Забытые крылья - Наталья Лирник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты ее не слушай, – веско сказала Лидия Ильинична. – Талант не каждому дается. И без него можно достойно жизнь прожить. А вот что от одного берега к другому тебя носит – это и правда непорядок. Какое-то направление нужно.
На кухонной скатерти в «деревенский», по определению Любови Николаевны, цветочек уже появились тарелка с пирожками, две кружки с дымящимся чаем и вазочка с конфетами.
– Ну да, им легко говорить, – злобной скороговоркой проговорила Света. – А мне что делать, если я не певица и не математик и никак не пойму, чем заняться в жизни?
– Сердце свое слушай.
Девочки переглянулись. На их взгляд, Лидочка выражалась чересчур расплывчато.
– А если мое сердце хочет только гулять и книжки читать? – хмыкнула Светка.
Издалека доносились вокализы, пропеваемые хрустальным голосом оперной примы.
– Значит, гуляй и книжки читай. – Лидочка достала большой таз, в котором обычно замешивала тесто, и теперь искала в шкафчике новый пакет с мукой, и голос ее звучал рассеянно.
– И в этом будет смысл моей жизни? – Светка уже улыбалась, но лицо ее выражало сомнение: маловероятно, что Любовь Николаевна одобрит такой вариант.
– Ты, главное, живи. Бог тебе, Фоня, дал жизнь, чтобы жить, а не чтобы мучиться. Каждый день живи – вот тебе и смысл.
Света закатила глаза и состроила гримаску, и Надя подавилась смехом. Лидочка, словно очнувшись от своего философского забытья, повернулась к столу и скомандовала:
– Так, чай выпили? Марш гулять! Некогда мне тут с вами. – И сыпанула в серое крапчатое брюхо большого таза тяжелое облако муки.
* * *
– Слушай, а кто она вам? – как-то спросила Надя подругу, выслушав очередную дозу ворчливых фантазий Галины Дмитриевны, которой не давала покоя фигура Лидочки.
Надина бабушка испытывала к соседям смешанные чувства: с одной стороны, уважение к достатку, стабильности и благородству занятий, с другой – некую классовую ревность. Что это за дела – в наши дни иметь прислугу?
– Не знаю. Домработница, наверно.
– То есть она зарплату получает? – уточнила Надя.
– Ни разу не видела. Отец ей, конечно, дает деньги на хозяйство. Она почти всем распоряжается, а себе и не покупает ничего. Пальто раз в пять лет, – равнодушно ответила Света. – А что?
– Да так, ничего. Просто необычно. Все как-то по-другому живут: ну там мама, папа, дедушка с бабушкой, дети. А так, чтобы с домработницей еще, я не встречала, – объяснила Надя.
– Ну да, наверно. Но она же как член семьи. Папа говорит, Лидочка его растила с детства. Служила с дедушкой на фронте, потом поселилась прямо здесь и всю жизнь живет.
– Зыкинско. Такая дополнительная бабушка с пирожками, – улыбнулась Надя.
– Ага, – задумчиво подтвердила Светка. – Своих детей нет у нее, вот и растит нас.
Надя бы дорого дала, чтобы в ее семье была своя Лидочка – домовитая, выдержанная, заботливая и, главное, умеющая все вокруг упорядочивать и пресекать любые раздоры хирургически коротким и быстрым вмешательством. Этот навык слабообразованной и никогда не читавшей психологических книжек Лидии Ильиничны был чем-то вроде магической способности: возник ниоткуда, затруднений не вызывал, а пользу приносил немалую.
Напряженность Надиной роли в вечном конфликте поколений могут понять только те, кто вырос в подобных семьях, пронизанных электрическими токами взаимной неприязни. Бабушка едва терпела маму и не упускала случая сурово ткнуть указующим перстом: вот это эгоизм, это – легкомыслие, а это просто неприлично. В глубоком детстве, поглощенная неустанным трудом по освоению речи, ходьбы и мелкой моторики, Надя этих выпадов почти не замечала. Научившись понимать слова, она стала обижаться за мать, плакала и пыталась защищать Марину, чем злила бабушку еще сильнее. Но когда бури взросления властно потребовали выбрать себе спарринг-партнера из мира взрослых, Надя почти с облегчением встала на бабушкину сторону. Добра и ласки там не было, зато имелись понятные правила игры – и, соблюдая их, она могла попробовать создать себе нормальную, как у людей, биографию.
Вошедшую в подростковый возраст Надю злил богемный неуют на Плющихе, частые сборища необычно одетых людей, подчеркнутое небрежение матери стандартными обязанностями: проверить дневник, приготовить еду, отругать, в конце концов. Марина занималась в основном собой и не скрывала, что летние месяцы, которые Надя проводит на даче с бабушкой, для нее становятся временем желанного отдыха. И это было еще обиднее на фоне идеальной семьи Зарницких, где взрослые занимались куда более возвышенными делами, нежели Марина, но при этом не забывали обеспечить детям и упорядоченный быт, и внимание, и стабильность. Отстраненность и непутевость матери ранили Надю почти до слез, и лето, проводимое в Кратове, где дома царила пусть суровая, зато понятная бабушка, а на соседней улице – восхитительные Зарницкие, у которых разрешалось пропадать целыми днями, а иногда и ночами, – да, лето было лучшей частью ее девичьей жизни.
Светка достаточно скептически отнеслась к Надиному плану выйти замуж на втором курсе, да еще и за одноклассника по художественной школе Вадьку Невельского, с которым они были знакомы с двенадцати лет.
– Куда ты спешишь? Тебе обязательно надо за него замуж?
– Свет, я люблю его. Он из хорошей семьи, стабильной, не то что у меня дома с Мариной. Мы рисуем оба, понимаем друг друга с полуслова. Я семью хочу.
– Залетела, что ли?
– Нет! – возмущенно отмахнулась Надя. – У нас все будет как положено.
– А жить где будете? У Невельских?
– Нет, что ты. У нас. Так всем проще. Мы среднюю комнату уже отдали Вадьке под мастерскую, а в моей живем.
– А Марина?
– Да что Марина? Она, как обычно, собой занята. Но говорит, что всем поможет, чем только сможет. – Надя недоверчиво вздернула правый угол рта. – Вот и посмотрим.
После свадьбы Надя перестала приезжать в Кратово. Она с головой погрузилась в созидание семьи, да и необходимость снимать дачу отпала – у Невельских была своя. Света, которая теперь жила в Москве, училась и активно тусовалась, куда-то запропала. Теперь она появлялась в заполненной хлопотами Надиной жизни необязательным пунктиром, а потом и вовсе исчезла, уехав за границу до нынешней весны, когда умерла бабушка Галина Дмитриевна.
Если люди дружат всерьез, то и двадцать лет спустя, встретившись, продолжают разговор с того места, на котором расстались. Происшествия, случившиеся за долгую жизнь, не меняют человеческой сути. Друг детства видит во взрослой солидной даме все ту же сметливую соседку по парте, которая давала списать математику, а в прошедшем огонь и воду суровом дядьке за сорок – предмет тайного обожания всех девочек класса.
Света вернулась и опять, как в детстве, стала для Нади глотком свежего воздуха. Сбежать от неприятностей последней весны именно к ней, именно в Кратово