Союз пяти королевств. Трилогия - Татьяна Геннадьевна Абалова

Пятый, не пожалеет, оставив в безвестности, сотрет в порошок! Но как же соблазняет Семежизнь! Вот только что он все расписал наперед, а тут, на тебе, придется расставаться с мечтаниями.

– Врешь! – Даруня опустилась в широкое кресло, погладила золотую бахрому на поручнях. Взглянула на взятое из сокровищницы кольцо. Камень Правды потемнел. Монахиня подняла тяжелый взгляд на колдуна, который враз ощутил себя просителем перед всесильной барыней. – Королева Елизавета не просто так тебя в наперсниках держала! И не зря сразу после ухода Лизаветы в закрытый монастырь ты милости ее супруга лишился!

– Тише! Тише! – Рейвен прижал скрюченный болезнью палец к губам. – Ты сама не знаешь куда лезешь!

Добря была неумолима. Рука, до того беззаботно перебирающая кисти, поднялась, и старик рухнул на колени, придавленный магической силой.

– Говори!

– Нет Елизаветы в скрытом монастыре и никогда не было! – колдун признал Камень Правды. – Умерла в тот же день, как покусилась на жизнь нынешней королевы Беатрис.

– Свон?

Рейвен кивнул.

– Извести она свою будущую невестку хотела. Ненависть в ней пылала…

– За что же?

– Права ты была, когда спрашивала, не брат ли с сестрой родители Генриха. Родные они. По отцу. Да! Артур Пятый двоюродную сестру Елизаветы в полюбовницах держал.

– А что же он сына своего от дочери не отвадил? Или забыл закон «Брат и сестра», что диктует смерть его нарушителям, какими бы родовитыми они ни были?

– Так не знал он! И умер в неведении. Королева ему ни за что не открылась бы, что самолично с его полюбовницей и их ребенком расправилась. Да кто же думал, что девчонка выживет и с сыновьями королевскими сблизится? Потому и решилась Лизаветушка на отчаянный шаг – покончить с мужниным отродьем. Я сам и Адов огонь готовил, который должен был Свон без следа испепелить, а оно вон как вышло: Елизавета сама от него погибла.

– А тебе откуда ведомо, что опальная королева не в монастырь ушла, а смерть отыскала?

Рейвен, не поднимая головы, показал пальцем на хрустальный шар, что и сейчас стоял на полке.

– Ух, какой у тебя знатный кристалл, – любопытство заставило Добрю выбраться из кресла. – Никогда такой большой не видела.

Она подошла ближе, провела ладонью по поверхности стекла. Тьма, что крутилась в нем, потянулась за ее рукой, собралась живой кляксой под пальцами, вторя их контуру.

– Не тронь! Ему более тысячи лет. И он давно уже ничего путного не являет.

– Не Хейринга ли шар?

– Его самого, – Рейвен с трепетом смотрел, как тьма, отлипнув от руки монахини, вновь закрутилась, рождая причудливые образы, прочесть которые не было никакой возможности. – Вечная память колдуну!

– Ты знаешь, а мне и сейчас не верится, что он ушел от нас навсегда, – Добря тоже не могла оторвать глаз от скручивающейся в спирали мглы.

– Великие не уходят, их свет распадается на частицы и оживает в людских сердцах. Так и наша магия когда-нибудь проснется в каком-нибудь мальчишке…

– … или девчонке…

Тьма сгустилась и вдруг собралась в куб, который начал вытягиваться в высоту. Рейвен и Добря застыли, боясь даже дышать.

А за хрустальным стеклом уже можно было рассмотреть и каменную кладку торопящегося ввысь здания, и остроконечную крышу, под сенью которой образовался колокол. Железная чаша дрогнула, и хоть родившийся звук нельзя было услышать, его обозначила стая воронья, кинувшегося в разные стороны.

Один удар, другой… Колокол раскачивался все сильней! Вот следом за ним дрогнула и сама башня! Качнулась и начала медленно заваливаться на бок, ломаясь по изгибам каменной кладки, унося вместе с собой вниз и онемевший колокол…

– Что это?! – выдохнула Добря.

– Никак какому-то монастырю конец пришел, – тяжело сглотнул Рейвен и перевел глаза на монахиню. – Уж не ваш ли Большой Язык завалился?

– Мне надо домой! – резко засобиралась Добря. Кинулась к суме, что лежала на поручне кресла.

– Семежизнь оставь! – всполошился Рейвен. Заметив красную склянку на столе, успокоился, но оказалось ненадолго. Услышав грохот из соседней комнаты, сплюнул. – Все ж таки разнесла стену, не найдя дверь!

***

Утро опять не задалось.

Луна проснулась от шорохов и тихого плача.

– Что? Что случилось?

– Уезжаю я…

Лилия стояла одетая, пальцы мяли небольшую котомку, в которой вещей-то было раз-два и обчелся. Кроме смены нижнего белья воспитанники ничем особым не владели.

– Куда? Почему?

Холодный пол обжег босые ноги.

Лилия вздохнула, прижала к носу смятый платочек, который когда-то подарил в корзинке с яблоками Змей.

– Отец умер. Дядька весточку прислал. Надо ехать.

Луна обняла подругу, та беззвучно заплакала. Превозмогая всхлипы быстро зашептала:

– Хоть и обижал меня, но родной все же…

– Родной… – Луна гладила по содрогающейся в рыданиях спине.

– Но не о том больше всего тревожусь, – Лилия отстранилась и встретилась глазами с подругой. – Что дальше будет? С мамой, с братиком? Отцова родня не позволит ей без него хозяйством править. Как бы страшное не сотворили.

– А дядька? Дядька? – Луна помнила по рассказам подруги, что у матери есть старший брат, который за нее горой.

– Что дядька? Он без отца никто. Голытьба, которой милость оказывали. Нет, не оставят отцовы сородичи нас в покое, пока дом не разорят.

– Но младший брат ведь наследник? Как можно на законное зариться?

– Так и Микушу отнимут. Найдут предлог и сделают при живой матери сиротой.

– А как же ты одна собралась ехать? Не страшно? Путь ведь не близкий? Да и там, дома…

– Я… Я Змея с собой беру, – Лилия стыдливо прятала глаза. – Мы с настоятельницей уже обо всем договорились. Вместе уедем, вместе вернемся…

Резкие, какие-то извинительные объятия, и подруга скрылась за дверью.

Луна осела на кровать.

– И когда успели сговориться? – размышляла царевна совсем не о настоятельнице, а о Змее, который до недавнего времени вовсе не замечал ее подругу. Да и она в его сторону лишь фыркала. – Вот же ж Рыжий Свин…

***

Сегодня, как