиеся христиане, не получая от меня ответа на второе прошение (а им сказано, что ответ будет дан, когда исследуется, точно ли все сто двенадцать домов против о. Алексея Савабе), составили и напечатали апелляцию ко всей Православной Церкви в Японии и готовятся рассылать ее повсюду. «Что нам делать при этом?» — спрашивают.