Русский сын короля Кальмана - Вера Гривина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да будет милостив Всевышний ко всем душам погибших в этом бою.
Послышался полный горести женский крик.
– Это графиня Тоннерская оплакивает мужа, – сказала Агнесса.
К де Виню подбежал его сюзерен, граф Суассонский, у которого лицо было покрыто ссадинами, а из-под шлема текла тоненькая струйка крови.
– Хвала Небесам, хоть ты, Ги, живой! А у меня половина ратников полегла, из них твоих семеро!
И, не смущаясь присутствием Агнессы, граф отпустил крепкое ругательство. Затем он удалился, гремя кольчугой, а де Винь обескуражено пробормотал:
– Теперь у меня не осталось ни одного ратника.
«Где же Векша?», – опять забеспокоился Борис.
Он огляделся, однако Векшу не увидел, зато заметил приближающихся короля и королеву. Свита венценосных особ состояла из одного Лупо. На голове шута белела повязка.
Де Винь попытался подняться.
– Не надо, не надо, рыцарь! – запротестовал Людовик. – Сиди!
Королева склонилась над Борисом.
– Что с ним? – спросила она у тамплиеров.
– Его жизни ничего не угрожает, – ответил Бурбутон.
Внезапно Людовик с гневом обрушился на жену:
– Вот чем все обернулось! Из-за прихоти королевы я потерял половину войска и лишился почти всей своей свиты!
– И своего дурака, – вставил Лупо.
– Я, король, вынужден был сражаться, как простой воин! – возмущался Людовик.
Шут снова влез:
– Дурак тоже сражался, как простой воин!
– Мое терпение заканчивается, дорогая! – шумел король. – Война – это не развлечение для дам! Как только мы доберемся до моря, я при первой же возможности отправлю вас домой. Собирайте бездельников со всего королевства, слушайте трубадуров и музыкантов, а здесь вам нечего делать! Дамы на пути по стезе Господней – это ненужная обуза и лишний соблазн для воинов!
Обиженная вспышкой мужа Алиенора изо всех сил старалась сохранить хладнокровие.
– Я подчинюсь воле короля, – тихо проговорила она.
Борису тем временем стало хуже, и он впал в забытье…
Глава 11
В пути
От сильного толчка раненый пришел в себя и открыл глаза. Вокруг были качающиеся бурые скалы на фоне серого неба. Повернув голову, Борис понял, что он едет в повозке. Болела голова, ныло тело, а в ушах назойливо звучал тоненький звон. Раненый невольно застонал, и тут же над ним склонился с лошади Лупо.
– Мессиру Конраду нужна помощь?
– Ты же не можешь убрать камни с дороги, чтобы меня не трясло, – проворчал Борис.
– Не могу, – согласился шут.
Послышалось ржание.
– Коня мессира Конрада я привязал к повозке, – объяснил Лупо.
Борис устремил взгляд на возницу в надежде, что это Векша, однако повозкой управлял крестьянин-обозник.
– А где Векша? – с замиранием сердца спросил раненый.
– Он погиб, упокой Господи его праведную душу, – ответил шут.
Бориса обожгло болью утраты и горечью одиночества. Так случилось, что за короткий период времени он потерял обоих слуг, хранивших ему верность многие годы, несмотря ни на какие обстоятельства. И Угрин, и Векша знали Бориса с детства; с их гибелью для него обрывалась последняя связь с далекой родиной.
Лупо, видя, как тяжело рыцарь переживает гибель своего оруженосца, учтиво отъехал в сторону.
Спустя немного времени, послышались крики:
– Сарацины!
– К бою!
– Вперед!
Возница остановил повозку.
– А ты не желаешь вступить в битву? – спросил раненный у сохраняющего спокойствие Лупо.
– Это не битва, а всего лишь стычка. Нет смысла рисковать головой, я ее итак едва не лишился.
Только теперь Борис заметил свежий шрам на лбу у шута.
«А ведь Лупошка спас меня от верной гибели. Кажись, с ним был еще кто-то».
– Спасибо тебе, Лупошка. Ты выручил меня.
– Это когда же? – недоуменно спросил Лупо.
– Когда в меня стрела попала.
– Ах, да! – вспомнил шут.
– А кто еще был с тобой? Я не успел разглядеть.
– Агнесса де Тюренн, – огорошил Лупо Бориса.
– Как же вы с двумя матерыми турками справились?
– Повезло нам. Primo44, сарацины слишком увлеклись, оставив незащищенным свой тыл. Secundo45, одному из них угодила в спину стрела его же собрата по вере. Tertio46, другого сарацина я и малютка де Тюренн одолели с Божьей помощью.
Борис проворчал по-русски:
– До чего ты дожил, Борис Кальманович? Девица тебя от гибели выручает!
Как только шум боя сменился победными криками, повозка тронулась с места, и Борис забылся глубоким сном. Разбудил его голос короля:
– Значит, жизнь рыцаря Конрада вне опасности?
– Рыцарь Конрад с Божьей помощью быстро пойдет на поправку, – уверенно ответил другой голос.
Открыв глаза, Борис увидел короля и магистра тамплиеров де Бара.
«За что мне столько чести?» – удивился раненый.
– Господь к тебе милостив, рыцарь Конрад, – сказал Людовик, заметив, что рыцарь очнулся.
– Милостив, – согласился Борис.
Людовик решил навестить раненого рыцаря Конрада потому, что испытывал стыд за свой недавний приступ гнева. Если чужеземец воспринял выходку короля, как ревнивый припадок (чем она в действительности и являлась), его надо было во что бы то не стало разубедить.
– Может, тебе что-нибудь нужно? – заботливо осведомился Людовик.
– Нужно – подал голос Лупо. – Рыцарь Конрад потерял в бою своего оруженосца и остался без слуг. Дозволь мне, Людовик, служить храброму рыцарю, хотя бы, пока он не оправится от ран.
– Служи, – согласился король. – Я обойдусь без дурака, тем более, что нам сейчас не до шуток.
Он пожелал раненому скорейшего выздоровления и ушел вместе с де Баром. Как только король и магистр удалились, Лупо засуетился вокруг повозки.
– Мессир Конрад наверное, устал лежать?
– У меня затекли спина и ноги, – пожаловался Борис.
Приняв с помощью шута сидячее положение, он увидел, что лагерь крестоносцев находится в бесплодной долине, среди голых холмов, а суровые скалистые горы остались на востоке. Дул холодный, пропитанный сыростью ветер.
«Видать, море уже недалече», – предположил Борис и поежился.
Лупо набросился на возницу:
– Эй, ты, куча дерьма! Хватит зад чесать! Разведи огонь, свари похлебку, поставь шатер! А самое главное – позаботься о мессире рыцаре!
Крестьянин бросился исполнять повеления. Он развел костер, расстелил недалеко от огня волчью шкуру, помог вместе с Лупо раненому перебраться на нее с повозки и начал варить похлебку. Пока готовилась трапеза, шут рассказывал Борису о последствиях памятного боя:
– Мы лишились немалого количества рыцарей, ратников, лошадей и мулов. Это чудо, что нас всех не перерезали, как цыплят! В таких ситуациях всегда ищут виновных, и наш добрый король взвалил всю вину на графа Мориенского. Будто не сам Людовик, исполняя волю королевы, устроил привал…
– Далеко ли еще до моря? – прервал его Борис.
– Нет, недалеко, но люди и лошади выбились из сил. Даже мулы падают от усталости.
Вскоре сварилась жидкая похлебка, в которой плавали лишь редкие крупинки, и не было ни капли жира. Лупо скептически посмотрел на булькающее варево.
– Если так кормят рыцарей, значит, скоро совсем станет нечего есть. И так уже полно голодных, – проговорил он, показывая глазами на стоящих неподалеку от их шатра троих обозников, которые благоговейно следили за паром, исходящим от похлебки.
– Они хотят подкормиться запахом нашей пищи, – отметил Борис.
– А ну, пошли прочь! – крикнул шут на крестьян, а когда те исчезли, сказал печально: – А на побережье мы попадем в зависимость от милостей греков и армян. Если же они не пожелают помогать нам, то доблестным воинам Христа придется поедать друг друга.
Подкрепившись, они отдали остатки пищи вознице. Когда Борис собрался немного вздремнуть, Лупо вдруг сказал ему с усмешкой:
– К мессиру Конраду гость пожаловал.
Повернув голову, Борис увидел де Шатильона. На красивом лице Рено было безмятежное выражение.
– Этому щелкоперу все нипочем, – проворчал Лупо.
– Приветствую тебя, рыцарь Конрад! – воскликнул де Шатильон.
– Здравствуй, Рено, – ответил Борис.
Устроившись на камне, Рено затрещал, как сорока:
– Я пришел поблагодарить тебя за помощь в бою. Со мной такое часто бывает – увлекаюсь, разя врага, и не замечаю опасности. Но какой же великолепный удар ты нанес! Копье пронзило сарацина и едва не выскочило из него!
Лупо откровенно морщился, слушая словоохотливого юнца, Борис же не спускал глаз с блестевшего на руке де Шатильона перстня. Заметив это, Рено припомнил, как он, будучи в стельку пьяным, залез по ошибке в чей-то шатер, а когда протрезвел, обнаружил у себя золотой перстень.
«Дьявол и преисподняя! Неужели я взял перстень у рыцаря Конрада?»
– Мессир Конрад интересуется этой вещицей? – заискивающе спросил де Шатильон.