Солона ты, земля! - Георгий Егоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот вечер Сергей, чуточку смущенный, водил ее по гулкому дому, говорил:
— Ты извини, Катя, что я не обставил квартиру к твоему приезду — просто минуты свободной нет. Вот деньги— он ногой открыл крышку лежавшего на полу чемодана, в котором среди белья были разбросаны пачки денег, — завтра возьмешь мою машину и с потребсоюзовским товароведом поедешь на станцию на межрайбазу, выберешь мебель и вообще всякую всячину, ну, эти самые… как их… шторки и эти всякие…
Катя засмеялась.
— Конечно, все сделаю, — успокоила она его. — Так же жить нельзя… Ты только дня на три-четыре уезжай куда-нибудь, не мешай мне. Ладно?
И когда Сергей Григорьевич, проводивший в эти дни советы МТС, вернулся домой, он даже попятился с порога — думал, по ошибке попал не в тот дом. В субботу собрались друзья: из Михайловки приехал Николай Шмырев с Оксаной, пришел предрика Урзлин с женой, Юра Колыгин с Алькой, приехала мать Сергея и родители Кати. Справили нечто вроде свадьбы. И окунулась Катя в бездонную радость. За все годы душевных мук выдавала ей сейчас судьба счастье щедрой мерой. Неслись дни, недели, месяцы, а счастья не убывало. Оно, как опара на дрожжах, росло, поднималось, заполняя ее всю. И хотя Сергей приходил с работы почти всегда поздно вечером, Кате было достаточно и тех двух-трех часов, которые он проводил с ней, ей достаточно было даже просто смотреть на него спящего, гладить его волосы, слышать рядом со своим лицом его размеренное глубокое дыхание. Спал он всегда крепко, как спит здоровый уставший человек.
Весной и особенно осенью, во время тяжелой хлебоуборки, Сергей сутками не бывал дома. Появлялся пыльный, измотанный, не в силах даже разуться. Несколько раз Катя разувала его уже спящего, сидя на диване.
— Сережа, разве можно так! — говорила она утром. — Побереги себя.
Он обычно молча ел, уставив глаза в одну точку. Иногда задумчиво ронял:
— Ты понимаешь, сколько хлеба на токах! — делая ударение на слове «сколько».
И этим было сказано все. В день, когда Алтай рапортовал о завершении хлебозаготовок, Сергей пришел домой рано — Катя была еще в школе, наколол дров, натаскал воды в баню и сам затопил.
Катя всплеснула руками, когда пришла:
— Не мог подождать? Я бы сама все сделала.
Он посмеивался довольный:
— Нашлись и посамей тебя… — Рассматривал Катю бодрую, жизнерадостную и даже чуточку незнакомую. — Мне кажется, я тебя целый год не видел.
— Оно так и есть, — улыбнулась укоризненно Катя. — Год живем, и год ты меня не видишь…
Потом он долго с наслаждением парился в бане, выгоняя из себя и простуду и накопившуюся усталость. Вернулся, выпил перед ужином стакан водки и, едва коснувшись головой подушки уснул. Спал до обеда следующего дня. После слонялся полдня по комнатам и к вечеру, не вытерпев, ушел в райком — за год сделал себе единственный выходной и тот не смог провести как следует.
Катя первый раз с грустью смотрела ему вслед. А потом это вошло в привычку: ни выходных, ни отпусков, домой приходил только ночью, видела она его только спящим. Ни зима, ни лето почти ничего не меняли в его образе жизни — он всегда одинаково был занят по горло.
2
Зимой сорок восьмого года в самую «глухую» пору дал секретарь райкома на несколько недель послабление своему партийному активу — не вызывал на обычные накачки, не ездил сам в МТС и в колхозы, не распекал председателей колхозов по телефону. Притаился район, замер. Никто не звонил и Новокшонову — не напрашивался, на внеочередную головомойку. И только Николай Шмырев не вытерпел, позвонил как-то.
— Ты что, не заболел случаем?
Сергей Григорьевич засмеялся.
— А что?
— Тихо стало в районе, как-то непривычно без шума.
— Ордена получили, вроде бы и шуметь-то на вас теперь неудобно…
— Нет, в самом деле — не болеешь?
— Здоров. Не беспокойся. — И вдруг оживился: — Слушай, мы завтра к тебе приедем с редактором на охоту. Зайцы водятся?
— Водятся, куда им деваться. Приезжайте, побродим по полям.
Дома Катя с обидой в голосе спросила:
— Может, меня возьмешь на охоту?
— А, правда! Поедем.
Пришлось взять и Альку…
Набродившись вволю по буеракам, вечером спорили в жарко натопленном доме Шмыревых.
— Ты как хочешь, Сергей, считай, — говорил громко Николай, — а все-таки эмтээс у нас неправильно используются. Почему они работают только в полеводстве?
— А ты что, хочешь, чтобы они тебе и коров доили?
— Коров подоим сами. А вот сено привезти, солому на тракторах не мешало бы.
— Тебе тогда делать нечего будет, если эмтээс за тебя будет возить сено и солому.
— Но колхозам-то сейчас почти совсем не на чем возить. У нас, например, всего-навсего двенадцать лошадей. Разве они обеспечат?
— А когда же прикажешь ремонтировать тракторы, если эмтээс круглый год будет батрачить на тебя? Ремонтировать-то надо или не надо?
— Но не все же тракторы они сразу загоняют э мастерские!
Женщины уединились на другом конце стола, говорили о чем-то своем. Юрий молчал, прислушивался к спору друзей. Он давно думал о том, как тяжело колхозникам вести животноводство — вся организация труда почти первобытная. И вот теперь, слушая Шмырева, полностью соглашался с ним. Правильно — не все тракторы с самой осени нуждаются в ремонте. Много и таких, которые могли бы работать до ползимы и даже дольше. Почему не использовать их на подвозке кормов?
— Этот порядок не нами установлен, — возразил Сергей Григорьевич. — Отменить его я не могу.
Николай наседал:
— Но ты же теперь член крайкома партии. Можешь поставить там этот вопрос.
— А что толку? На это есть постановление правительства. Крайком же не может отменить его.
— Хорошо! — вмешался Юрий. — Правительство не запрещало ни одной эмтээс устанавливать в колхозах автопоилки и механическое доение. Наоборот, эмтээс обязаны это делать. А у нас даже разговору об этом нет!
Алька вдруг стукнула ладонью по столу.
— Вы хоть здесь-то после охоты, можете о чем-нибудь другом говорить или не можете?
Сергей Григорьевич захохотал.
— Вот это я понимаю! Ну и не завидую же я тебе, редактор — такого домашнего надсмотрщика иметь!.. А между прочим, — сказал он Але, — секретарю райкома комсомола всегда, даже после охоты, не лишне вникать в производственные дела района.
Алька показала ровные плотные зубы, постучала по ним ноготком.
— Вот они где навязли эти производственные разговоры. Хлеб, навоз, тракторы, скот!.. А когда же люди? Когда вы станете думать о людях… начиная с ваших жен?
Сергей Григорьевич опять захохотал. Но, оборвав смех, вдруг как-то сразу подобрался весь, лицо отвердело. Катя тревожно насторожилась — она до сих пор еще до конца не знала своего мужа. А он поднялся и начал ходить по комнате.
— Вот ты, Николай, говоришь, что эмтээс тебе должна то делать, должна другое, — заговорил он наконец. — А ты знаешь, сколько государство уже вбухало средств в сельское хозяйство?! Ты знаешь, что все вы с вашими свинарниками, телятниками сидите на шее государства, на дотации?! То, что вы платите эмтээс за ее работу, это крупица тех расходов, которые она несет. А ты говоришь, чтобы она
тебе еще и сено возила! Ты не рассчитаешься за такие услуги, даже если весь колхоз продать с молотка.
— Это тоже неправильно, — решительно заявил Юрий. — Техника работающая должна быть государству выгоднее, чем стоящая всю зиму на приколе.
— Эка удивил! — качнул головой Сергей Григорьевич. — А государство считает: пусть лучше эта техника зимой стоит, лишь бы она весной и осенью работала безотказно. Из двух зол мы выбираем меньшее. Если мы погробим тракторы зимой, то на чем будем пахать и сеять весной? Мне уже известно, что Шмырев уломал своего тракторного бригадира и тот вывез ему сено на тракторах. Мы еще спросим этого бригадира, почему он это сделал без разрешения директора. А если весной у него хотя бы один трактор остановится в борозде, я с него шкуру спущу.
— Это ты зря, — возразил Николай. — Ничего он не вывозил.
— Знаю, знаю, — остановил его, выставленной вперед ладонью, Сергей Григорьевич, — знаю и бригадира, знаю и тебя.
— Ну хорошо, — опять ввязался в разговор Юрий. — Допустим, что Николай Трофимович и вывез сено на тракторах. Но ведь он сделал это не потому, что не хочет утруждать свое тягло, а потому, что действительно не на чем вывозить. И это в таком сильном колхозе, как михайловский! А что делать Лопатину? У Лопатина полторы клячи на всю артель.
— Ты, Юрий Михайлович, признанный в районе адвокат отстающих колхозов, — чуть улыбнулся Новокшонов. — Даже тут и то за них заступаешься.
Юрий приподнял бровь, искоса посмотрел на Новокшонова.