Искусство и Кофе - Софья Ролдугина

— Попробую, — вздохнул Эллис и признался: — Давайте порассуждаем. Нищий сказал, что тот, кто вошел последним, воспользовался парадной дверью, а не черным ходом, как первый визитер, или окном, как та парочка. Обозначим последнего посетителя как «Икс». Этот Икс поднялся по крыльцу, неторопливо прошествовал в особняк, где и находится коллекция картин. Скорее всего, Икс открыл входную дверь ключом. Своим или украденным — это уже другой вопрос. Меньше чем через минуту Икс выскочил на улицу, как ошпаренный, забыв даже дверь прикрыть. Какие у вас предположения о том, почему события развивались именно так? — весело поинтересовался Эллис, переплетая пальцы замком и подпирая подбородок.

Сейчас детектив выглядел не то азартным игроком, не то полным дурного энтузиазма студентом, которого нерадивый профессор отправил вместо себя читать лекцию для младшего курса.

Я нахмурилась, собираясь с мыслями:

— Возможно, Икс увидел труп?

Эллис удрученно вздернул брови:

— Ну же, Виржиния, подумайте получше. То, что Икс увидел труп, и ребенку ясно. Скажу вам по секрету — наш славный доктор Брэдфорд после вскрытия заявил, что сторож был убит между двумя и тремя часами ночи. А последний визитер заявился ближе к утру, когда тело уже начало остывать. Ладно, попробую поставить вопрос по-другому: почему Икс вообще пришел в галерею?

— Украсть картину?

— Вполне вероятно, но удобнее было бы это сделать ночью.

— Чтобы проверить перед выставкой, на месте ли картина?

— Возможно, — детектив сыто улыбнулся, по-змеиному сощурив глаза. — Уже не столь очевидная версия, но прав на существование она имеет столько же. Предположим, что Икс — это Лоренс Уэст. Сам или по поручению отца он направляется в галерею и обнаруживает там пропажу картины — и свежий труп. Кстати, вот что бы вы сделали, оказавшись в таком положении?

— В положении трупа?

— В положении человека, нашедшего труп.

В голосе Эллиса не было и тени иронии. Я сдалась и ответила серьезно:

— Полагаю, что тотчас бы позвала «гусей».

— Это самое правильное, что можно сделать, — кивнул Эллис одобрительно и тут же скривился: — Но, увы, так поступают не все. Кто-то боится, что его обвинят в преступлении, для кого-то потрясение из-за страшной находки оказывается слишком сильным. Но вернемся к версии, что Икс — это Лоренс. Предположим, он видит труп, слишком пугается, чтоб позвать на помощь, выбегает из галереи и бежит до самого дома — потрясение, смятение чувств и все такое… Вряд ли в такой ситуации человек сможет изображать спокойствие и неведенье, верно?

— Верно, — согласилась я, скрепя сердце, хотя чувствовала в логике Эллиса какой-то подвох.

— А Лоренс Уэст, если, конечно, последним вошел именно он, вернулся домой, в свою спальню, и спустился к завтраку вместе с отцом и домочадцами. Как утверждала служанка, Лоренс был мрачен, однако на вопрос отца, не случилось ли чего-нибудь, ответил, что все в порядке — мол, ему просто приснился дурной сон. То есть, — Эллис наставительно поднял указательный палец, — Лоренс ни словом не обмолвился о том, что видел в галерее. Даже близким.

— Значит, он не был в галерее? — попыталась я опять мыслить логически, но Эллис только отмахнулся недовольно:

— Нет, нет, мы сейчас рассматриваем другую версию. Где Лоренс — не убийца, но очевидец. Не забегайте вперед, Виржиния. Итак, предположим, что все же Икс — это Лоренс. Он видел труп, знал о пропаже картины — но никому не рассказал об этом; возможно, даже солгал отцу, если тот действительно посылал его в галерею. На допросах Лоренс также упорно твердил, что всю ночь он провел дома, в своей спальне. Внимание, вопрос: если он лжет, то почему?

— Боится, что его обвинят в убийстве? — предположила я. Эллис хмыкнул.

— И упорствует даже после того, как это убийство повесили на его отца? Скверного же вы мнения о Лоренсе Уэсте, Виржиния. Мне он не показался трусом или негодяем, способным пожертвовать собственным отцом. Конечно, эмоциям и личным впечатлениям доверять не стоит, но тут и статистика на моей стороне: человек может молчать из страха перед наказанием, однако чувство вины делает молчание невыносимым. Подставить близкого — все равно что отрубить себе руку. Это возможно, но крайне болезненно, и мало кто способен хладнокровно проделать подобное. Однако есть одно исключение… — Эллис прикрыл глаза. — Иногда человек оказывается в таком положении, что ему приходится выбирать, какую из двух рук отрубить. Вы понимаете, о чем я?

Мне стало зябко.

— Вы имеете в виду, что Лоренс мог стоять перед выбором, кем из близких пожертвовать?

— Именно, — кивнул Эллис, не открывая глаз. — Это объяснило бы его молчание. До определенного момента. Вопрос в том, кто может быть Лоренсу настолько же дорог, как собственный отец — или даже дороже.

— Мать? — без тени сомнения предположила я, но детектив только хмыкнул:

— Виржиния, как вы представляете себе миссис Уэст в роли убийцы и воровки? Я бы не стал исключать этого полностью, но вероятность крайне мала. Итак, еще варианты?

— Друг?

— Возможно, если бы у Лоренса были друзья. Но все в один голос твердят, что он вел достаточно замкнутый образ жизни, жертвовал всем ради семьи.

— Тогда… — я почувствовала, что щеки у меня заливаются краской: — Может, он молчит ради своей возлюбленной?

— Тоже хорошая версия, — одобрил Эллис, довольно взглянув на меня. — Так или иначе, эта неизвестная персона очень близка Лоренсу Уэсту, если он хранит ради нее молчание. Назовем ее условно «Ди».

— Почему «Ди»? — я растерялась.

— Да потому что мне буква нравится, — ослепительно улыбнулся Эллис. — Итак, предположим, что Лоренсу очень дорог этот таинственный визитер по имени «Ди» — настолько, что Лоренс готов подставить собственного отца, более того, готов позволить отцу думать, что он покрывает убийцу — то есть его, Лоренса. Каково, а? Вздыхаете? То-то же. А теперь откидываем имена в сторону и оставляем только «Икс» и «Ди». Ди приходит первым, делает, что задумал, и исчезает. Затем появляются двое подозрительных типчиков с альбийским акцентом — скорее всего, профессиональные воры. Уходят они спокойно и быстро. Затем появляется Икс. Видит кровь, убитого сторожа, пустое место там, где должна быть картина — и в ужасе убегает. Судя по тому, что Икс открывает парадную дверь ключами, он имеет непосредственное отношение к галерее, а значит наверняка уже был допрошен… но промолчал о том, что видел, — Эллис вздохнул и подытожил: — И это возвращает нас к самому началу. Он либо боится быть обвиненным в преступлении, которого не совершал, либо не хочет своим свидетельством подставлять другого человека. Версии полностью равнозначные, но вторая мне нравится больше, — сознался Эллис. — Вот в этом и заключается, собственно, самая слабая часть моей теории. Достаточно велика вероятность того, что Икс тоже пришел в галерею не для встречи с Ди, например, а с преступной целью — украсть картину, испортить ее, поджечь галерею и прочее. Но интуиция подсказывает…

— А мне кажется, это не интуиция, а лень. Ведь если ваши «Ди» и «Икс» связаны, то найти их будет гораздо легче.

— Может, и так, — согласился детектив, виновато пожав плечами. — Думайте, как вам угодно. А мне, к сожалению, пора. Нужно показать нашему свидетелю хотя бы некоторых из подозреваемых. В первую очередь Уэста-старшего, Лоренса, реставратора — мисс Дюмон… да-да, и ее тоже, не надо так смотреть. Она же явно что-то скрывает!

— Но все предполагаемые преступники — мужчины, судия по описанию вашего свидетеля, — возразила я, и Эллис скис:

— Да, неувязка. Но все равно мисс Дюмон может что-то знать. А кроме нее под подозрением все потенциальные покупатели картины — я уже примерно составил список. Воров с альбийским акцентом найти будет проще, у меня есть кое-какие ниточки, за которые можно дернуть… Словом, буду работать и надеяться на то, что молчун, мистер Икс, все же заговорит.

Я полагала, что Эллис еще немного пробудет в кофейне, но он и впрямь убежал почти сразу, прихватив с собою два свежих пирога, с мясом и с печенкой. Георг немного поворчал, что, мол, такому нахлебнику и вчерашние, черствые сошли бы, но больше по привычке, чем всерьез злясь.

А меня отчего-то мучало ощущение незаслуженной обиды. Конечно, это прекрасно, что Эллис нашел время и заглянул, чтобы рассказать о ходе расследование. Только откуда тогда берется тоскливое чувство, будто он это сделал исключительно затем, чтобы отстранить меня от дел? Почему мне кажется, что главным в разговоре был не пересказ событий, а коротенькое замечание в самом начале?

…я зашел сказать, что вам лучше пока устраниться от расследования и не предпринимать никаких самостоятельных шагов…

Вот она, суть. А остальное — просто попытка подсластить пилюлю.