Кремлевское письмо - Ноэл Бен

— Он говорил мне об этом, но я не верила, — она явно волновалась.

— Здесь делают то, что надо, — мягко сказал Роун.

— Молчи, пожалуйста, ничего не говори, — она присела на край кровати и замерла, глядя в темноту. Потом встала.

Роун услышал шуршание одежды. Она скользнула под одеяло и легла на спину как можно дальше от Роуна. Время остановилось.

— У меня это первый раз, — наконец услышал Роун, и Би Эй прижалась к нему.

19

Тревога

Темп нарастал, подготовка становилась все напряженнее. Грузинский акцент Роуна был уже почти безупречен. Он разучил песни и танцы «своей» родины. Легенда была отработана до мельчайших подробностей. Родственники, даты рождений и смерти, годовщины — все это он знал назубок. Но главное, Бьюли сумел превратить его в грузинского крестьянина. Роун научился различать виды почвы, удобрения, стал разбираться в системах орошения и знал, как они влияют на урожай. Он мог отличить виноград, выросший в долине от винограда, выросшего на горном склоне. Его мускулы налились, как хотелось Бьюли.

За тридцать пять общих занятий они обсудили всевозможные стороны советской политики и разведки. Последние пять занятий ушли на изучение московского быта, начиная со схемы метро и кончая стоимостью проката лодки в Парке имени Горького. Особенно тщательно изучали личные документы, от паспорта до свидетельства о смерти.

Би Эй приходила к Роуну почти каждую ночь. Когда ей казалось, что Роун уснул, она тихонько открывала дверь, раздевалась и проскальзывала к нему под одеяло. Она не разрешала ему говорить да и сама молчала. Она избегала его взгляда днем, а ночью льнула к нему. Би Эй пришла к нему девочкой, но за ночи, проведенные с Роуном, быстро превратилась в женщину.

Три недели спустя после первой ночи она сказала Роуну: «По-моему я люблю».

Однажды утром Роун получил приказ явиться в кабинет врача. Священник сделал ему укол новокаина в левую руку. Пока они ожидали начала действия препарата, профессор Бьюли сделал Роуну несколько прививок на правую руку. Потом они привязали Роуна к операционному столу и прижгли то место на левой руке, где полагалось быть прививке от оспы. После этого Священник крепко зажал левую руку Роуна и щипцами вырвал ноготь большого пальца. Они сделали перевязку без всяких объяснений.

Занятия по привычному расписанию прекратились. Зато днем Роун впервые занимался с Печатником. Роун получил советское свидетельство о рождении, трудовую книжку, проездные документы и впридачу сто десять рублей шестьдесят: пять копеек.

Поздно вечером того же дня Роуну пришлось принять участие в уборке помещения, он, Уорд и Ханис подняли из подвала жену и дочерей Поткина в бессознательном состоянии и уложили их в мягко обитый деревянный ящик с пометкой «Фонд Тиллинджера — Арканзасский экспонат».

Когда Роун вернулся к себе, он увидел на кровати комплект новой одежды. Одежда была поновее и ярче чем та, в которой он ходил. Вошедший Бьюли объяснил, что это выходная одежда, для путешествия. Бьюли принес с собой фотографии его грузинских родителей и свежие фотографии и план Тбилиси. Роуну предстояло запомнить изменения.

На следующее утро Роун опять отправился к врачу, необходимо было сделать еще несколько прививок. Ему так же подготовили пластмассовый ноготь. Рана была еще слишком свежая, чтобы вживлять его, но Роуну разрешили рассмотреть его. Ноготь был наполнен ядом. В случае ареста Роун должен был прокусить ноготь и высосать яд. Смерть наступала почти мгновенно.

За ужином Уорд объявил, что скоро станет известен окончательный список тех, кто «пойдет». До тех пор все должны оставаться в своих комнатах и без приказа не выходить. Роун увидел, что Би Эй побледнела и посмотрела на него.

Следующие три дня Роун питался в своей комнате и выходил только для встреч с «Милой Элис». Они подробно обсуждали все, что касалось Полякова и письма.

Несмотря на продолжающийся инструктаж и ноготь — «стопочку», как его называли остальные, Роун совсем не был уверен, что его выберут. Он уже усвоил, что действия Разбойника непредсказуемы. Семь недель назад он был сыт по горло всей операцией и мечтал выйти из игры. Теперь все переменилось. Ему хотелось в Россию. Очень хотелось.

Поздно вечером Уорд зашел к Роуну.

— Ты кое-что должен узнать, — начал он. — Мы решили убрать Коснова на время из Москвы.

— До того, как прибудут наши?

— Примерно в это время, — он бросил на кровать конверт. — Вот список тех, кто едет.

Роун потянулся за конвертом, но Уорд остановил его.

— Успокойся, ты — третий в списке, но можешь подняться и выше. В пути возможны потери.

Роуну стало легче. Он обдумал слова Уорда.

— Разбойник? — спросил он.

— Все может быть, — Уорд протянул ему папку. — Здесь план московской квартиры Поткина. Изучи его хорошенько и подумай кого куда расселить. Продумай отдельную связь для каждого. Каждый будет посылать свои сообщения, и я не хочу, чтобы они знали, кто их принимает.

— А телефоны? — спросил Роун.

— Телефонов-автоматов в Москве нет. Нужна связь прямо из квартиры.

— И чтобы отправляющий сообщение не знал, кто его получит?

— Точно, — Уорд сидел на краю кровати, закинув ногу на ногу. Выждав немного, он спокойно сказал: — Если со мной что-нибудь произойдет, будешь действовать, как сочтешь нужным.

— Да я же очень мало знаю о деле, — запротестовал Роун.

— Ты знаешь почти столько же, сколько я. Если со мной что-то случится, с тобой свяжется агент, законсервированный в Праге.

— Почему ты не хочешь сказать все? — удивился Роун.

— Потому что я еще жив! — огрызнулся Уорд.

— Девушка идет? — поинтересовался Роун.

— А что?

— По-моему, она волнуется.

— И все?

— У нее нет опыта.

— У тебя тоже.

— Я просто подумал…

— Послушай, племянничек, если ты с ней трахаешься тайком, это еще ничего не значит. Мы сами выбираем нужных людей. Думать нужно было раньше, когда ты решил прихватить ее сюда.

Роун не нашелся, что ответить.

— Когда я уезжаю? — только и смог он спросить.

— Это зависит от сибирских метелей.

Уорд ушел. Роун вскрыл конверт и прочел список:

Разбойник

Уорд

Новичок

Проститутка

Фокусник

Эректор

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

20

Переход

На следующее утро вся группа собралась за завтраком. Когда с едой было покончено, Уорд объявил, что в течение ближайших суток станет известно, кто едет. Затем заговорил агент «Милая Элис».

— Все должны хорошенько уяснить, и те, кто поедет, и те кто останется, вы работаете на независимое агентство. Вы не связаны ни с одной страной. Подготовка происходила в Штатах, потому что у организаторов были такие возможности. Но страна могла быть любая. Вы действуете самостоятельно. Если в ходе операции возникнут проблемы, не вздумайте обращаться за помощью в западные посольства. Даже близко к ним не подходите. Это основное условие договора.

После этого инструктажа Роуна попросили спуститься в подвальное помещение. Там уже ждала агент «Дядя Моррис», а вскоре к ним присоединились «Милая Элис» и Уорд.

— Я хочу продолжить рассказ о Полякове, — начала агент «Дядя Моррис». — Когда он был с письмом уже в Москве, то ли Белый дом, то ли Даунинг-стрит, 10, узнали об этом. Естественно, они сразу связались друг с другом. И там, и там страшно разозлились и приказали ответственной за операцию спецслужбе остановить Полякова и забрать письмо.

Прошло почти две недели, пока с ним связались и приказали вернуть письмо. Когда он отказался, стали угрожать. Неделей позже он вернулся в Лондон и заявил, что его человек в Москве согласен вернуть письмо за миллион долларов.

— Звучит неправдоподобно, — заметил Роун. — Неужели он из-за денег отказывался от власти над Россией?

— Я дойду до этого. Поляков объяснил, что его человек боялся, как бы Запад открыто не отказался от письма. Это лишило бы его власти. Одновременно он чувствовал, что его план вызывает сопротивление. Не исключено, что ему пришлось бы покинуть Россию, а для этого ему нужны были деньги.

— Нелогично, — возразил Роун.

— Тогда мы еще не занимались этим делом, — сухо заметила «Дядя Моррис». — Я рассказываю только то, что сообщили нам. Во всяком случае, сошлись на половине миллиона. Поляков поставил условие, что в Россию за письмом он не поедет, так как, по его утверждению, этот человек обвинял его в манипуляциях.

Полякова изолировали. Пытались найти его жену, но она исчезла. Поляков должен был получить квитанцию о том, что требуемая сумма внесена в один из швейцарских банков, и написать записку. Эту записку предполагалось передать в Москве в обмен на письмо во время тайной встречи. Все шло по плану. В Москву послали агента, но он не вернулся. Через десять дней нам сообщили, что он был арестован людьми Коснова и совершил самоубийство.