Жизнь и реформы - Михаил Горбачев

Утром 17 июля до начала встречи я беседовал с Бушем, Миттераном, Аттали. С Президентом США мы окончательно согласовали Договор по СНВ. Потом в Ланкастер Хауз состоялась довольно торжественно обставленная моя встреча с «большой семеркой».

Открывая встречу, меня приветствовал Мейджор. Он поздравил нас с Бушем с окончательным согласованием Договора по СНВ. Это сообщение было встречено аплодисментами — явление редкое на подобного рода собраниях. Мейджор назвал встречу исторической, потому что она первая в таком роде и особенно важна для всех ее участников. Он сказал, что мое послание было изучено, участники встречи во многом согласны с его содержанием. Но есть несколько вопросов, по которым от меня ждут пояснений: о планах приватизации и либерализации советской экономики, путях решения проблем денежной массы, бюджетного дефицита, цен; о проблеме финансов и задолженности в отношениях между центром и республиками; об основах и особенностях нашего будущего рынка. Запад, сказал Мейджор, в состоянии помочь нам на макроэкономическом уровне, главным образом в форме консультативного содействия, а на микроэкономическом уровне — по некоторым конкретным направлениям, особенно в области энергетики. При этом ключевое значение, отметил он, имеет инвестиционный климат.

Свое выступление я начал с того, что охарактеризовал лондонскую встречу как символ происходящих глубоких перемен в международных отношениях. То, что было немыслимо еще два-три года, тем более пять — десять лет назад, в изменившихся условиях стало совершенно естественным и логичным.

Советское руководство считает, что позитивные процессы в мире могут принять стабильный характер, если политический диалог, сотрудничество в сфере безопасности, дипломатии будут опираться на новый характер экономического сотрудничества.

Наша концепция включения страны в мировую экономику исходит из необходимости радикальных перемен в СССР, но также и встречных шагов со стороны Запада (снятие законодательных и других ограничений на экономические и технические связи с СССР, участие СССР в международных экономических организациях и т. д.).

Я сделал бесповоротный выбор в пользу дальнейшего продолжения и углубления демократических преобразований в обществе и ускорения движения к рынку. Но вся логика событий подвела нас к выводу, что невозможно двигаться по пути радикальных экономических реформ вне рамок мирового рынка, так же как осуществление курса на демократизацию, обеспечение прав и свобод человека немыслимо вне общецивилизационных процессов развития человечества на грани XX и XXI веков.

Раскрывая нашу формулу «нового качества» экономического сотрудничества с другими странами, привлек внимание участников встречи к пакету предложений по конкретным программам сотрудничества. Тем самым по ходу выступления фактически ответил на заданные мне в начале заседания вопросы.

Потом развернулось обсуждение, в котором приняли участие все руководители стран «семерки». Буш высказал беспокойство по поводу распределения ответственности в рамках Союзного договора — это, подчеркнул он, важно с точки зрения капиталовложений. Он обозначил в качестве главных моментов: механизм последующих действий, взаимопонимание среди участников встречи, сотрудничество с международными организациями, политический импульс со стороны председательствующего и сменяющего его в следующем году канцлера Коля. Буш пояснил, что под «политическим импульсом» он понимает поездку в Москву Мейджора, проведение консультаций и представление доклада «семерке», — это-де оставило бы отдельным странам достаточно гибкости для действий на двустороннем уровне.

На фоне суховатых, сугубо деловых суждений Буша выступление Коля выглядело более эмоциональным, сочувственным. Мы, сказал он, переживаем необычный, исторический момент. Если процесс, который мы начинаем в Лондоне, пойдет успешно, это будет иметь чрезвычайно важное значение для Европы и всего мира. Что касается практических выводов, то и Коль был достаточно сдержан. Сославшись на уже согласованную позицию, высказался за то, чтобы создать «механизм» взаимодействия вокруг председателя, который работал бы в координации с существующими структурами.

Большое впечатление произвело на меня выступление Миттерана. Взяв слово после Делора, он продолжил, как он сказал, затронутую последним «тему неверия», то есть дефицита уверенности Запада в отношении оказания нам помощи. «Есть, — говорил Миттеран, — классический спор о том, что было раньше, курица или яйцо. И есть стремление давать оценку эксперименту, когда он еще не завершен. Так вот, лучшим аргументом против неверия является то, что делает президент Горбачев. В конце концов, — добавил Миттеран, обращаясь ко мне, — вы могли бы вести себя, как ваши предшественники, а результатом была бы катастрофа. История отметит это. Она отметит не только тот факт, что вы преобразуете страну, не имеющую демократических традиций, но и то, как изменились ее отношения с другими странами. В результате народы освободились от присутствия иностранных войск, Германия стала единой. Все это результат вашей политики. И все это — аргумент веры, а не неверия. А то, что еще предстоит сделать, — повод для надежды».

Миттеран стремился представить своим коллегам веские аргументы в пользу более определенной позиции, более действенной помощи в оздоровлении экономики СССР. Он высказался за принятие нашей страны в международные экономические организации, за конкретную помощь по конкретным направлениям и проектам. Конечно, говорил и о том, что беспокоило всех: о политической нестабильности, о сохранении Союза.

Был в его выступлении и пассаж о приватизации. «Я не советовал бы вам приватизировать все и вся. Суть в синтезе частного предпринимательства, демократической борьбы, конкуренции и в то же время роли государства. Во всех наших странах государство действует, различия — в степени. И мы не можем сказать вам — сделайте так или иначе. Надо уважать традиции Советского Союза. У вас в стране есть традиции коллективной собственности, и вам надо найти средний путь. Идя по этому пути, вы сможете получить помощь. Что-то будет между нами общее, что-то нет. Но именно общее сделает вас восприимчивым к помощи. За остальное несете ответственность вы сами, ответственность перед настоящим и перед будущим».

Очень сильным и по содержанию, и по форме было выступление Андреотти. «Здесь, — сказал он, — много говорилось о том, что Советский Союз начинает переход к рынку в непростых условиях. Конечно, перед президентом Горбачевым стоят колоссальные задачи. Но я должен сказать, что и наша экономика не была сильной, когда мы начали процесс ее преобразования. Поэтому мы, может быть, лучше, чем кто-либо, понимаем, почему в перестройке советской экономики необходимо проявлять осмотрительность. Почему, например, снятие контроля над ценами нельзя провести одним махом. Но направление движения должно быть четким».

Я поблагодарил всех участников встречи за атмосферу, в которой она происходила, — очень открытую и в то же время проникнутую чувством ответственности и заинтересованности. Свое общее впечатление сформулировал так: «Если я все правильно услышал, то я могу констатировать, что вы не только проявляете солидарность с тем огромным делом, которое мы осуществляем в Советском Союзе, но и хотите дополнить эту политическую констатацию, придать конкретные рамки, найти конкретные формы сотрудничества и содействия».

В связи с отдельными высказываниями, которые прозвучали на встрече, я счел нужным вновь подчеркнуть свое принципиальное понимание характера нашей экономической реформы. Напомнил слова лауреата Нобелевской премии экономиста Леонтьева о том, что экономика — это корабль, которому нужен парус, наполняемый ветром свободного предпринимательства, и руль государственного регулирования. Думаю, сказал я, что нигде, ни в одной из ваших стран нет чистой рыночной экономики. И думаю, вы не хотите, чтобы мы провалились. Поэтому говорю: мы двинемся к экономической свободе, но пусть общество решит само. Мы должны как можно скорее принять рыночные законы, дать экономическую свободу, содействовать ее реализации, а темпы будут определяться степенью готовности самого общества.

В заключение отметил: очень важно, что мы скажем миру о нашем диалоге. Это была действительно совместная мозговая атака. И мы здесь не боролись врукопашную, а думали вместе, и, я считаю, прорывы налицо. Надеюсь, наш председатель, резюмируя дискуссию, максимально «выжмет позитив».

Мейджор согласился со мной. Подводя итоги встречи, он сказал: «Это был откровенный, непринужденный разговор, а не набор формальных речей. Задавались непростые вопросы, на которые были даны ответы. В итоге разговора у нас у всех есть единое намерение работать вместе, чтобы содействовать интеграции Советского Союза в мировую экономику».