Алые Евангелия - Клайв Баркер

Проспав почти двадцать шесть часов, Гарри медленно позволил своему ноющему телу привыкнуть к состоянию бодрствования, а после пользительной интерлюдии на внутренние дебаты поднялся с постели и с еще сонными глазами направился в ванную.

Пока вода обтекала него, Гарри представлял себе, что она смывает с него не только естественные масла, осевшие на его теле, но и события последних нескольких дней. И пока вода изо всех сил смывала воспоминания Гарри, его мысли обратились к ранам. Он посмотрел вниз и увидел, что его бедра выглядят почти полностью зажившими, хотя и понимал, что у него будет пара новых блестящих шрамов для демонстрации. — Обычное дело, — подумал он.

Спустя полчаса, приняв душ и одев чистую одежду, под которой удобно приладил полностью заряженный револьвер, он вышел на улицу и направился к дому Нормы. Ему было что рассказать. Ливень продолжал свой путь, а город засверкал в лучах позднего летнего солнца.

Его настроение было хорошим, даже оптимистичным, что было редкостью. Гуд, может быть, и соврал в кое-чем, но, по крайней мере, деньги в его сейфе были настоящими, и, благодаря им, Гарри, наконец, смог выплатить арендную плату, которую он задолжал как минимум за три месяца, возможно и за четыре, может быть даже позволит себе купить пару крепких туфель. Но после этого все вернется на круги своя.

Работая частным детективом, в чью карьеру периодически вторгались силы неподвластные ему, проблема заключалась не в том, что противоестественные силы оставляли его покрытым пылью и кровью, а в том, что они, как правило, оплачивали его труд не очень хорошо. Тем не менее, было неоспоримое удовольствие знать что-то о тайной жизни его любимого города, неизвестное другим людям, тайны, которые оставались неизвестными до самой смерти дорогих красоток, холодно смотревших на него в ответ на его восхищенные взгляды, или высокооктановых руководителей с их стрижками за тысячу долларов.

Нью-Йорк был не единственным городом в мире, в чьей крови была магия. Все великие города Европы и Дальнего Востока хранили свои секреты — более древние, чем мог похвастаться Нью-Йорк — но нигде в мире не было такой концентрации сверхъестественной активности, как на Манхэттене. Такие, как Гарри, натренированные заглядывать за восхитительные отвлекающие сцены, предлагаемые городом, практически везде могли видеть свидетельства того, что остров был полем битвы, где лучшие ангелы в человеческом обличье постоянно сражались с силами раздора и отчаяния. И никто не застрахован.

Не родись Гарри под счастливой звездой, он вполне мог бы оказаться среди бродячих городских провидцев, проводящих дни попрошайничая деньги на покупку какого-нибудь жидкого забвения, а ночи — в попытках найти место, где не слышны пения соперников, идущих по своим темным делишкам. В поле слышимости Гарри они всегда пели только одну песню — "Мальчик Денни"[21] — гимн смерти и слезливой сентиментальности, ее Гарри слышал так часто, что выучил слова наизусть.

По дороге к Норме он остановился в заведении "У Рюфферта" и купил там тот же завтрак, который он покупал каждый день, когда был в городе, на протяжении более двадцати пяти лет. Джим Рюфферт всегда успевал налить Гарри кофе, сдобренный сахаром и толикой сливок, к тому времени, как он добирался до прилавка.

— Гарри, дружище, — сказал Джим, — мы не видели тебя, по крайней мере, неделю. Моя жена говорит, что ты умер, а я: — Только не Гарри. Быть того не может. Гарри не умер. Он всегда будет с нами. Я же прав?

— Иногда так и кажется, Джим.

Гарри оставил немного денег в банке для чаевых — больше, чем он мог себе позволить, как обычно, — и вышел за дверь. Выходя из магазина, он столкнулся с человеком, который, казалось, очень спешил, хотя и не знал куда. Человек проворчал: — Не здесь — и незаметно сунул клочок бумаги в ладонь Гарри. После чего мужчина обогнул Гарри и продолжил идти вниз по улице.

Гарри последовал совету незнакомца и пошел дальше, ускорив шаг от любопытства. Он повернул за угол на более тихую улицу, не планируя конкретного маршрута и задаваясь вопросом, откуда за ним наблюдают, и кто, вынудив посыльного предупреждать его таким образом. Гарри проверил отражения в окнах на противоположной стороне улицы, чтобы понять, не следует ли за ним кто, но никого не увидел. Он продолжил идти, комкая бумагу в левом кулаке.

В двух третях квартала от него находился цветочный магазин под названием "Райский сад и Ко". Он вошел в него, воспользовавшись возможностью оглядеть улицу. Если за ним и следили, то это был не кто-то, как подсказывали его тату и инстинкт, из полудюжины людей, шедших следом за ним.

Воздух в цветочном магазине был прохладным, влажным и тяжелым, в нем смешивались ароматы десятков цветов. Мужчина средних лет с безукоризненно подстриженными усами, окаймлявшие линию рта словно третья губа, появился из задней части магазина и спросил Гарри, не ищет ли он чего-то конкретного.

— Просто смотрю, — сказал Гарри. — Я, эээ, люблю цветы.

— Ну, дайте знать, если что-нибудь приглянется.

— Будь спок.

Мужчина с идеальными усами прошел через занавес из бисера в заднюю часть магазина и сразу же начал разговор на португальском, который, по-видимому, прервал приход Гарри. Не успел мужчина заговорить, как его прервала женщина, тараторя в два раза быстрее и с явной яростью в голосе.

Пока продолжалась их жаркая беседа, Гарри бродил по магазину, время от времени поднимая взгляд, чтобы посмотреть — не заглядывает ли кто с улицы. Наконец, убедив себя, что за ним никто не шпионит, он раскрыл кулак и разгладил кусок бумаги. До того, как он прочитал хотя бы слово, он знал, что это от Нормы:

"Ко мне не ходи. Все плохо. Я в старом месте. Приходи в 3 ночи. Если зазудит — уходи."

— Послание? — спросил женский голос.

Гарри оторвал взгляд от бумаги. Он еле сдержал возглас "Боже!", когда увидел женщину. Три четверти ее лица представляли собой огрубевшую нечетко очерченную массу зарубцевавшихся шрамов. Оставшаяся четверть — ее прекрасный левый глаз и лоб над ним (плюс искусно уложенный парик, представлявший собой массу кудрей) — только подчеркивала на сколько ужасно было обезображено ее лицо. От носа остались два круглых отверстия; правый глаз и рот лишились ресниц и губ. Гарри сосредоточил свое внимание на ее левом глазу, а в ответ не придумал ничего лучше, как повторить ее же вопрос.

— Послание? — пробормотал он.

— Ага, — сказала она, глядя на клочок бумаги в его руке. — Хотите