Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так, Дим, теперь пойдём на кухню еду искать.
Нашлась и еда. И плита работала. Он сварил кофе, сделал сэндвичи. Подумал и, сердясь на себя, налил ещё кружку, взял её и два сэндвича.
– Ешь, Дим, я сейчас приду.
И пошёл в рабскую камеру за кабинетом.
Беляк лежал на нарах и при его появлении вскочил на ноги.
– Чего тебе?
Он молча поставил в положенное место кружку и сэндвичи и повернулся уходить.
– Слушай, – дёрнулся, зазвенев цепью, беляк. – Хочешь убить – убей, но не издевайся.
Он обернулся.
– Это не издевательство, сэр. Это оптимальные условия содержания. И еда хорошая. Спокойной ночи, сэр, – и, не дослушав ответного ругательства, запер за собой дверь.
В кухне Дим спал, сидя за столом и положив голову с рассыпавшимися белыми волосами на руки. Он, ещё когда мыл его, удивлялся, какой Дим беленький. И худенький. Кровь на Диме тогда, к счастью, оказалась чужой. Во всяком случае, царапин и струпьев на маленьком тельце хватало, но, насколько он понимал, ничего опасного. Он вытащил Дима из-за стола и на руках отнёс в спальню. Откинул покрывало. Одеяло, простыни…
– Пап, ты здесь?
– Здесь-здесь, спи…
…Это там или уже сейчас? Неважно. Тим вздохнул и осторожно повернулся. И тут же так же вздохнул во сне Дим. Ну что ж, обошлось тогда, обойдётся и сейчас. Тогда…
…Тогда они долго просидели в этой квартире. Когда он был здесь с хозяином, ему слышались детские голоса. Почему и пошёл сюда, рассчитывая найти одежду для Дима. Дети здесь действительно были. Судя по оставшейся одежде, мальчик и девочка. Но девочка старше Дима, а мальчик моложе. Он обшарил кладовки, всё переворошил. Но нашёл. Ботинки, правда, опять оказались великоваты, но ненамного и на две пары носков сойдёт. И остального удалось набрать. Он одел Дима, оделся сам.
– Пап, а зачем мы уходим?
– Нам нельзя здесь оставаться, Дим.
– Здесь хорошо.
Он кивнул, помогая Диму застегнуть куртку. По его часам была ночь. Он выключил свет, осторожно отогнул угол шторы и выглянул. Да, ночь. В холле он оттащил к камину загораживающее дверь кресло.
– Стой здесь, Дим. Я сейчас.
И пошёл в рабскую камеру.
– Мало? Не натешился? – встретил его беляк.
Он сделал ложный выпад и, когда беляк шарахнулся, ударил его рукояткой пистолета по голове. Крови нет, но отключка надёжная. И уже с бесчувственного тела снял наручники и ошейник. Вытащил беляка в кабинет, положил на пол, расстегнул на нём рубашку и брюки. Вот и всё. Отлежится. И – он решил это ещё прошлой ночью, лёжа в кровати рядом с наконец-то спокойно, без всхлипов спящим Димом – достал и положил на стол деньги. Сутки они с Димом здесь жили, всем пользовались, взяли кое-какие вещи… надо заплатить за постой. Пусть беляк думает, что хочет. Когда тот очнётся, они будут уже далеко…
…Тим улыбнулся, не открывая глаз. Всяко потом приходилось. Когда убедился, что пришли русские, стал искать работу. Деньги, что ему на прощание дал временный хозяин, на удивление быстро стали пустыми бумажками. Последние сотни он отдал Диму играть. И сейчас вроде всё устроилось. Старый Серж сказал, чтобы он с утра зашёл поговорить о деле. Из-за тех денег, наверное. Конечно, если майор даст ему бумагу на Дима, будет совсем отлично. До Рождества работа у него есть, а если русские ещё на год останутся, то и с работой без проблем. Но сарай этот утеплять как-то надо. Если не придётся больше платить, то он сможет купить… Ну, Диму фрукты. Игрушки. И начнёт что-то делать с сараем. На летнюю, даже на осеннюю ночь печки хватает, а зимой… зимой придётся плохо. А если… а если попросить Старого Сержа помочь с жильём. Скажем… койка в казарме. Дим маленький, они улягутся. Правда, тот тип говорил, что если дознаются, как он Дима с собой укладывает, то за разврат мальчика отберут. Но это же он для тепла. А вообще-то… соврал в одном, так и в другом правды нет. Ладно. Майор обещал, что Дима не отнимут. Это главное. А в остальном он на всё согласен.
Отросшие волосы Дима щекочут ему щёку. Постричь надо. Весной он тогда здорово устроился. В разорённой парикмахерской взял машинку и снял Диму всё наголо. И себе. По-рабски. И уже отросло. У него самого мало заметно, а у Дима целая шапка. Ну, это не самое страшное. И, кажется, пора вставать. Затопить печку, вскипятить воды. Пока всё это сделаешь, и на работу пора. Хлеба он купит по дороге. Здесь из-за крыс ничего съестного держать нельзя.
Тим мягко снял с груди ручку сына и встал, укутал его, накрыл сверху своей курткой. И поёживаясь от предутреннего, ощутимо тянущего из-под двери холодка, занялся печкой.
Тетрадь сороковая
Алабама
Графство Эйр
Округ Гатрингс
Джексонвилл
Под утро Эркин разоспался и уже не слышал стонов и криков Мартина. Не проснулся он, и когда Мартин встал и пошёл на кухню.
Поставив кофе, Мартин заглянул в комнату для гостей, их несостоявшуюся детскую. И невольно залюбовался спящим. Эркин спал на спине, привычно закинув руки за голову, сползшее одеяло открывало грудь. Ну, до чего же красив парень! Уродится же такой…
– Эркин, – позвал он.
Эркин открыл глаза и сел.
– Что, утро?
– Да, – Мартин усмехнулся. – И кофе вот-вот готов.
– Ага, – ответно улыбнулся Эркин. – Чую.
Он спал в трусах и потому безбоязненно откинул одеяло. Встал и потянулся, сцепив руки на затылке. И снова Мартин не мог отвести взгляда от его точёного мускулистого тела.
– Ты чего? – спросил Эркин.
Мартин вздрогнул и отвёл глаза.
– Ничего. Иди кофе пить.
– Ага, сейчас.
Эркин отлично понимал, что это был за взгляд, но не сцепляться же ему из-за этого с Мартином. Это уж судьба у спальника такая. И когда Мартин ушёл, он наскоро потянулся, прогнав пару раз по телу волну, и оделся.
Когда он пришёл на кухню, Мартин уже разливал кофе.
– Значит, твёрдо решил? – спросил Мартин, едва они сели за стол.
– Твёрдо, – кивнул Эркин.
– И найдёшь – сразу уедешь, и не найдёшь – не вернёшься, так?
– Не будет мне здесь жизни, Мартин, – ответил Эркин.
– Остальные же остаются, – возразил Мартин.
Эркин пытливо посмотрел на него.
– Слушай, а ты сам что думаешь делать? Останешься здесь?
– В Джексонвилле
