Заповедник для академиков - Кир Булычев

— Я не могу вам верить! — сопротивлялась мадам.

— Я иду на компромисс, — сказал Бегишев. — Я устраиваю вас на борту и гарантирую безопасный проезд до острова Готланд. Я даже не прошу у вас гарантий безопасности на Готланде.

— Я не хочу неприятностей. — Мадам внимательно слушала перевод Андрея. — Я заинтересована в том, чтобы получить долю и попрощаться с вами навсегда.

— На это я и рассчитываю, — согласился Бегишев. — Значит, договорились. Я спрячу ящик в месте, которое будет известно только мне. Я его подготовил заранее. А теперь, Антонина, дай-ка мне телефон. — Он протянул лапу, и Антонина вложила в нее телефонный аппарат.

Он набрал номер и сказал:

— Привет, это я, сейчас к тебе зайдет моя подруга Антонина и все объяснит.

Потом он обернулся к Андрею и пояснил:

— Я говорил с помощником по пассажирам. Сейчас Антонина оформит у него каюту для наших дорогих гостей. Ты, Андрюша, проводи их, посмотри, как разместились, вели запереть на всю ночь. Мы не знаем, кто захочет навестить их ночью и немного допросить. Учти, что здесь добреньких не осталось. Жизнь пошла сложная, люди озверели. «Так жить нельзя!» Объясни ей, что это название фильма моего любимого режиссера Говорухина, который был другом Володи Высоцкого. Сможешь объяснить?

— А нужно?

— Не нужно. Ты прав, но я тебе эту наглость, Андрюша, запомню. И когда мы будем делить бабки, ты получишь пулю в лоб.

— Пожалей мальчика, — заметила Антонина. — Он мне еще пригодится.

— А ты, Снегурочка, заблуждаешься, — сказал Бегишев. — Посмотри в глаза своему мальчику. Он постарше нас с тобой будет.

Андрей внутренне поежился. Он не любил, когда люди заглядывали ему в душу.

— Я пойду? — спросил Андрей.

— Смотри, чтобы госпожа Парвус была довольна жилищными условиями.

— Потом, надеюсь, мне можно будет вернуться к себе?

— И ложись спать. Чем меньше будешь общаться с графинями и братцами-писателями, тем лучше для твоего здоровья.

Подходя к каюте, Андрей предвкушал момент, когда вытянется на койке. Он устал. Ничего особенного не делал, а ощущение, будто возил на себе кирпичи.

Но расслабляться нельзя.

Алеша Гаврилин был дома.

— Привет, — сказал он, выходя из туалета и вытирая махровым полотенцем голову. — Как ваши приключения, Рокамболь? Все члены тела в порядке?

— Устал, — признался Андрей.

— Расскажешь, как искали сокровище?

— Вроде бы и рассказывать нечего.

— Плохо обманывать старших. Ой как плохо, юноша!

— Мне в самом деле хочется принять душ и потом чуть-чуть поспать.

— В отличие от остальных лиц этой драмы, — сказал Гаврилин, — я либерален, демократичен и милостив. Хочешь в душ — иди в душ, пока не отключили горячую воду.

— Здесь не отключают, здесь теплоход. — Андрей не понял иронии.

— А ты попробуй, — сказал Гаврилин.

Что ему говорить? Они ведь тоже не отвяжутся. Андрей был уверен, что Гаврилин достаточно тесно связан с дамами и ему поручили следить за Андреем. «Разумеется, я ничем ему не обязан, и мне, в сущности, совершенно все равно, достанется ли добыча монархистам или коммунистам. Нет, впрочем, не хотелось бы, чтобы все досталось коммунистам. Хотя они пока не участвуют в общей драке. Впрочем, никто об этом не рассказывает. Они хотят узнать от меня, ничего в ответ не сообщая. Ведь я наблюдатель и не претендую на другую роль».

События дня казались невнятными, словно события кошмара.

…Рыжая толстая старуха, воняющая потом и плохими духами, выстрел в Аркадия Юльевича, банк с ужасными обитателями… Андрей словно составлял мысленный отчет для Лидочки. Ему не хотелось выходить из душа и снова говорить с Гаврилиным. Хватит на сегодня!

Он тянул время. Не вылезая из-под душа, почистил зубы, решил было постирать носки, но сил не нашлось…

Гаврилина в номере не было.

Ну и хорошо, можно будет поспать до Готланда. А когда мы будем на Готланде?

Андрей взглянул в иллюминатор.

Причал был ярко освещен, за ним — темнота улицы, разрываемая лишь лучами фар, и стена домов с горящими окнами. Мостовая была мокрой. Снег падал и таял — это было похоже на декорацию оперного спектакля.

Андрей улегся на койку, но не стал тушить настольную лампу, чтобы Гаврилину легче было устраиваться ко сну.

Но сам Андрей заснуть не успел.

Сначала за дверью послышались громкие голоса. Соседи выясняли отношения по-литовски. Затем в дверь постучали, и, прежде чем Андрей успел сказать, что спит, в дверях появился Миша Кураев.

— Рано спишь, — сказал он. — У Бригитты Нильсен день ангела. Она тебя приглашает.

— Она меня не знает.

— Чепуха. Ты великий археолог, автор мирового бестселлера. Еще немного, и в Европе тебя будут знать так же, как меня.

Миша немного выпил, но уже спохватился, что его могут счесть навязчивым. Этого он не выносил.

— Я зайду через полчаса, — сказал он. — К тому времени ты или заснешь, или уже будешь при смокинге и «бабочке». Как свободный человек, ты имеешь право выбора.

Дверь за писателем закрылась. «Не пойду я ни на какие именины, тем более что меня на них не звали».

Андрею показалось, что он все еще размышляет об этом, но тут его разбудили — видно, все же заснул и не заметил, как заснул. Люди ведь замечают, как просыпаются, но никто еще не уловил момента, когда засыпает. Видно, потому, что сон — это малая смерть, это ежедневная репетиция смерти.

— Андрей Сергеевич! — Татьяна, племянница Анастасии Николаевны, стояла над ним подобно медсестре над постелью больного.

«Сейчас она предложит мне поставить градусник», — почему-то подумал Андрей.

— Не вставайте, не надо беспокоиться, — сказала Татьяна.

Настольная лампа светила ей на руки, сложенные у живота, тогда как лицо оставалось в тени.

Андрей сел на кровати.

Татьяна положила ему на плечо сильную руку, как бы прерывая его движение.

Он так и остался сидеть на койке, а Татьяна не убрала ладонь с его плеча.

— В чем дело? — спросил он.

— Андрюша, — сказала Татьяна, — расскажите, как они нашли шкатулку. Расскажите мне. Никто об этом не узнает.

— Почему вы так думаете?

— Я — красивая женщина? — спросила Татьяна.

— Разумеется.

— Я буду вашей. Я не обманываю вас. Вы мне нравитесь. Я отдамся вам целиком, но вы должны что-то для меня сделать.

— Смешно. — Андрей опустил ноги на пол. Но Татьяна его плеча не отпустила. — Мне еще не приходилось вступать в подобные союзы.