Судьбы хуже смерти (Биографический коллаж) - Курт Воннегут

Тысячи и тысячи брались из колледжей, как 0'Хэйр и я (и Норман Мейлер) - единым махом призывались на действительную и, после проверки интеллектуального уровня, признавались годными для офицерского училища (а не для училища, так для летной школы, где готовили экипажи бомбардировщиков). Только офицерские училища тогда и без нас были укомплектованы, так что попадали туда лишь те, чьи родители имели связи.

Прошли мы подготовку в лагерях, и никто не знал, что с нами делать дальше. Вот и отправили нас обратно в колледжи на несколько месяцев по особой программе специализированного армейского обучения: на занятия мы ходили в форме, а чтобы повыситься в звании, и речи не было. В 106 дивизию 0'Хэйр попал из Алабамского политехнического института, а я из технологического колледжа при Корнеллском университете, но нас направили в университет Теннесси. (Распределение по колледжам делалось в спешке и бессистемно. Я слышал, целое подразделение собралось в каком-то университете сплошь из тех, чьи фамилии начинаются на букву X.)

Из колледжей нас снова позабирали, когда выяснилось, что армии, которой предстояла высадка в Европе, нужны пехотинцы, как можно больше пехотинцев. Вот так и вышло, что очутились мы с 0'Хэйром в лагере южнее Индиа-наполиса только что познакомились, разговариваем о том, о сем. В армии выдумали особую такую систему - "Поддержи товарища" называлась. Каждый рядовой обученный или капрал должен был выбрать себе во взводе новенького, чтобы с ним возиться, о нем заботиться, - у прочих на это времени не хватало. А новенький, само собой, тоже своему наставнику внимание оказывает, так что никто не будет чувствовать себя одиноким. (Эта система - "Поддержи товарища" - сильно напоминала затеянные много лет спустя свадьбы всех со всеми, их придумал служитель Солнца и Луны достопочтенный Мьюи, а совершались эти ритуалы в концертном зале на Мэдисон-сквер в Нью-Йорке.)

В сто шестой, прежде расквартированной в Южной Каролине, совсем не осталось ни рядовых обученных, ни капралов, их всех перебросили за океан сменить выбывших. Зато офицеры и унтер-офицеры остались при дивизии, все до одного. Так что дивизия испытывала нехватку исключительно в нижних чинах. Вот нас и привозили автобус за автобусом, и все - ребят из колледжей. Повыситься в звании и тут шансов было не больше, чем в университетах, куда нас пораспихала армия на специальное обучение. (Если не считать бомбардировки Дрездена, этот лагерь под Индианаполисом научил меня больше, чем все прочее, что со мною происходило, пока шла вторая мировая война.)

Нас с 0'Хэйром приписали к батальонной разведке, по шесть человек разведчиков было в каждом батальоне. Обязанности наши были такие: мы находимся впереди расположения части и выведываем, что там да как у противника, только чтобы противник не захватил нас в плен. 0'Хэйра отправили в разведку, так как его соответственно натаскивали в учебных лагерях. А меня, - наверное, по той причине, что вместе со мной прибыло личное дело из Корнеллского университета с записями о том, как я отличился во время офицерской подготовки, а кроме того, я ровным счетом ничего не понимал в оружии и в тактике пехоты, да к тому же, поскольку роста во мне всего-то шесть футов три дюйма, кто же на такую крошку обратит внимание! Насчет того, что никакой подготовки я, до того как попасть в пехоту, не проходил, я сказал одному 0'Хэйру, а то еще сочтут, что надо бы мне поготовиться, только этого недоставало! Кроме того, расставаться с 0'Хэйром мне вовсе не хотелось.

Одно было хорошо: лагерь Эттербери совсем близко от Индианаполиса, так что по выходным можно было ночевать в собственной постели и пользоваться нашей машиной. Но в один мой выходной умерла мама. А недель шесть спустя моя сестра Алиса произвела на свет первого в нашем семействе внука, было это примерно в ту пору, когда началась высадка на нормандском побережье (мальчишку - ему исполнилось четырнадцать - я потом усыновил, и двух его братьев тоже).

Так вот, послали, наконец, нашу задрипанную дивизию в Европу, и заняла она участок миль в семьдесят пять по фронту, когда немцы - ну и метель же разыгралась как раз в это время! - затеяли свое последнее за всю войну большое наступление. Немцы были в белых маскхалатах, а в нас стрелять легче легкого, потому что мы в шинелях цвета собачьего дерьма. Да и драться нам было почти нечем. Обещали нам сапоги для окопов, только мы их не дождались. А гранаты дали только зажигательные, других я не видел, - в общем, мы с 0'Хэйром представляли собой недурное топливо для костра. Ни одного танка американского или самолета я тоже не видел. Короче говоря, похожи мы были на эскадрон польских кавалеристов, которые в 1939 году с саблями наголо танки атаковали. Так что нас расколошматили. (Интересно, а кого бы не расколошматили?)

Много лет спустя Ирвин Шоу, написавший замечательный роман о войне "Молодые львы" (но так и не принятый в Американскую академию. Институт искусств и литературы), со всей прямотой сообщил мне, что про мою дивизию ему неизвестно абсолютно ничего. Хотя про все остальные он хоть что- нибудь да слышал. Зато в Индианаполисе с нашей частью носились, еще бы: мы были там как родные, ведь наш лагерь находился совсем рядом. На нас там как на героев взирали.

(А вот и другие тамошние герои - команда крейсера "Индианаполис", который доставил на Гуам первую атомную бомбу, сброшенную потом на Хиросиму. Этот крейсер потопят японские летчики-камикадзе, а из уцелевших, когда он пошел ко дну, большая часть достанется акулам, так вот живьем их и сжирали. Недурная война, а? Особенно если сравнить ее с театральными представлениями в режиссуре Рейгана и Буша, распоряжающихся бомбить маленькие страны, чтобы мы не слишком увлекались, следя за преступлениями ближайших друзей наших президентов да их партнеров по большому бизнесу.)

А мы с 0'Хэйром так и пребывали счастливой семейной парой весь плен... И после войны, уже женатыми, мы все равно друг о друге беспокоились, все ли в порядке, да как со здоровьем, и дети как, семья, - подшучивали друг над другом, общались, пока не пришла та минута вскоре после полуночи 9 июня 1990 года, навсегда она для меня останется жуткой. Потому что той ночью фронтовой мой товарищ умер.

Еще немного про Индианаполис - про город, не про крейсер.

Мне повезло, что я там родился. (А вот Чарлзу Мэнсону, тоже родившемуся в Индианаполисе[16], - нет. Подобно многим, ему вообще не повезло в том смысле, что он явился на свет.) Город этот обучил меня самым основным вещам и кое-чему еще, что тоже необходимо знать, причем сделал это лучше, чем все пять университетов, где я перебывал (Корнеллский, университет Батлера, Технологический колледж Карнеги, университет штата Теннесси, Чикагский университет). У нас в Индианаполисе было много бесплатных библиотек, и работавшие там мне, подростку, казались просто чудом начитанности - о чем ни спроси, все знают. А еще на каждом шагу попадались дешевые кинотеатрики или клубы, где можно было послушать джаз. Был у нас хороший симфонический оркестр, и я брал уроки у Эрнеста Микаелиса, первого кларнета. (Несколько лет назад, возвращаясь откуда-то из гостей, я оказался в одной машине с Бенни Гудменом. И с какой же гордостью я мог, не кривя душой, сказать ему: "А знаете, мистер Гудмен, я тоже в свое время играл на таком вот леденце с клавишами".)