По ту сторону свободы и достоинства - Беррес Фредерик Скиннер

и не должны приписывать поведение на благо других любви к другим. Действуя подобным образом, человек способен испытывать любовь или страх, верность или обязанность или иное ощущение, вытекающее из сопутствующих условий, ответственных за поведение. Человек не действует на благо других из-за чувства принадлежности и не отказывается действовать из-за чувства отчуждения. Его поведение зависит от контроля, осуществляемого социальной средой.

Если человека побудили действовать ради блага другого, можно спросить, является ли результат честным или справедливым. Соизмеримы ли блага, получаемые двумя сторонами? Когда один контролирует второго аверсивно, соизмеримого блага не существует, а положительные подкрепления можно использовать таким образом, что выигрыш будет далеко не равным. Ничто в поведенческих процессах не гарантирует справедливого отношения, поскольку количество поведения, вызванного подкреплением, зависит от условий, в которых оно появляется. В крайнем случае человек может получать подкрепление от других по графику, который стоит ему жизни. Предположим, группе угрожает хищник (мифологический «монстр»). Кто-то, обладающий особой силой или умением, нападает и убивает или прогоняет его. Группа, освободившись от угрозы, подкрепляет героя одобрением, похвалой, почетом, привязанностью, праздниками, статуями, арками триумфа и рукой принцессы. Некоторые действия могут быть непреднамеренными и тем не менее укрепляют героя. Какие-то, наоборот, намеренными – то есть героя подкрепляют, именно чтобы побудить взять на себя других монстров. Важным фактом в таких ситуациях является то, что чем больше угроза, тем большим уважением пользуется герой, который ее устраняет. Поэтому герой берется за все более опасные задания, пока его не убьют. Эти условия не обязательно являются социальными; они встречаются и в других опасных видах деятельности, таких как альпинизм, где избавление от угрозы становится все более подкрепляющим из-за возрастающей угрозы. (То, что поведенческий процесс может пойти не так и привести к смерти, – не большее нарушение принципа естественного отбора, чем фототропное поведение мотылька, которое имеет ценность для выживания, когда ведет мотылька к солнечному свету, но оказывается смертельным, когда ведет в пламя.)

Как мы уже видели, вопрос честности или справедливости часто не более чем вопрос хорошего воспитания. Речь о том, разумно ли используются подкрепляющие средства. Два других слова, которые давно ассоциируются с ценностными суждениями, хотя не так явно относятся к воспитанию, – это «должен» и «обязан». Мы используем их для разъяснения несоциальных условий. «Чтобы добраться до Бостона, вы должны (обязаны) следовать по маршруту I», – это просто способ сказать: «Если получите подкрепление, добравшись до Бостона, вы получите подкрепление, если будете следовать по маршруту I». Сказать, что следование по маршруту I является «правильным» способом добраться до Бостона, – это не суждение об этике или морали, а утверждение о системе автомобильных дорог. Что-то более близкое к ценностному суждению может показаться присутствующим в таком выражении, как «Вы должны (обязаны) прочитать „Дэвида Копперфилда“», что можно перевести: «Вы будете подкреплены, если прочитаете „Дэвида Копперфилда“». Это ценностное суждение в той мере, в какой подразумевает, что книга будет подкреплять. Мы можем сделать намек открытым, упомянув несколько доказательств: «Если вам понравились „Большие надежды“, следует (вы должны) прочитать „Дэвида Копперфилда“». Это ценностное суждение верно, если в целом верно, что те, кого подкрепляют «Большие надежды», подкрепляются и «Дэвидом Копперфилдом».

Слова «должен» и «обязан» поднимают более сложные вопросы, когда мы обращаемся к условиям, при которых человека побуждают вести себя на благо других. «Ты должен (обязан) говорить правду», – это ценностное суждение в той мере, в какой оно относится к подкрепляющим условиям. Его можно перевести: «Если вас подкрепляет одобрение товарищей, вы будете подкреплены, сказав правду». Ценность следует искать в социальных условиях, поддерживаемых в целях контроля. Это этическое или моральное суждение в том смысле, в котором этика и нравы относятся к общепринятым в группе практикам.

Это область, где легко упустить из виду условия. Человек хорошо водит машину благодаря условиям подкрепления, которые сформировали и поддерживают его поведение. Его традиционно объясняют, говоря, что человек обладает знаниями или навыками, необходимыми для вождения автомобиля. Однако их нужно проследить до условий, которые изначально можно использовать для объяснения поведения. Мы не говорим, что человек делает «должное», управляя автомобилем, из-за какого-то внутреннего ощущения правильности поступка. Мы, скорее всего, будем апеллировать к внутренней добродетели, чтобы объяснить, почему человек ведет себя хорошо по отношению к окружающим. И делает он это не потому, что окружающие наделили его чувством ответственности, долга, преданности или уважения к другим, – они организовали эффективные социальные условия. Поведение, классифицируемое как хорошее или плохое, правильное или неправильное, не обусловлено добротой или злобой, хорошим или плохим характером или знанием о правильном и неправильном. Оно вызвано условиями, включающими разнообразные подкрепления, в том числе обобщенные вербальные подкрепления «Хорошо!», «Плохо!», «Правильно!» и «Неправильно!»

Как только мы определили условия, контролирующие поведение, называемое «хорошим» или «плохим», «правильным» или «неправильным», различие между фактами и отношением к ним людей становится очевидным. Ощущения касательно фактов – не более чем побочный продукт. Важно действие по отношению к ним, а то, что они делают, – это факт, который можно понять, выяснив соответствующие условия. Карл Поппер[46] изложил противоположную традиционной позицию следующим образом:

Так, например, перед лицом социологического факта, что большинство подчиняются норме «Не укради», мы можем решить либо подчиниться ей, либо бороться; мы можем либо приветствовать тех, кто ей подчинился, либо бранить их, убеждая подчиниться другой норме. Итак, невозможно вывести предложение, утверждающее норму, решение или, скажем, политическую рекомендацию, из предложения, утверждающего факт, – иначе говоря, невозможно вывести нормы, решения, предложения-проекты или рекомендации из фактов.

Вывод справедлив в том случае, если действительно есть выбор «либо подчиниться норме, либо бороться с ней». Здесь автономный человек играет свою самую впечатляющую роль, но подчиняется ли норме «Не укради» или нет, зависит от вспомогательных условий, которые нельзя упускать из виду.

Можно привести несколько подходящих фактов. Задолго до того, как кто-то сформулировал «норму», люди нападали на тех, кто у них воровал. В какой-то момент воровство стало называться «неправильным» и наказывалось даже теми, у кого не воровали. Кто-то знакомый с подобными ситуациями, возможно пострадавший, мог посоветовать человеку: «Не воруй». Если он обладает достаточным авторитетом или властью, ему не нужно описывать условия. Более сильная форма, «Не укради», как одна из десяти заповедей, предполагает сверхъестественные санкции. Соответствующие социальные условия подразумеваются в «Старайся не воровать», что можно перевести: «Если стремишься избежать наказания, избегай воровства» или «Воровство – это неправильно, а неправильное поведение наказывается». Данное утверждение не более нормативно, чем «Если кофе не дает вам уснуть, не пейте его, когда хотите спать».

Правило или закон включают изложение преобладающих естественных или социальных условий. Человек может следовать правилу или подчиняться закону только из-за условий, на которые