Кофе со льдом - Софья Ролдугина

Софья Ролдугина

История седьмая. Кофе со льдом

В холодные зимние месяцы самыми популярными напитками становятся согревающие — глинтвейн, грог, травяные сборы, теплые молочные коктейли и, конечно, кофе — ведь считается, что ничего не убережет замерзшего человека от простуды лучше, чем глоток чего-нибудь горячего, ароматного… Однако на самом деле простейший способ встретиться с леди Ангиной — это распарить горло, к примеру, пряным чаем, а потом наглотаться на улице морозного воздуха.

С другой стороны, вазочка с карамельным мороженым может оказаться приятным — и безопасным! — дополнением к вечернему чтению перед жарким камином.

И поэтому — если очень хочется — можно побаловать себя холодным десертом даже зимой.

Например, оригинальным кофе «Апельсиновый лед».

Для сервировки этого десерта нам понадобятся высокие прозрачные бокалы. На дно наливается три-пять столовых ложек апельсинового сиропа — по вкусу. Затем варится самый простой и очень крепкий кофе в турке и через бумажный фильтр переливается в бокал, заполняя его примерно до половины. Размешать кофе нужно тщательно, чтобы сироп не осел на дно. Далее следует измельчить лед и быстро добавить его в еще горячий кофе — так, чтоб свободной в бокале осталась только одна четвертая объема. Ее нужно заполнить взбитыми сливками. А сверху — украсить тертой апельсиновой цедрой и корицей.

Пьют «ледяной» кофе маленькими глотками либо через соломинку.

Если проглотить сразу слишком много — можно и застудить горло…

В Бромли, как и в любом большом городе, рано или поздно настает момент, когда отчаянно хочется приблизить наступление весны.

После достопамятного бала миновало уже почти три недели. За короткую оттепель хмурые дожди закатали нежный, воздушный пушок снега под ледяную корку. По городским дорогам было не пройти — автомобили и кэбы размесили такую отвратительную кашу, что даже лучшие сапоги через полчаса начинали промокать. Бромлинское «блюдце» в любую погоду укрывала плотная шапка смога — тумана, смешанного с гарью заводов и фабрик. Солнце почти не появлялось; кажется, последний ясный денек был на Сошествие. Природа словно забылась болезненным сном — зато светская жизнь била ключом.

Что ни день — то прием, или бал, или званый ужин, или поэтический вечер, или встреча клуба для избранных, или театральная премьера, или открытие новой выставки, или выступление в опере какого-нибудь редчайшей чистоты меццо-сопрано… Кого-то эта яркая карусель утомляла. Но были и те, кто ею искренне наслаждался — к примеру, блистательная леди Вайтберри. И, увы, она считала своим долгом приобщить меня к своим развлечениям.

Не то чтобы я не любила веселье… Но на плечах Эмбер не лежало управление огромным процветающим графством и элитарным кофейным салоном в придачу. А вот мне для того, чтоб соответствовать статусу леди, приходилось буквально по минутам выкраивать время из бесконечной ленты дел и обязанностей.

— Трудный денек, леди? — сочувственно поинтересовался Лайзо, когда автомобиль отъехал достаточно далеко от особняка Вайтберри, где продолжала звучать музыка, а талантливая «гостья из Романии» распевала сентиментальные романсы. Собственно, ради нее Эмбер и устроила прием; мне певица тоже понравилась, да и гости были все больше из нашего, узкого круга, но уже второй день я так отчаянно хотела спать, что боялась задремать прямо посреди очередной жалостливой песни.

А это, право, было бы неприлично и недостойно леди.

— Да, пожалуй. Весело, но слишком шумно, — рассеянно согласилась я с Лайзо. — Может, в другой раз я бы осталась до конца, но нужно еще просмотреть документы по судебной тяжбе насчет северной границы… Ох, и почему у меня такое чувство, будто мой адвокат подкуплен соперниками?

— Возможно, так оно и есть, — задумчиво предположил Лайзо. — Семейный адвокат — это хорошо, но если б я с кем судиться стал, и денег у меня было б в достатке, я б кого-нибудь из большой, солидной конторы нанял, кому с графиней сотрудничать для репутации полезно.

— Вам не следует рассуждать о таких вещах, мистер Маноле, это совершенно вас не касается, — устало напомнила я.

— Да, да, конечно, леди, прошу прощения, — тут же повинился Лайзо — без тени настоящего раскаяния.

В последнее время он все чаще играл роль понимающего и сочувствующего слушателя. Сначала я еще задумывалась о том, что нехорошо жаловаться слуге или обсуждать с ним великосветские сплетни. Но, как говорится, искушение приходит на мягких лапах, подобно бродячей кошке, и мурлычет так ласково, что рука не поднимается его прогнать, а потом сворачивается на коленях уютным клубком — и тогда пиши пропало.

Так и Лайзо.

Сперва я привыкла к тому, что он все время спрашивает меня о чем-то — вроде бы дежурные вопросы, вежливые, от которых можно отделываться пустыми отговорками, а в ответ — слышать какой-нибудь немудреный, но теплый комплимент. Маленькая слабость, почему бы не поддаться ей? А потом… Я и сама не заметила, как привыкла перебрасываться ни к чему не обязывающими репликами с Лайзо, коротая дорогу от театра до особняка на Сперроу-плейс или из кофейни — в загородный дом. Конечно, болтать со слугой — глупо и недостойно… Но я же болтаю иногда по утрам с той же Магдой? А чем хуже Лайзо — тем, что может поведать что-нибудь любопытное о премьере спектакля, на котором я побывала, или, истолковав какую-то из бесчисленных примет гипси, предсказать погоду на завтра? И, уж верно, нет ничего предосудительного в том, чтобы последовать ненавязчивому совету: «А завтра-то подморозит, леди — гляньте, какой закат красный. Вы б оделись потеплее, коли хотите с леди Клэймор в парке погулять… Простите великодушно, ежели не в свое дело лезу».

Проблема была в том, что этим Лайзо не ограничивался, а его советы порою… да что уж лукавить, почти всегда казались мне разумными. Я же привыкала быть откровенной с ним, хоть и чувствовала, что однажды об этом пожалею. Наверно, сейчас о моих текущих делах он знал ровно столько, сколько и управляющий, даже дядя Рэйвен был хуже осведомлен.

Оставался только один человек, за исключением Мэдди и Георга, который глубже, чем Лайзо, залез в мои личные секреты — Эллис. Ведь лишь ему я рассказала о Крысолове.

Который, к слову, за эти три недели ни разу не дал о себе знать. Растаял, как сон в ночь на Сошествие — и нет его…

Сердце отчего-то кольнуло.

— Леди, как ехать прикажете? — негромко окликнул меня Лайзо, прерывая цепочку невеселых размышлений. — Через низину, напрямик? Али кругом эту грязь объедем?

— Вам этот автомобиль потом мыть и полировать, вы и решайте.

Я с трудом проглотила зевок. Глаза слипались, как будто ресницы склеили воском.

— Тогда мимо рыночной площади поедем, по краю трущоб, напрямки то есть, — уверенно заявил Лайзо, скосив на меня глаза, и тихо добавил: — А то вы, леди, того и гляди заснете.

— Лучше о себе побеспокойтесь, — грозно ответила я, но рука уже сама собой потянулась к вязаному пледу, сложенному на свободном сидении: очень хотелось укрыться и подремать хотя бы сорок минут, пока мы будем добираться до особняка.

За стеклом замелькали белые мухи — опять началась метель. Мелкий снег, наверняка ужасно колючий — видимо, за то время, пока мы слушали певичку у леди Вайтберри, в Бромли опять вернулись морозы. А ведь только вчера было так тепло, что начали таять грязные, слежавшиеся сугробы в боковых переулках у Барбер-лейн…

Борясь со сном, я начала перечислять про себя наиболее срочные дела, составляя план работы:

«Перво-наперво следует просмотреть материалы по судебной тяжбе. Потом, возможно, нанять другого адвоката — у леди Абигейл были на примете надежные люди. И нужно еще решить окончательно, какой прием устраивать на мое двадцатилетие — традиции предписывали праздновать эту дату с размахом, но в особняке на Сперроу-плейс бал не проведешь, званый ужин в лучшем случае, к тому же хотелось придумать что-то оригинальное…»

Додумать эту очень важную — и сложную для сонного разума — мысль я не успела.

Автомобиль затормозил так резко, что меня швырнуло на спинку водительского кресла и крепко приложило. Ох, наверное, потом на плече синяк будет…

— Что случилось? — спросила я, прокашлявшись. Мы только-только миновали шумную даже в это время рыночную площадь и свернули на боковую улицу, чтоб срезать дорогу. Никаких экипажей или препятствий впереди вроде бы не было. Так почему же…?

— А чтоб я знал! — коротко и зло откликнулся Лайзо, явно проглотивший пару крепких словечек, не подходящих для общения с леди. Он был бледен. — Кто-то под колеса кинулся. Только б живой остался…

И тут дверцу у пустого сиденья рядом со мною дернули.

В проеме показалась неряшливо одетая женщина, кутающаяся в черный платок. Я прищурилась — и обомлела.