Русский сын короля Кальмана - Вера Гривина

– Да, я сын короля Кальмана и его второй жены, русской княжны Евфимии, – признался Борис.

– Русской? – почему-то обрадовался король. – Моя прабабка, жена благочестивого короля Анри52, тоже была русской.

– Она приходилась родной сестрой моему прадеду, киевскому князю Всеволоду.

Эта новость, казалось, привела Людовика в восторг:

– Значит, мы кузены? Но зачем же столь высокородный рыцарь скрыл свое настоящее имя?

Борис тяжело вздохнул. Он был еще очень слаб и с трудом шевелил языком, однако не мог не удовлетворить любопытства французского короля.

– Потому что я – изгнанник.

– Изгнанник? Помнится, люди короля Гёзы искали какого-то самозванца, посягнувшего на корону их государя.

– Эти люди искали меня, но я не самозванец, а законный сын короля Кальмана и посягнул лишь на то, что отец Гёзы несправедливо у меня отнял.

Когда Борис закончил говорить эту длинную фразу, он тяжело дышал, пытаясь собрать разбегающиеся мысли, дабы при ответах на следующие вопросы не бросить тень на репутацию своей матери. Но Людовик сжалился, наконец, над больным.

– Кузену надо отдохнуть, – изрек он и поднялся.

Пожелав больному скорейшего выздоровления, король ушел, и почти сразу же появился Лупо с миской, над которой поднимался пар.

– Людовик, действительно, почти уморил мессира, – возмутился шут.

Борис после беседы с королем чувствовал себя таким слабым, что с трудом проглотить две ложки похлебки и сразу провалился в глубокий, похожий на забытье, сон. Когда же он вновь очнулся, то увидел рядом со своей постелью маленького круглого человечка в пышной чалме и ярком халате.

– Не надо пугаться, мессир рыцарь, – сказал кто-то густым звучным голосом. – Этот сарацин – мой лекарь.

К постели приблизился видный собой мужчина, лет чуть за тридцать, высокий и широкоплечий, с густой гривой черных волос.

– Я правитель Антиохии, князь Раймунд, – представился он.

– Очень рад, – ответил немного ошарашенный Борис, разглядывая наряд князя, сшитый из самых дорогих восточных тканей и украшенный огромным количеством золота, жемчуга и драгоценных каменьев.

По знаку Раймунда лекарь осмотрел больного, дал ему снадобье и, поклонившись, ушел. Антиохийский князь остался.

– Мессир Конрад в состоянии говорить со мной? – произнес он скорее утвердительно, чем вопросительно.

Борису ничего другого не оставалось, как кивнуть. Тогда Раймунд позвал слуг, и те внесли резное кресло. Усевшись поудобнее и подложив себе под бок подушку, антиохийский князь осведомился:

– Правда ли, что сир Конрад – венгерский принц?

Борису в голосе собеседника послышалось сомнение.

– Да, я сын венгерского короля, хотя возможно в это трудно поверить.

На лице князя появилась доброжелательная улыбка.

– Я верю рыцарю, и рад, что столь благородная особа почтила нас своим присутствием. Здесь мало знают о Венгерском королевстве.

– Я о Венгерском королевстве знаю много, но в основном понаслышке, поскольку жил с раннего детства в Киеве, где правят мои родственники по матери.

– В Киеве? – удивился князь. – А где это?

– На Руси.

Раймунд развел руками.

– Такая страна мне неведома.

Борис немного рассказал о своей родине. Раймунд слушал с большим вниманием и особенно заинтересовался отношениями русских князей с половцами. Узнав, что между ними бывают не только войны, но и союзы, он удовлетворенно кивнул.

– Если хочешь сохранить свои владения, надо уметь не только воевать, но и мириться с врагами, кем бы они не были христианами, сарацинами или язычниками.

Борис с ним согласился:

– Мудрый правитель даже в стане врага найдет себе союзника.

– Хорошо сказано, мессир Конрад! – воскликнул князь и, похлопав дружески Бориса по плечу, добавил: – Если мы так понимаем друг друга, не согласится ли мессир Конрад оказать мне одну услугу? Конечно же, эта любезность не останется без щедрого вознаграждения.

– Что же я могу сделать для князя? – растерялся Борис.

– Об этом мы поговорим потом, – сказал Раймунд. – Желаю благородному рыцарю Конраду скорейшего выздоровления и прошу о содержании нашей беседы не сообщать никому – особенно королю.

Борис невольно поморщился.

– У меня нет желания откровенничать с королем франков.

– А с королевой? – спросил Раймунд, пронзая своего собеседника острым взглядом.

– С ней тем более.

– И все-таки прошу мессира Конрада дать мне слово чести.

Как только Борис клятвенно пообещал молчать об этой беседе, Раймунд ушел. Едва замолкли за дверью шаги князя, как к больному явились слуги с довольно обильным ужином. Борис съел лишь кусочек мягкого мяса, зато выпил целый кувшин теплого молока с привкусом трав. Когда он заканчивал трапезу, появился Лупо.

– Как себя чувствует мессир Конрад?

– Неважно, – посетовал Борис. – Никогда еще я не был таким слабым.

– Лучше быть недолго слабым, чем всегда мертвым. Воины, не заболевшие под Атталией, вынуждены теперь добираться до Антиохии по побережью.

Борис был ошеломлен.

– А почему не по морю?

– Потому что на присланных константинопольским императором кораблях места хватило лишь королю, королеве, дамам, служанкам, тяжело больным воинам и мне, королевскому дураку. Об остальных крестоносцах позаботиться Господь.

– Но как Людовик мог бросить своих людей? – возмутился Борис.

– А вот так и мог – заговорил Лупо с едкой иронией. – Отплывая от Атталии, наш castus Regis53, или вернее сasus-Regis54, смотрел со слезами скорби на берег, где осталось почти все его воинство.

– Я не заметил, чтобы он скорбел.

– Сейчас ему не до брошенных на произвол судьбы воинов: он занят тем, что с утра до вечера и с вечера до утра завидует богатству антиохийского князя, не замечая при этом, что Алиенора завела с Раймундом шашни. Князь приходится нашей неугомонной королеве дядей, но у высокородных особ не принято обращать внимание на подобные мелочи. Кровосмешение для них – норма.

Борису очень хотелось узнать хоть что-нибудь об Агнессе, и Лупо угадал его желание.

– А малютка де Тюренн грустит, – сообщил шут.

– Почему грустит?

– Об этом знает только она сама. Возможно Агнесса переживает из-за постоянных придирок королевы.

У Бориса начали слипаться глаза, и он широко зевнул.

– Мессир Конрад желает отдохнуть? – заботливо спросил шут.

– Да, меня клонит в… – начал Борис и, не договорив последнего слова, уснул.

Глава 16

Ассасины

На следующий день Борису стало значительно лучше, а спустя еще шесть дней он почувствовал себя почти здоровым и даже решился на прогулку по городу в сопровождении Лупо. Через одну из садовых калиток они вышли на главную улицу Антиохии, где угодили в шумный людской поток. Здесь было много местных богачей, щеголявших в самых роскошных нарядах. Из носилок выглядывали увешенные драгоценностями дамы. Спешили по своим делам венецианские, генуэзские и пизанские купцы. Порядком обносившиеся за время похода рыцари короля Людовика прикрывали свою нищету кольчугами – они озирались, бросали подозрительные взгляды на греков, недоверчиво косились на армян и хмурились, если замечали магометанина в чалме.

Городская суета вначале подействовала на Бориса ошеломляюще. Потом он немного пришел в себя и стал рассматривать местные достопримечательности. В городе кое-что сохранилось еще с той далекой поры, когда Антиохия была богатой окраиной Римской империи: по бокам улицы стояли обветшавшие античные колонны из некогда белого мрамора, в домах угадывались перестроенные древние базилики, а на площади возле величественного собора святого Петра стояли полуразрушенные ворота с мозаичными и рельефными украшениями. От более поздней эпохи Антиохии достались возведенные императором Юстинианом55 толстенные крепостные стены с четырьмя сотнями башен. Зубчатый верх этого укрепления был виден в городе отовсюду.

Борис и Лупо почти миновали главную улицу города. Было очень жарко, и только буйно цветущие сады напоминали о том, что сейчас еще разгар весны. В воздухе витали благоуханные ароматы, которые, впрочем, забивались более сильными, но менее приятными запахами человеческого и конского пота, подгоревшей еды и прокисшего вина. Вонь, вопли торгашей, ржание лошадей, рев ослов – все это порядком утомляло человека, едва успевшего оклематься от тяжелой болезни.

Вытерев со лба густой пот, Борис предложил:

– Давай, Лупошка, уйдем туда, где потише.

Лупо потянул его за собой в широкий проулок, где они едва не столкнулись с невысоким, длиннобородым магометанином средних лет, в шитой золотыми нитями чалме, халате из тончайшего шелка и красных сафьяновых башмаках с острыми, загнутыми вверх носами. Он важно ступал в сопровождении двух слуг.