Эхо прошлого - Диана Гэблдон

заботила лишь чистота нижнего белья и чтобы одежда была не серой — в ней я походила на неумело забальзамированную мумию.

Сегодня я надела коричневое: бархатный жакет камышового цвета, отделанный по краям узкой золотой тесьмой, и шелковое платье оттенка крепкого кофе с корсажем и тремя юбками, обшитыми по низу кружевом. Мы недолго пробудем в Эдинбурге — необходимо срочно доставить тело генерала к месту его последнего упокоения, да и Джейми хочет побыстрей добраться до гор. Здесь нас удерживают лишь кое-какие дела. Джейми решительно заявил, что мы не можем выглядеть как оборванцы, и пригласил в арендованный дом швею и портного.

Я немного постояла у зеркала, любуясь собой. Откровенно говоря, я удивилась тому, насколько хорошо выгляжу, — в течение долгих месяцев, проведенных в странствиях, побегах и сражениях в рядах Континентальной армии, моя жизнь сводилась лишь к основным потребностям: выживать и лечить. Даже имей я тогда зеркало, мне было бы все равно, как я выгляжу.

В общем, я опасалась увидеть в зеркале ведьму, старуху с седыми космами и злым выражением лица. И, быть может, с одним-двумя длинными волосками на подбородке.

А вместо этого… хм, я выглядела вполне узнаваемо. Волосы зачесаны назад и покрыты маленькой соломенной шляпкой с элегантным букетиком матерчатых маргариток, но на висках кокетливо лежат маленькие кудряшки. Глаза чистого янтарного цвета смотрят из-за новых очков с бесхитростным ожиданием.

Разумеется, у меня были возрастные морщины, но в целом лицо находилось на своем месте, а не обвисло на челюстях и под подбородком. Как и грудь, отчетливо круглая, — во время плавания мы хорошо питались, и я вернула часть того веса, который скинула во время отступления из Тикондероги.

— Не так уж и плохо, — сказала я, и от моего удивленного тона Джейми и мистер Льюис рассмеялись.

Я неохотно сняла очки — их еще предстояло доделать, но мистер Льюис обещал, что золотая оправа будет готова уже завтра. Зато очки для Джейми в простой стальной оправе мы купили сразу. Мы вышли из магазина, чтобы заняться очередным делом — печатным станком Джейми.

* * *

— Где Йен? — спросила я, когда мы шли по Принс-стрит. Когда я проснулась, Йен ушел, не сказав куда. — Надеюсь, он не задумал сбежать, чтобы не появляться дома?

— Если это так, то я разыщу его и сделаю из него отбивную, и он это прекрасно знает, — отстраненно сказал Джейми, глядя на громаду замка на скале. Потом он надел очки и посмотрел на замок сквозь них, чтобы понять, есть ли разница. — Он пошел в бордель.

— В одиннадцать утра? — воскликнула я.

— Ну, на этот счет нет никаких правил, — тихо сказал Джейми и, сняв очки, завернул их в платок и положил в спорран. — Ты же знаешь, что я время от времени делаю это по утрам. Хотя я сомневаюсь, что он сейчас совокупляется. Я попросил его проверить, владеет ли этим борделем до сих пор мадам Жанна — она знает больше последних сплетен, чем кто-либо в Эдинбурге, и рассказ о них не отнимет у нее много времени. Если она еще работает там, я схожу к ней днем.

Мне не особо нравилось, что Джейми пойдет на тет-а-тет с элегантной француженкой, которая некогда была его партнером в контрабанде виски, но если так мы сэкономим время…

— А где, по-твоему, будет Энди Белл в десять утра?

— В кровати, — тут же ответил Джейми и добавил с усмешкой, заметив выражение моего лица: — Спать он будет. Печатники, как правило, люди общительные и по вечерам собираются в тавернах. Я не знаю ни одного, который бы вставал рано, — разве что у него дома младенец, страдающий коликами.

— Собираешься вытащить его из кровати? — спросила я, шагая шире, чтобы держаться наравне с Джейми.

— Нет, мы подойдем к нему, когда он будет обедать в таверне «У Мобри». Он ведь гравер, ему для работы нужен свет, так что он просыпается в полдень. И чаще всего обедает в «У Мобри». Сейчас я всего лишь хочу посмотреть, не сгорел ли его магазин. И пользуется ли этот мелкий жулик моим печатным станком.

— Ты говоришь так, словно он пользуется твоей женой, — заметила я, удивляясь его мрачному тону.

Он хмыкнул, признавая, что понял шутку, но не находит ее смешной. Я и не подозревала, что он так трепетно относится к своему печатному станку — а с другой стороны, он ведь был разлучен с ним почти двенадцать лет. Неудивительно, что его любящее сердце так сильно бьется при мысли о воссоединении со старым другом, мысленно потешалась я.

Впрочем, возможно, он всего лишь боится, что магазин Энди Белла сгорел. И не зря боится — его собственный магазин сгорел двенадцать лет назад. В подобных заведениях особенно легко возникает пожар — из-за открытой печи для изготовления литер и огромного количества бумаги, чернил и прочих легко воспламеняющихся веществ.

Мой желудок тихо заурчал, словно предвкушая обед в «У Мобри». Наше последнее — и единственное — посещение этой таверны оставило у меня приятное впечатление: вкуснейшие тушеные устрицы с великолепным охлажденным белым вином и прочие радости желудка.

Хотя до обеда еще далеко: это рабочие открывают свои судки с едой в полдень, а светские эдинбуржцы обедают в три часа. «Может, удастся купить пирог у уличного торговца, чтобы заморить червячка», — думала я, подстраиваясь под шаг Джейми.

Магазин Эндрю Белла, к счастью, оказался на месте. Дверь была закрыта от сквозняков, но мы позвонили в колокольчик и вошли. Средних лет мужчина в рубахе с закатанными рукавами и фартуке поднял на нас взгляд от корзинки с обломками металла, которые перебирал.

— Добрый день, сэр, мадам, — доброжелательно сказал он, и я сразу поняла, что он не шотландец. Или по меньшей мере рожден не в Шотландии: в его голосе проскальзывал протяжный английский акцент выходца южных колоний Америки. Джейми тоже услышал его и улыбнулся.

— Мистер Ричард Белл? — спросил он.

— Это я, — удивленно отозвался мужчина.

— Джеймс Фрэзер, к вашим услугам, — вежливо сказал Джейми и поклонился. — А это моя жена Клэр.

— К вашим услугам, сэр, — не менее вежливо поклонился в ответ озадаченный Белл.

Джейми достал из кармана пачку писем, перевязанную розовой лентой.

— Я привез вам известия от вашей жены и дочерей, — без экивоков сказал он, передавая пачку Беллу. — Если нужно, могу отправить вас домой.

Лицо Белла вытянулось, побледнело — я испугалась, как бы он не потерял сознание, но он лишь схватился за прилавок.

— Вы-вы… домой? — ахнул он. Он прижал письма к груди, затем положил их и его прорвало: — Как… как она… Моя жена. У нее все хорошо? — запинаясь, спросил он и, склонив голову, посмотрел